Спасенные дети и дорога на крови. Воронежский краевед рассказал о забытых эпизодах войны

РИА «Воронеж» уже писало о малоизвестных героях Великой Отечественной войны, чьи имена связаны с Острогожским районом. Факты о них собрал острогожский историк и краевед Виктор Стрелкин. Теперь он поделился с корреспондентом РИА «Воронеж» новыми малоизвестными эпизодами военной истории своего края.

Без срока давности

По условному соотношению площади города к числу людей, погибших и похороненных на его территории в годы войны, 32-тысячный Острогожск, скорее всего, лидирует во всей Воронежской области. Площадь города – всего 22 кв. км. В его центре, на окраинах, во дворах домов, даже рядом с главной площадью есть массовые военные захоронения.

– Рядом с моим двором обнаружили военные захоронения. Во дворе соседа по улице – тоже. Тут земля такая, копни – и на кости наткнешься, – отметил Виктор Стрелкин. – На территории школы №6, здание которой построено в середине ХIХ века, сохранилось пожарное депо, возведенное в те же годы. С 6 июля 1942 года по 20 января 1943-го тут был лагерь, куда оккупанты свозили всех неблагонадежных: семьи советских и партийных работников, горожан, чьи родные сражались на фронте. Их допрашивали, проверяли, а потом расстреливали. Всего таким образом было убито порядка 1,5-1,8 тыс. человек. Расстреливали их на северо-западной окраине города в слободе Новая Сотня, в последний путь людей гнали по переулку Советскому.

В 70-х годах семьи расстрелянных острогожцев обращались во все инстанции с просьбами помочь установить места захоронения родных.

«Прошу вас, товарищи, установить судьбу Марии Ивановны Оплачко. До войны она заведовала библиотекой парткабинета, была директором острогожского радиовещания, комсомолка с 20-х годов, член партии. Примерно через неделю после оккупации города она пришла домой в Гнилое, а вечером ее арестовал полицай… В тот же день арестовали кладовщицу колхоза «Комсомолец» – Заверскую. Мне думается, их судьба ушла не дальше переулка Советский», – писал в те годы шофер ЦРБ Оплачко.

Журналисты РИА «Воронеж» побывали на том самом месте, где в безымянных рвах покоятся острогожцы, расстрелянные здесь в те годы. Оно заросло молодыми кленами, а чуть поодаль виднеются новенькие коттеджи.

– Когда оккупанты вошли в город, то очень быстро создали мощную сеть осведомителей, – рассказал Виктор Васильевич. – Некоторые председатели окрестных колхозов, не успевшие эвакуироваться за Дон, сами пошли служить немцам. Возможно, кто-то это делал по заданию подполья, которое имело в Острогожске разветвленную сеть. Например, я слышал историю о том, что сельский учитель физики с хутора Должик (15 км от города) подошел к оккупантам, въехавшим в хутор, и заговорил с ними на чистом немецком. Позже он занял какой-то пост в немецкой городской управе. Как выяснилось уже после войны, он в 1918 году был петлюровским офицером на Украине и дал немцам, оккупировавшим тогда ее территорию, подписку о сотрудничестве. Так что спустя 24 года был просто обязан помогать оккупантам в Острогожске.

Дорога смерти

Слово «Берлинка», наверное, слышали немногие. Но любой житель Острогожского и Каменского районов старше 70 лет скажет, что так сами немцы в годы войны называли 35-километровый участок железной дороги между Острогожском и Каменкой, построенный в промежуток с августа по ноябрь 1942 года в обход Лисок и находившихся под контролем советских войск.

Уже в cентябрe 42-го под Сталинградом немецкое наступление выдыхалось без притока свежих людских сил, техники, оружия, боеприпасов, продовольствия. Статс-секретарь Министерства транспорта Рейха Альберт Ганценмюллер все время повторял на совещаниях: «Сталинград требует 60 поездов в сутки, а получает только 30! Думайте!» Именно тогда в Берлине началась разработка проекта, позволяющего перебрасывать грузы и военную технику с харьковского направления на восток и юг, минуя Лиски, которые немцам сходу взять не удалось. Берлинские инженеры решили максимально быстро проложить участок «железки» через степи и холмы от острогожского села Гнилое через Петренково, Пахолок, мимо Ярков, Михново с выходом на Евдаково-Каменку. Дорога в обход Лисок для немецких эшелонов была не просто безопаснее, но и короче примерно на 100 км.

Степная дорога между Острогожском и Каменкой, идущая почти параллельно Луганской трассе, является огромной братской могилой. Там хоронили умерших от холода и голода пленных красноармейцев и местных жителей, строивших «Берлинку».

– Летом-осенью 1942 года вдоль «Берлинки» похоронили порядка 10-12 тыс. советских военнопленных. Останки не более 1,2 тыс. из них сегодня обнаружены поисковиками и перезахоронены в двух братских могилах – в Каменке и на хуторе Сибирский, в 7 км от Острогожска, – добавил Виктор Стрелкин.

Как выяснилось зимой 1943 года, в «Берлинку» оккупанты вложились зря – до разгрома под Сталинградом, после которого враг стал отступать, по ней прошло не более 40 воинских эшелонов с живой силой и техникой. А когда началось массовое отступление врага, немцы стали взрывать и жечь станции «Берлинки», вырывать рельсы и шпалы.

Большая часть рельсов все-таки уцелела, и в марте – мае 1943 года, после того как Красная армия пришла в эти места, их начали разбирать. Рельсы спешно доставляли под Курск, в район станции Ржава, где в преддверии битвы на Курской дуге строили 93 км подъездных путей для подвоза техники и живой силы к частям Воронежского и Степного фронтов.

Трое из 10 тысяч

Еще примерно столько же советских военнопленных и мирных жителей, сколько вдоль всей «Берлинки», похоронено на восточной окраине Острогожска – напротив поворота на Рыбное.

Здесь на территории старого кирпичного завода в годы оккупации работал крупнейший в Черноземье транзитно-пересыльный лагерь, так называемый Дулаг-191.

– Острогожск был оккупирован с 5 июля 1942 года по 20 января 1943-го, – сообщил Виктор Стрелкин. – В Дулаг-191 каждый день прибывали сотни военнопленных – их дактилоскопировали, на людей составляли специальные карточки и затем отбирали специалистов в разных областях, которые потом ехали на работу. Тех, у кого специальности не было, отправляли строить укрепления, «Берлинку», заготавливать лес. Так, например, был построен 80-километровый противотанковый ров от Марок до Пухово. На оккупированной территории СССР в то время насчитывалось порядка 200 лагерей подобного типа. Крупнейший был под Днепропетровском, там побывало около 110 тыс. советских военнопленных. А Дулаг-191, через который, по разным данным, прошли 14-15 тыс. военнопленных, считался его филиалом.

Виктор Стрелкин рассказал, что территория лагеря была обнесена в четыре ряда колючей проволокой. Всем командовал капитан Клюсс, у которого в подчинении было порядка 80 охранников – венгров и немцев. По свидетельству тогдашнего лагерного врача Раушенбаха, пленных кормили гнилой кониной (в этих местах незадолго до этого разбили кавалерийский корпус генерала Плиева), похлебкой из промерзшей свеклы с картошкой. «Гнилая конина – лучший корм для русских собак», – любил повторять Раушенбах.

По некоторым данным, в Дулаге-191 из-за голода было даже несколько случаев людоедства. А однажды комендант в октябре погнал новую партию военнопленных мыться в речку Тихая Сосна, и половина сгорели от пневмонии.

Хотя Дулаг-191 не был лагерем смерти, пленных там умирало 150-200 в день, а хоронили их в заранее выкопанных траншеях. По разным данным, на территории лагеря похоронили 8-10 тыс. советских военнопленных, и это, пожалуй, крупнейшая безымянная братская могила региона.

В 60-х годах у входа на территорию завода установили скромный памятник, но раскопок тут не велось.

Сегодня установлены фамилии лишь трех похороненных. Лейтенанты Александр Петров и Федор Макаров повесились в лагере, не выдержав нечеловеческих условий, а уроженец Дагестана Акбола Аракчеев, попавший в лагерь 3 августа 1942 года, умер от болезней 14 октября того же года. Его родственники из Дагестана недавно приезжали в Острогожск и увезли на родину горсть земли из этих мест.

Вторая мать

Безымянных могил в Острогожске могло быть гораздо больше, если бы не подвиг горожан, прятавших и спасавших людей, которых оккупанты собирались уничтожить.

Почти фантастическая история произошла с жительницей Острогожска Марией Соколовой в 1942 году, когда город уже оккупировали. После войны соседи почему-то называли ее партизанкой, но она не пускала под откос вражеские поезда и не переходила линию фронта.

– У Марии было двое детей, а еще она прятала у себя двух военнопленных. Каково же было ее удивление, когда она однажды утром она увидела возле своего дома 50 грязных, голодных и оборванных детей в возрасте от семи до 13 лет, – рассказал Виктор Стрелкин. – Оказалось, что местный детдом на 300 человек не успели эвакуировать за Дон, и его воспитанники, грязные и голодные, бродили по улицам в поисках еды. Умирало их примерно по 10-15 в день, и немцы очень хотели, чтобы дети вообще поскорее исчезли. Но Соколова разместила их у себя дома, накормила чем могла и оставила. Через несколько дней случилась беда: семилетняя девочка украла у немцев, стоявших по соседству, банку консервов, и ребенка расстреляли. А Соколовой велели наутро привести всех детей на полигон, то есть на место будущего расстрела.

Поздно вечером к ней в дом постучал острогожский землеустроитель Павел Красота, оставшийся работать при новой власти. Он велел Марии Соколовой доставить детей в условное место, где их будут ждать полицай с подводой – он выведет их из города, проведет через посты и пройдет с ними по окрестным хуторам и деревням, где детишек можно будет оставить. Под охраной полицая колонна с детьми прошла через Новый Ольшан, Хохол-Тростянку и другие хутора, жители которых оставляли детей у себя. Все они были спасены.

– Красоту расстреляли 7 ноября 1942 года. Скорее всего, он был подпольщиком, оставленным в тылу врага, – закончил Виктор Стрелкин.

Похожая история случилась в годы оккупации с 58-летней жительницей улицы Прохоренко Верой Бездетко, сын которой Петр погиб на фронте еще в 41-м. Летом 1942- го к ней домой пришло несколько детей, которые во время отступления Красной армии отстали от проходивших через город эшелонов с эвакуированными. Вера до 1945 года выхаживала ребят: 10-летнюю Иру Бондареву, 11-летнюю Риту Ястребкову, близнецов Тиму и Ваню Мельниковых, семилетнего Колю Ломтева, 10-летнюю Машу Баринову. Многие из них после войны нашли своих родителей. Некоторые приезжали к своей второй матери в Острогожск.