Работы Яна Посадского упоминаются в воронежских СМИ с завидной регулярностью. Кажется, художник не пропустил ни одного громкого городского события, несколько раз попутно нарвавшись на административные штрафы. «Воронежский Бэнкси», как называют его в соцсетях, «высказывается» на стенах, заборах и асфальте, не скрывая лица, его адрес известен половине города.
Корреспондент РИА «Воронеж» побеседовала с 23-летним Яном Посадским о его творчестве, отношениях с властями и правоохранителями и месте искусства в городской среде.
О граффити
– Давайте раз и навсегда проясним: граффити – это молодежная субкультура, вроде эмо или готов. Граффити – это когда Театр оперы и балета обнесли забором для ремонта, а наутро там появилась стилизованная надпись. Это послание для своих – вот какие мы крутые, нас никто не поймал. Я такими вещами не занимаюсь. Поэтому обращаюсь ко всем журналистам: пожалуйста, пишите «работы», «стрит-арт», «объект», «надпись» – если это действительно надпись, – но не «граффити».
О семье и зарождении таланта
– Я родился в Тамбовской области, в Мичуринске. Мою семью сложно назвать творческой: мама –бухгалтер, отец – капитан милиции. Все свое детство я любил рисовать, ходил в художественную школу. В шестом классе загорелся идеей стать архитектором: в моем окружении таких людей не было, и мне казалось, что это очень интересная и важная профессия. Мичуринск – небольшой город, поэтому, когда встал вопрос, куда идти учиться дальше, я переехал в Воронеж. Пять лет жил в общежитии, учился в ВГАСУ. Сейчас поступил на первый курс магистратуры. В старших классах нашел для себя интересную манеру рисования, похожую на книжную иллюстрацию: дотворк, рисунок точками. Одна знакомая подсказала мне, что эту технику используют в татуировке. Я подумал: «Ух ты!» – и уже через год работал в тату-салоне. Набил больше 30 эскизов, но перестал успевать с учебой, и тату стало фрилансом, а потом и вовсе отошло на второй план.
Архитектору важен навык владения художественным искусством, поэтому я продолжал рисовать параллельно с учебой. Рисовал по методу теста Роршаха: малевал на листе бумаги хаотичные линии, а потом искал в них силуэты, дополнял, оцифровывал и заполнял цветом. Так из закорючек получались портреты и фантастические персонажи. Мне необходимо выражать свои мысли не только словами, но и знаками, символами.
О «Дай пять»
– «Дай пять» – это культурный центр на дому. Перманентный квартирник. Это и мастерская, и квартира. Я здесь живу, здесь устраиваю вернисажи, выставки, мастер-классы, кинопоказы и культурные тусовки. Одна комната была мастерской и спальней, во второй жил мой друг Миша Гудвин (сейчас он перебрался в Москву, но участвует в жизни «Дай пять» дистанционно), а самую большую комнату отдали под общественное пространство. Пятницкого, 52, квартира пять – пять-пять-пять, такая нумерология. А еще «Дай пять» – это такой универсальный жест, ассоциирующийся с юным и амбициозным поколением, отсюда и название.
Двор на Пятницкого – действительно уникальное место. В двух шагах от главной улицы города не слышно шума машин, спеет вишня, а в палисаднике местный сторож высадил помидоры. На крыше стоящих рядом гаражей компания молодежи снимает музыкальный клип, а из-за забора выглядывает пафосный отель.
– Все квартиры в доме принадлежат нескольким хозяевам, они их сдают. Так что проблем с соседями у меня нет. Ремонт здесь я делал сам: красил стены, обставлял мебелью. На мероприятия мы зовем весь город, приходят 300, 400, иногда и 800 человек. Многие даже не понимают, что это жилая квартира. Как в этом жить? Нормально, если понимаешь, зачем тебе это. Наш формат не предполагает прятать личные вещи. Остается просто следить за порядком, чтобы люди не сильно «балаганили». Я не курю и перестал употреблять алкоголь, когда понял, что не хочу, чтобы наши гости здесь пили.
О паблик-арте
– Бакалаврскую работу я писал на очень важную, как мне кажется, для Воронежа тему: «Возможности паблик-арта для гуманизации городской среды». Это очень отдаленно касается профессии архитектора, но это то, что меня сейчас интересует. Паблик-арт может быть различных форм: скульптура, стрит-арт, перформанс, флешмоб, акционизм. То есть любые объекты искусства в городском пространстве. У меня получилось вписать личные интересы в свою специализацию. Работа «Время» на полуразрушенном заборе – о сохранении культурного наследия – вошла в мой бакалаврский проект. Другая часть работы пока остается невоплощенной: это проект преобразования верхнего яруса Северного моста в пешеходный променад. От Остужева можно было бы прогуляться до Центрального парка среди объектов искусства, дополненных малыми архитектурными формами – скамейками, клумбами с цветами. Можно было бы перенести туда старый трамвай и сделать из него беседку – это уже тема общественного транспорта. Третья тема – экологическая: надпись «Течение» на волнорезе Чернавского моста.
Художник или вандал?
Ян Посадский размещает свои работы на улицах Воронежа. В качестве портфолио использует личный аккаунт Instagram.
В СМИ отметили его работы «Вонеж», «Не докапывайся», «Мы живем, под собою не чуя страны», «Хлеба и зрелищ». Последняя просуществовала всего восемь часов – надпись закрасили, а художнику пришлось объясняться перед полицией. Корреспондент РИА «Воронеж» попросил прокомментировать деятельность Яна Посадского в пресс-службе мэрии.
– То, что принято называть уличным искусством, в том числе работы Яна Посадского, находится фактически за пределами регулирования. С одной стороны, по всем формальным признакам – это банальный вандализм, порча имущества, нарушение правил благоустройства. Если подходить только формально, то автора каждый раз следует привлекать к административной ответственности, он должен устранять или возмещать расходы на устранение последствий своего творчества. С другой стороны, это, очевидно, не просто поступок из хулиганских побуждений. Его работы для человека, погруженного в текущую информационную повестку, несут определенный смысловой посыл, идею. Возможно, они даже отражают мнение какого-то процента горожан, хотя выполнены без того художественного профессионализма, который характерен, например, для академической школы.
Только время в итоге рассудит, было это искусством, акционизмом или вандализмом. Но одно дело, когда художник «продает» идеи, воплощенные на своем собственном холсте, а другое, когда использует для этого чужую собственность или общее имущество всех горожан. Не факт, что кто-то сейчас обязательно будет рад, если Ян Посадский без спроса «облагородит» свежеотремонтированную стену в чужой квартире, даже если через 100 лет, возможно, благодаря этому цена ее возрастет кратно. А может и не возрастет, кстати.
Часть работ автора появлялась в Центральном районе, руководитель управы которого – самый «граффити-френдли» префект в Воронеже. Здесь реализовано очень много хороших проектов: это и Петр I на подпорной стене съезда на набережную Массалитинова, и серия «Эволюция» на стене вдоль железнодорожных путей от путепровода на проспекте Революции, и граффити с героями мультфильмов Wizart Animation на Никитинской. У управы и вовсе не будет претензий к художнику, если он будет реализовывать свой талант не хаотически, а начнет советоваться. К тому же все прямые контакты коллег у него есть.
Цензуру никто вводить не собирается, а некоторые работы Яна Посадского действительно интересные: например, прекрасный ключ Столля, цитата Мандельштама. Их идея вполне понятна большинству образованных людей. Другие – сиюминутные, понятны только в контексте конкретного события.
В работе «Хлеба и зрелищ» лично я, например, не вижу никакой художественной ценности, никакого мастерства или труда живописца – это просто шрифт без засечек, но в ней есть идея. Впрочем, она может быть совершенно не близка собственнику забора, на котором была без спроса реализована. Работа на опоре Чернавского моста вообще ничего кроме хайпа не несет, рассчитана исключительно на интерес СМИ. Все знают, каким напряженным трудом людей, какими организационными усилиями всех уполномоченных органов ведется борьба с причинами неприятного запаха в Воронеже. Эта деятельность и трудна, и результативна: острота проблемы значительно снижена по сравнению с тем, что было раньше, а подобные граффити просто обесценивают работу людей и даже оскорбляют их.
Поэтому не стоит удивляться тому, что те или иные граффити могут быть закрашены: либо целенаправленно собственником объекта, либо в рамках борьбы с другими рисунками. Впрочем, и расстраиваться тут будет не из-за чего: это даст автору дополнительные упоминания в СМИ.
При этом все мы знаем про теорию разбитых окон (криминологическая теория, рассматривающая мелкие правонарушения не только как индикатор криминогенной обстановки, но и как активный фактор, влияющий на уровень преступности в целом. – Прим. РИА «Воронеж»). Если рисовать на стенах позволено одному (пусть и известному акционисту, работам которого СМИ дают максимум паблисити), то почему другому нельзя нарисовать то, что он хочет, и там, где он хочет. Сейчас муниципалитет борется с откровенно незаконными вещами: неприличными или запрещенными изображениями, матом, рекламой наркотиков, это же делают балансодержатели объектов.
Ян Посадский рисует на заборе из металлопрофиля или на асфальте, но другой, возможно, тоже считающийся талантливым уличный художник может захотеть изобразить что-то на памятнике на площади Победы. Вряд ли это будет хорошо.
Управа Центрального района открыта для общения. Нет никаких препятствий к тому, чтобы потратить немного времени, посоветоваться и выполнить работу более цивилизованно. Это не является ограничением свободы или права. Это, скорее, стало бы проявлением уважения акциониста к свободе и праву других людей – собственников или балансодержателей объектов. Уважения к их праву не иметь на своем имуществе граффити, художественная ценность которых не безусловна, – прокомментировал ситуацию руководитель управления информации мэрии Никита Чеботарев.
Об отношении к архитектуре и взглядах на уличное искусство
– Несмотря на то что вырос Мичуринске, я очень трепетно и с большой заботой отношусь к старой архитектуре Воронежа. Свой стрит-арт создаю с большой аккуратностью, никогда не хотел ничего портить, пачкать, приносить вред, ломать, вандалить. К каждой своей работе я подхожу очень продуманно. Бережное отношение к предметам заложено во мне с детства. К городу, к любому городу, в котором бы я ни жил, отношусь с трепетом, как живому. В Воронеже очень спокойно и без агрессии относятся к уличному искусству. Конечно же, паблик-арт нравится не всем, искусство вообще не обязано нравиться. Уличное искусство – это вызов. Тебя не зовут посмотреть работу в музей, тебя просто, не спрашивая твоего разрешения, помещают в экспозицию. Перед объектом искусства горожанин оказывается случайно. Он не подготовлен, он не намеревался увидеть этот объект, не был готов к его содержанию.
Мнения об одном и том же произведении могут быть совершенно полярными: от ненависти до восторга. Кто-то строчки Мандельштама воспринимает как нелюбовь к Родине. Это я еще довольно интеллигентно передаю слова одного из прохожих. Для других это отдушина, что-то очень близкое и созвучное их чувствам. Слова Мандельштама говорят сами за себя, мне даже не нужно высказывать свою личную позицию. Эта работа не «хайпанет» на всероссийском уровне, но она очень тонкая и литературная, рассчитанная на своего зрителя. Пусть даже тех, кто идентифицирует строчки, будет не так уж много.
Об «игноре»
– У меня есть целый ряд работ, которые я показывал префекту Центрального района и чиновникам от архитектуры. Например, работа «Река Воронеж», которая потенциально может разместиться на здании ТЭЦ на Адмиралтейской набережной. Я подготовил целую презентацию, рассказал об истории этого места, об истории реки, сделал обоснование проекта. Я бы с удовольствием выполнил эту работу сам, но мне нужна помощь и на покупку материалов, и на осуществление работы: здание довольно большое, площадь изображение займет свыше 1 тыс. кв. м, придется работать с автовышки. Цена вопроса – около 30 тыс. рублей. Конечно же, нужно разрешение, но никто не торопится мне его дать. Возможно, про работу вспомнят, когда будут делать благоустройство Петровской набережной. Или «Улыбка» – гагаринская улыбка, выполненная в технике старой газетной печати на месте бывшего кафе «Губернатор».
Я приходил с идеей масштабировать нашу мастерскую до городского уровня. Увеличить ее до целой культурной институции. Рядом со спуском Помяловского есть дом Медведевой, который принадлежит муниципалитету. Это небольшой и очень красивый двухэтажный домик с каменным низом и деревянным верхом, 1910 года постройки. Говорили о том, что в рамках «Том Сойер Феста» восстановят фасад дома и балконы, в общем, приведут его в порядок. А мы бы сделали там полноценный некоммерческий проект, наладили культурную жизнь молодежи и гарантированно спасли бы это место от разрушения и сноса. Этот разговор был около года назад.
Но мои сообщения видят и оставляют без ответа. Сейчас я не понимаю, как вообще можно согласовать работы. Фактически мои работы, которые я предлагал городским властям, не одобрили либо просто отложили в долгий ящик.
Кстати, «Ключ Столля» только выглядит как коммерческая работа. Он делался тем же партизанским способом. Это была моя личная инициатива, никто мне за это не платил. Ключ понравился и району, и городу. А из трафарета ключа я потом вырезал «Не докапывайся».
О «хайпе»
– Любой художник хочет признания. Это не зазорно и не плохо, приносит «очки репутации». Почему я должен делать то, что никто не будет смотреть? Я не занимаюсь целенаправленным продвижением, не продвигаю свои работы в СМИ, журналисты сами выходят на меня. Работы на улицах в любом случае оказываются под вниманием общественности, их нельзя не заметить, когда просто идешь по городу. Я занимаюсь уличным искусством, потому что хочу работать с контекстом места. Я не могу этого делать, сидя в мастерской.
О нашумевших работах и «новом уровне признания»
– Эскиз «Вонеж» был придуман полгода назад. Я работал с водой, с отражением, с геометрией опоры моста. Воронежское «море» – уникальный объект в центре города, который превратился в грязное болото. Воняет вода, плавает мусор, дохлая рыба. Да, это больная тема, но это нормально – говорить на больные темы, а не замалчивать их.
Примерно об этом была работа «Не докапывайся»: нас убеждают, что нужно забыть о брусчатке на проспекте Революции, что поднять ее невозможно, что город утонет в стоках. В общем, ребята, не докапываюсь, оставьте свое мнение при себе.
«Хлеба и зрелищ» – это ощущение на кончиках пальцев. Как только здание снесли, я понял, что это очень важно. За несколько дней разработал эскиз, перебрал некоторое количество шрифтов, выбрал тот, который создавали специально для Олимпиады-80. Это работа гениальных советских дизайнеров, Олимпиада – это же тоже зрелище. Владелец забора подал на меня в суд даже не за порчу, а за уничтожение чужого имущества, как будто я по нему бульдозером проехал. Кстати, в качестве доказательства моего авторства в полиции мне предъявили публикации местных СМИ, в том числе РИА «Воронеж». В полиции меня успокоили, что мне грозит максимум штраф. Штрафуют меня уже не в первый раз. Теперь на меня подали заявление. Буду считать, что это такой новый уровень признания.
О работе и доходе
– Я фрилансер, никогда не хотел работать в офисе по трудовой книжке, воплощать чужие идеи. Я выполняю коммерческие проекты. Например, Ленин в 3D-очках в кинотеатре «Пролетарий» – это моя работа. Скоро начну расписывать фойе городского дворца культуры – там тоже будет сплав советского дизайна и современных деталей. Планирую поработать в сквере Шукшина на левом берегу и на набережной Острогожска. Кроме того, вот уже полтора года я ассистирую Ивану Горшкову: занимаюсь сваркой и резкой металла. Сейчас он готовит проект для «Николы-Ленивца», в июле поедем на монтаж. «Дай пять» практически не приносит дохода. Донаты посетителей окупают аренду.
О жизни в настоящем
– Я принимаю временность уличного искусства. Памятники из бронзы и монументальные скульптурные группы – это прошлое. Тысячу лет назад в городах ставили бронзовых истуканов, чтобы народ знал, как выглядит их правитель. Зачем нам сейчас продолжать ставить такие монументы? Это старый язык, старые приемы. Мне кажется, нужно поддерживать стрит-арт и создание малых архитектурных форм, создавать объекты, вписывающиеся в городскую среду. Надо жить в настоящем.
Даже почтить память предков можно разными способами. Есть прекрасный современный мемориал жертвам холокоста в Берлине. Немыслимой крутизны проект. Лабиринт из черных блоков, погружающий тебя в соответствующее настроение. Туда можно прийти и посидеть пообщаться, но все равно появится настроение. Мне кажется, не надо создавать островки отчуждения, чтобы испытывать только скорбь. В Воронеже сделали прекрасную площадь Победы – общественное пространство, в котором можно отдыхать и думать о жизни, а не только о смерти. Наши предки пожертвовали собой, чтобы мы жили в прекрасном светлом будущем, счастливые, радостные, а не погруженные в вечное уныние.
Уличное искусство не должно существовать вечно. Тема приобретает актуальность, потом теряет ее. Уличное искусство воплощает текущую повестку, главные проблемы сегодняшнего дня. Может быть, какие-нибудь масштабные работы, какие-то городские мозаики прослужат 100 лет, но потом они тоже неизбежно сменятся чем-то другим.
Я делаю какую-либо работу, а через три дня ее закатывают в асфальт, она становится историей. Работы Бэнкси тоже уничтожаются. Бэнкси продается на аукционах, его работы затрагивают самые острые мировые проблемы, поэтому он и остается инкогнито. Может быть, когда-нибудь я захочу сделать что-то вызывающее и не подписанное моим именем. Посмотрим.
О Воронеже
– У меня не возникает мысли перебраться в Москву или еще куда-то. Воронеж меня полностью устраивает, мне здесь свободно дышится, здесь много места. Тут можно быть первооткрывателем. Я ощущаю себя на своем месте. Главное достояние Воронежа – это люди, небезразличные, не боящиеся высказать свое мнение, активисты, которые хотят, чтобы город развивался, становился лучше.
){kind=link}
){kind=link}