Шестой международный Платоновский фестиваль искусств состоялся в Воронеже со 2 по 14 июня. Корреспонденты РИА «Воронеж» поговорили с художественным руководителем форума Михаилом Бычковым об итогах фестиваля, составлении программы и ежегодных рисках.
– Четвертый и пятый фестивали открывали новые форматы: в 2014 году это был парад театров, в 2015 – «Арт-Коммуна» и опен-эйр в «Белом колодце». В 2016 году принципиально новых вещей по формату не было – только Зеленый театр, в котором новым является само место, но не формат концерта под открытым небом. Что это – желание делать как можно лучше то, что уже есть, сложность придумать нечто новое или ограниченность бюджета?
– Все эти версии не отражают ситуации, так просто сложилось. Никто специально не придумывает форматы. Сначала возникает событие, и если оно требует какого-то нового формата, то мы ищем его. В данном случае все события вписались в уже имеющиеся рамки. У нас нет задачи, чтобы форматов было больше. Главное провести хороший фестиваль. А новое не всегда лучше старого.
– Наблюдали ли вы за дальнейшей судьбой зарубежных спектаклей, которые показали на фестивале впервые в России?
– Специально не наблюдал. В основном большая программа российских премьер была у нас именно в этом году, поэтому говорить пока рано. Посмотрим, позовут ли куда-нибудь спектакль «Сванхильд» или «Сплетение». Думаю, что не позовут, потому что времена сейчас тяжелые, и фестивали в трудном положении. В основном, если Платоновскому фестивалю удается что-то привезти, то это фактически оказывается единственной возможностью увидеть это в России. Но мы и не стремимся продвигать кого-то за пределами Воронежа, мы стремимся создавать интересную программу Платоновского фестиваля.
– Ценовая политика фестиваля год от года почти не меняется. Это принципиальная позиция – не увеличивать стоимость билетов?
– Я как художественный руководитель не влияю напрямую на решения о ценах на билеты. Но я считаю, что эта политика правильная. Люди не становятся богаче.
– Можно ли вообще фестиваль такого формата сделать самоокупаемым?
– Нет. Таких примеров не существует.
– Это нереально в России или вообще в фестивальной истории?
– Прежде всего, в России. Я думаю, что существуют фестивали, которые собирают сотни тысяч зрителей, готовых платить за билеты сотни евро.
– То есть причина в платежеспособности аудитории?
– Причина в уровне экономического и социального развития нашей страны.
– Июнь был дождливым, дождь лил в течение всех опен-эйров. В будущем это будет как-то учтено? Не натолкнуло ли это на мысль вообще отказаться от мероприятий под открытым небом?
– А как это может быть учтено? Можно сделать крытые зоны, но тогда это уже не будет опен-эйром. Мы не можем заведовать погодой, поэтому это риск, который все принимают на себя. Нервов этот дождь потрепал немало, переживаний доставил очень много. Но отказаться от концертов под открытым небом сложно. В любом случае, у нас нет ни быстровозводимых шатров, ни вертолетов, ни специальных реагентов, чтобы разгонять тучи. Платоновский фестиваль – это, в первую очередь, команда людей, делающих программу. Наши возможности не безграничны.
– Какова дальнейшая судьба нового логотипа фестиваля? По вашим наблюдениям, «сработал» ли он лучше предыдущего (вы говорили, что плакаты с прежним логотипом не всегда замечали)?
– Мне кажется, что какую-то положительную роль он сыграл и придал прошедшему фестивалю индивидуальное визуальное выражение. Но это явно не универсальный логотип, не окончательный образ, который останется с фестивалем навсегда.
– А рекламное лицо актера Александра Фильченко будет дальше использоваться?
– Это был первый шаг в новую для нас область, возник такой образ-персонаж. Наверное, это могло бы иметь продолжение и развитие, но об этом мы будем думать позже. Мне кажется, его появление дало дополнительные приятные нюансы нашей рекламной кампании. Он помогал, когда нужно было сообщать людям скучные информативные вещи – о продаже билетов, об аккредитации, о скидках в отелях. Он работал честно, как мог. Дальше – посмотрим.
– В 2014 году вы покинули пост директора фестиваля и стали заниматься исключительно программой. Ваша роль – общий контроль над всеми программами, или вы стараетесь по максимуму лично участвовать в наполнении каждой из них?
– В основном, программа формируется по моей инициативе. Я могу дать задание кураторам направлений, чтобы они посмотрели, что интересного и нового появилось, например, в финском или венгерском театре. Они это мониторят и показывают результаты мне. Также ежегодно наши координаторы узнают, что возникло нового, связанного с Платоновым. Но по сути я решаю лично, как по содержанию будет наполняться программа по каждому из направлений, в какую сторону мы будем двигаться дальше, что будем продолжать пробовать из того, что не получилось в прошлые годы, какие новые направления в музыке или театре будем открывать для воронежской публики. То есть моя работа – не выбор из предлагаемого кем-то, а настоящее ежегодное сочинение на тему мирового искусства. Самая коллективная часть составления программы – это «Музыка мира». Здесь мы устраиваем мозговые штурмы, на которых свои идеи озвучивают буквально все работники дирекции. Эта программа огромна по количеству стилей, направлений, стран, поэтому мы выбираем из всех возможных вариантов. Что касается академической музыки, выставочной и театральной программы, у меня есть свое представление о том, что должно попасть на Платоновский фестиваль. Это художественная политика, которую я выбрал на старте фестиваля и осуществлял последовательно год от года. Мы идем по определенному пути, постепенно расширяя представления нашей публики о том, что такое искусство России и Советского Союза первой половины XX века, эпохи Платонова, насколько оно сложно, разнообразно по своим проявлениям. И одновременно увеличиваем долю современного искусства, которое отражало бы сегодняшний день. Мне кажется, все это происходит достаточно удачно. Не без затруднений, конечно, не получилось вот из Русского музея привезти Петрова-Водкина. Еще кое-что пока не получается, но появляются и новые возможности.
– Вы сказали, что подбор музыки мира – это мозговой штурм. А вы помните свою первую реакцию, когда услышали корейскую группу Jambinai? Потому что равнодушных точно не было – публика разделилась 50 на 50, одни зажимали уши, а другие танцевали и наслаждались.
– У нас в дирекции тоже были разные впечатления. Это совершенно не моя музыка – я бы не стал такое слушать в машине или дома – но я сразу почувствовал, что это интересно. Это именно то направление, которое, на мой взгляд, и является Музыкой мира – когда современные музыканты передают свое ощущение от мира и жизни на народной, фольклорной основе. У Jambinai это, безусловно, есть. И сам Восток, и природа восточной музыки, построенной на совершенно других законах, чем европейская музыкальная система, очень интересны. Я предполагал, что это не мягко польется в уши, ежедневно атакуемые из медиа сладкой попсой и инди, что, конечно, это будет сложно. Но это любопытно и талантливо, поэтому я всегда был за корейцев.
– Есть какие-то вещи, которых точно никогда не будет в программе Платоновского фестиваля? Например, может ли в его афише однажды появиться современная рок-музыка?
– Я боюсь ставить какие-то заслонки, но какой смысл нам привозить рок-музыкантов? Одновременно с нашим концертом в «Белом колодце» проходил фестиваль рок-музыки «Чайка». Зачем нам отбирать у кого-то хлеб? Так или иначе, наши проекты не самоокупаемые, в отличие от коммерческих рок-фестивалей. Наши фестивали носят просветительский характер, поэтому они не обязаны нравиться, они должны открывать что-то для людей, к чему-то их приучать. Самая главная наша цель – чтобы люди понимали, что мир разный, искусство бесконечно разнообразно, а новое не обязательно должно отторгаться – можно впустить его внутрь и послушать, найдет ли это отклик в тебе, пусть даже через усилие. К тому же, это очень интересно – послушать, как звучит гвинейская кора, шотландская скрипка. Может быть, придут другие люди и начнут привозить рок на Платоновский фестиваль, но пока, мне кажется, в этом нет необходимости. Мы еще так мало знаем об окружающей нас мировой культуре, впереди много открытий.
– А как было с арт-центром «Коммуна» – программа этой площадки тоже наполнялась мозговым штурмом? Может быть, молодая команда предлагала вам варианты, а вы только контролировали итог?
– Молодая команда – это, конечно, красивый образ, но Шишкин-Хокусай, AES+F и проект «Сокровенный» – это был мой выбор, центральной выставкой «Незавершенный Эйзенштейн» занималась координатор визуальной программы Тамара Цыганова. Молодая команда выбрала «Самое Большое Простое Число» для афтепати, они же поддерживали своеобразную атмосферу в арт-центре. Организационно в «Коммуне» все очень непросто – молодая команда опять поднимала ее из руин, выстраивала все заново.
– Кто работал над оформлением арт-центра?
– В 2016 году к работе дирекции подключилась дизайнер Камерного театра Тамара Аркатова, которая сделала буклет фестиваля, а в основе всей визуальной кампании лежит проект Стаса Неретина. В «Коммуне» фактически все придумывалось с учетом того, что хорошего там было в прошлом году, и того, что мы бы хотели там улучшить.
– Если в 2017 году «Коммуна» по-прежнему останется с фестивалем, то будут ли там проходить концерты? Все-таки акустика там совсем не музыкальная.
– Да, это так. Но что делать? С одной стороны, люди хотят там быть. С другой, слушать там музыку не получается. Наверное, можно пробовать проводить концерты на уличной сцене, но вы же сами говорили о дождливом июне. Так что это тоже определенные риски.
– Если в 2017 году «Коммуны» не будет, вы попробуете сделать новый подобный арт-центр? Или все-таки «Коммуна» сама диктовала такой формат, а в других местах он может не сработать.
– Будем искать, конечно. Отказываться от молодежного арт-центра с неакадемической программой не хотелось бы. Эта часть аудитории очень важна для фестиваля, и я настроен на то, чтобы она расширялась.
– Каждый год в программе присутствуют вещи, непривычные для воронежского зрителя по самой своей форме – например, в 2016 году множество споров вызвали «Идеальный сад», «Крокодил-обманщик», видеоарт от AES+F. Нет ли желания усилить работу в этом направлении, увеличить объем подобных вещей? Не думали ли вы о том, чтобы приглашать не только театральные коллективы, но и, например, современных художников-акционистов, привнести в программу форума перформансы?
– Нет, не думал. На мой личный вкус (а пока именно он определяет программу фестиваля), синтетические проекты на стыке разных видов искусства, где может соединиться кино и хореография или музыка, театр и цирк, – гораздо талантливее и выразительнее, чем акции современных российских художников. Просто по качеству, по уровню, по масштабу. Может быть, это мое заблуждение, но мне кажется, что это более интересная часть современного искусства, чем акционизм.
– В программе фестиваля каждый год обязательно присутствует что-то связанное с Платоновым. Возможно ли, что через несколько лет вы вообще откажетесь от этой темы, фестиваль продолжит носить имя Платонова, но будет показывать уже совершенно другие вещи?
– Я очень надеюсь, что этого не произойдет. Это может случиться только в одном случае – если почему-то сегодняшние музыканты, артисты, художники и режиссеры перестанут создавать что-то, связанное с наследием Андрея Платонова. Мне кажется, что Платонов – не умирающее имя в мировой культуре, а набирающее обороты. И чем дальше, тем, я надеюсь, больше и больше современные художники будут в тех или иных формах переосмыслять платоновское творчество. При этом платоновская составляющая необязательно должна разрастаться. Просто мы будем выбирать более тщательно. Перед нами не стоит задача создать мемориальный фестиваль. Наша цель – не пропустить все значительное, что создается на основе творчества Платонова, а самое главное – создать большой и интересный фестиваль искусств. Надеюсь, Платонов останется в нем не только в названии.
– У фестиваля очень значительная просветительская роль, горизонты искусства постепенно расширяются перед воронежской публикой. Возможно ли, что однажды Платоновский фестиваль выведет зрителей на такой уровень, при котором программа форума будет на 99% состоять из современного искусства?
– Мне этого не хотелось бы. Наоборот, хочется, чтобы Платоновский фестиваль был фестивалем для людей всех поколений – и для тех, кто продолжает слушать Рахманинова, Прокофьева и Шостаковича, и для тех, кому интересны самые смелые поиски современных художников. И книжная ярмарка, и театральная, и музыкальная программы ни в коем случае не должны сужаться. По единодушному признанию всех наших гостей, главное достоинство Платоновского фестиваля – в его многообразии, и конечно, его хотелось бы сохранить.
){kind=link}