Как это работает. Поиски останков жертв политических репрессий

Первые поисковые отряды появились в Советском Союзе в начале 70-х годов прошлого века. По всей стране энтузиасты-добровольцы искали вначале только захоронения времен Второй мировой войны, следуя известному высказыванию: война не закончена, пока не захоронен ее последний боец. В разгар перестройки у них появилось еще одно направление работы – поиски и извлечение останков жертв сталинских репрессий.

Руководитель поискового объединения «Дон» Михаил Сегодин рассказал корреспонденту РИА «Воронеж», как сегодня проходят поиски.

Кто занимается эксгумацией и захоронением останков жертв политических репрессий?

В Воронежской области такие поиски начались с 1989 года. Поисковики общественной организации «Риф» и «Бриг», работники областного краеведческого музея и члены «Мемориала» занимались этим в 90-е годы.

Воронежская региональная общественная организация «Историко-патриотическое поисковое объединение "Дон"» до сих пор продолжает эту работу. Поисковая организация имеет 10 филиалов по всей области, общей численностью около 300 бойцов. Поисками занимаются военнослужащие, студенты, медики, журналисты. Члены историко-просветительского общества «Мемориал» помогают в поисках архивных документов.

Есть ли у поисковиков возрастной ценз?

Он негласный – поисковики, участвующие в полевых работах, не должны быть моложе 18 лет.

– Для неокрепших душ зрелище извлекаемых из земли останков может оказать слишком сильное впечатление. Эксгумация трупов – это не для детей, – объясняет Сегодин отсутствие в его отрядах несовершеннолетних.

Кому-то, возможно, это увлечение – искать чужие захоронения, может показаться странным.

– Жара, комары, тяжелый физический труд. Но участие в поисковой работе меняет мировоззрение людей. Приходит осознание важности этой работы. Находятся друзья и единомышленники, также интересующиеся историей, – объясняет Михаил Сегодин желание воронежцев участвовать в этих раскопках.

Где в Воронежской области поисковики ищут захоронения жертв политических репрессий?

Самое известное место – мемориальная зона «Дубовка». На Аллее Скорби там перезахоронили останки 3329 человек из 69 расстрельных ям. В каждой яме нашли примерно по полсотни человек.

– Это место находится в сосновом лесу недалеко от детских лагерей отдыха. Археологи говорят, что для России это редкость: расстрелянных, как правило, прятали в труднодоступных местах – в непроходимых лесах, на болотах, – говорит Сегодин.

В 30-е годы прошлого века здесь располагался артиллерийский полигон НКВД. Территория была охраняемой, к тому же удаленной от жилых домов. И если вдруг расстрелы происходили прямо там – выстрелы никого не удивляли.

Поисковики также вели работы в Боброве, на месте бывшего отдела ОГПУ-НКВД. По самым скромным подсчетам, там погибли около 500 человек в середине 30-х годов XX века. Примерно столько же были расстреляны и в Богучарских казематах, где тоже работали бойцы объединения «Дон». Еще одно место поисков – хутор Ветряк Рамонского района.

– В Боброве, Богучаре и на хуторе Ветряк мы делали разведку, в действительности отыскать ямы-схроны получилось только в Дубовке, – рассказал руководитель организации Сегодин.

Чем отличаются поиски военных захоронений от ям, где закапывали «врагов народа»?

При поиске захоронений времен войны можно использовать металлодетекторы, которые реагируют на наличие патронов, касок и других металлических предметов. А у жертв политических репрессий ничего этого нет. Иногда их даже закапывали без одежды.

– Их не просто хоронили, их прятали! Ямы огромные копали, до пяти метров в глубину, когда обычная яма для погребения – не больше двух метров. Присыпали их известью, чтобы тела разлагались быстрее. Со временем ямы проваливаются, и чтобы не оставалось ориентиров, приезжали специальные люди и подсыпали в эти места землю или песок. Людей равняли с землей навечно, чтобы никто и никогда не узнал, где они похоронены, – объясняет сложность поисков Сегодин.

Как выглядят поиски?

Люди становятся цепью человек по 10- 15. У них металлические щупы длиной 1,5-2 метра. Они идут и протыкают ими всю территорию. Буквально идут на ощупь. Глубина захоронений не всегда позволяет понять – на яму наткнулись или нет. Там, где земля протыкается легче, делают шурф, углубление.

Потом начинают копать лопатами. Ямы очень глубокие, а в Дубовке – песок, поэтому они постоянно осыпаются. Чтобы этого не происходило, стенки ямы укрепляются.

Технику привлекают в исключительных случаях, в основном, на заключительном этапе, когда ямы нужно засыпать. Чтобы что-то отыскать, нужно месяца полтора, не меньше.

Чем «вооружен» поисковик?

Двухметровый щуп, лопата, перчатки, плотные полиэтиленовые пакеты, куда складывают найденные останки. Никаких других приборов нет. Металлоискатель в поисках захоронений жертв политических репрессий бесполезен.

Раскопки ведутся чаще всего при плюсовой температуре, но, бывает, и в марте, и ноябре. Разведку начинают весной, пока земля чистая и нет травы. Раскопки лучше начинать, пока почва не высохла. При засухе проткнуть землю не всегда удается.

Помогают ли поисковикам рассказы очевидцев?

О том, что в Дубовке массово расстреливали людей, стало известно благодаря воронежцам Ивану Текутьеву и Василию Новикову. Один жил неподалеку и слышал страшные крики и выстрелы, другой стал случайным свидетелем массовой казни, оказавшись в Дубовке на охоте в феврале 1938-го. Об этом мужчины рассказали лишь спустя полвека. Иван Текутьев нарисовал даже план расстрельных ям в Дубовке.

– По рассказам Текутьева, он насчитал около 30 ям, каждая на расстоянии 6-7 м друг от друга. Мы не нашли таких мест. Возможно, пока не нашли, – объясняет корреспонденту РИА «Воронеж» Михаил Сегодин.

Что находили на месте захоронений?

Чаще всего находят ложки, кружки, расчески, зубные щетки, мыльницы, крестики, вазу. В нескольких ямах было много металлических пуговиц с пятиконечной звездой, сапоги старшего комсостава – с голенищами, обтягивающее голень ноги с помощью ремешков, очки-пенсне, несколько глазных протезов. В 2015 году, когда поднимали одно захоронение в расстрельной яме в Дубовке, нашли крынку, полную яйцами, сверху прикрытую тряпочкой.

В 2016 году нашли значок кооператора. Он номерной, по нему можно вычислить человека. Несколько раз находили именные вещи. Но даже по ним крайне тяжело установить человека. Как правило, на вещах стоят лишь инициалы.

В одном захоронении было множество вещей с иероглифами – тарелки, зубные щетки, мыльницы.

– Людей же не предупреждали, куда везут. Просто забирали. Может, они думали, что в ссылку. После расстрелов очищали камеры и ссыпали в ямы все их личные вещи, – рассказывает Сегодин.

По данным председателя воронежской общественной историко-просветительской организации «Мемориал» Вячеслава Битюцкого, в 30-е годы издали приказ, по которому хорошие вещи – пальто, сапоги – отправляли в комиссионки.

Что можно установить по раскрытым ямам-схронам?

Первое, что можно установить наверняка: в зимний или летний период происходил расстрел. Количество погребенных, их пол, примерно возраст. Максимально в одной яме находили останки 89 человек. Чаще – по 40, 60.

– У нас в организации состоит врач-хирург, он разбирается в человеческой анатомии. И, по его выводам, в одной из ям нашли останки двоих детей, – рассказывает Сегодин.

По словам Вячеслава Битюцкого, многие черепа вообще не поддаются анализу. Сохранившиеся черепа пулевые отверстия имеют.

Как устанавливают имена расстрелянных?

Это бывает крайне редко. По словам Вячеслава Битюцкого, за долгие годы раскопок на местах захоронений жертв 1937-1938 гг. было всего две находки, указывающие конкретно имя жертвы «большого террора».

В расстрельной яме №37 обнаружили кошелек с остатками протокола об изъятии паспорта с фамилией Духовского Ивана Александровича. По ней удалось восстановить имена всех 48 человек, расстрелянных 17 декабря 1937 года. Сам Иван Духовский – бывший священник, 50-летний уроженец Слуцкого уезда Минской губернии.

В яме №31 был найден документ – квитанция, выданная заключенному за изъятую облигацию при аресте. На бумаге стояла дата ареста — 16 декабря 1937 года и часть фамилии «Аниси…». На экспертизу, по которой достаточно точно можно определить возраст, были выданы останки, которые лежали выше и ниже этой квитанции. В итоге установили, что возраст верхних останков на момент расстрела 64 года, а нижних 48 лет.

– По архивам подняли всех Анисимовых, нашли того, у которого дата ареста совпадала и, оказалось, что у него еще живы три дочери, – рассказывает председатель «Мемориала» Вячеслав Битюцкий.