РИА «Воронеж» продолжает рассказывать о последних жителях умирающих хуторов и деревень Воронежской области. Журналисты стараются понять, сохранится ли там жизнь через несколько лет или эти населенные пункты останутся лишь точками на карте. Корреспонденты РИА «Воронеж» отправились на хутор Воронец Каменского района.
Опираясь на балку
Воронец – последний населенный пункт Каменского района, за крайними хуторскими хатками начинается соседний район – Ольховатский. Вдоль асфальта, идущего мимо Воронца на Ольховатку, стоят всего четыре домика. Три из них брошены, а в первом доживает век единственная хуторянка – 75-летняя Анна Брязгунова.
Хутор назвали в честь редкого цветка воронца, растущего в этих местах. Цветок – степная разновидность пиона, цветущего в начале мая – занесен в Красную Книгу России и Украины. В километре от хутора есть Воронцовая балка, куда во время цветения воронца съезжается народ со всей области, чтобы полюбоваться этой красотой, проводится ежегодный поэтический фестиваль «Воронцовая Русь». Ученые утверждают, что отвар цветка хорошо успокаивает нервную систему.
С нервной системой у последней жительницы Воронца Анны Брязгуновой – полный порядок. Несмотря на почтенный возраст, она отлично слышит и видит, правда, ходит с палочками, которых у нее несколько – одна для дома, другая – для двора, третья – для огорода.
Анна Брязгунова живет одна в доме, который строила вместе с мужем Василием Демьяновичем в 1967 году. Супруги прожили вместе 31 год, муж Анны Ивановны умер в 1995-м. У пенсионерки два сына, четыре внука и один правнук. Сыновья живут неподалеку: старший Владимир – в Ореховке, которую видно со двора матери, младший Александр – в Ольховом Логе за три километра от родительского дома.
В день, когда журналисты РИА «Воронеж» приехали на хутор, Александр заглянул навестить мать.
– Я уже весь язык отбил, зову ее к нам, целая комната для нее есть готовая – только живи, а мать все упрямится. Никуда, говорит, из своего дома не поеду – и точка! – пожаловался сын пенсионерки.
– Не поеду! – подтвердила хозяйка. – К тебе погостить на пару дней приезжаю – руки-ноги ломить начинает, а вертаюсь домой, так все проходит.
Молодость видно со двора
Три-четыре года назад из Воронца в райцентр Каменку перебрались последние соседи Анны Игнатьевны, и она осталась на хуторе одна – с кошкой Муркой да щенком Боем неизвестной породы. У старушки огород в 50 соток, четыре курочки, колодец и 12 ульев с пчелами, которыми заведует сын Александр.
Раньше Брязгуновы держали коров и овец, но руки у хозяйки уже не те. Анна 42 года работала дояркой в колхозе им. Сталина, в 1961 году переименованной в «Ольховлогский». Та самая ферма в Ореховке, куда она столько лет торопилась к 06:00 на утреннюю дойку, видна из огорода – до нее через влажный луг напрямую не более полутора километров.
Не существующий в Воронце магазин Брязгуновой не нужен – сыновья часто заезжают, привозят продукты и снова зовут мать к себе жить. Но та крепко держится за свое нынешнее одиночество, связывающее ее с годами, когда семья Брязгуновых в морозные вечера залезала на печку и смотрела по телевизору программу «Время».
Русская печь согревает старушку до сих пор – у Анны Игнатьевны есть специальные скамейки-подставки, с помощью которых она в несколько приемов забирается наверх и греет косточки. Только взамен той самой «первой» телепрограммы времен СССР ее телевизор, подключенный к «тарелке», выдает полторы сотни каналов, из которых хозяйка выбирает передачи о здоровом образе жизни и правильном питании.
Время – около шерсти
– Мне одной нескучно, – говорит пенсионерка. – Каждое утро прибираюсь в хате. Зимой печку топлю, поесть себе готовлю, но на улицу особо не выхожу – скользко. У меня, кроме печки, есть и газовая плита с баллоном. Как выпадает лишняя минутка – беру старую прялку и пряду овечью шерсть, которую мне привозит младший сын Саша, он держит дома овец. А вечерами вяжу из нее носки всем моим родным.
Прялке почти 90 лет, но она до сих пор работает, как часы. Ее делал еще до Великой Отечественной войны мастер из Каменки, который мастерил прялки для всего юга Воронежской области. Фамилию мастера давно позабыли, а прялки до сих пор крутятся в домах стариков.
– Ее я мажу бараньим жиром, чтоб все механизмы работали, как следует, – заметил Александр.
– А вот лучше не бараньим, а свиным, – парировала матушка. – Бараний жир быстро густеет, а свиной для этих дел ловчее годится.
Анна Игнатьевна налила гостям чай, заваренный шиповником, на столе появился собранный ее сыном мед со вкусом, который дает здешнее степное разнотравье с примесью тех самых воронцов.
– Пейте, ребятки, пейте. Через несколько лет в Воронец приехать можно будет разве что на кладбище, живых тут не останется совсем, – грустно сказала хозяйка.
Три брошенных домика Воронца на удивление крепки – хоть сейчас заходи и живи, но печки разломаны: заезжие цыгане выдернули из них железные котлы и трубы. У этих домов вообще не осталось хозяев – уроженцы хутора разлетелись по всей России, немногие приезжают лишь на Пасху, чтоб привести в порядок родные могилы.
Через дорогу от единственного жилого дома Воронца – крохотное сельское кладбище на полсотни могилок. На надгробьях здешние фамилии: Украинские, Мироненко, Брязгуновы, Комендацкие. От полузабытого погоста до Воронцовой балки, где каждую весну цветут удивительные красные цветы, рукой подать.
А значит, и после Анны Брязгуновой жизнь в этих местах не угаснет.
){kind=link}