РИА «Воронеж» продолжает серию репортажей о последних жителях умирающих деревень региона. Журналисты пытаются разобраться, почему люди покидают насиженные сельские места, что происходит с деревней, когда ее жители отправляются за лучшей жизнью и кому вообще нужны последние обитатели воронежских хуторов. Корреспонденты РИА «Воронеж» отправились на хутор Борок в Хохольском районе, где живет лишь семья пенсионеров Ратных – Алексей Григорьевич и Екатерина Васильевна – да их козы.
Девять лет одиночества
Доехать до Борока можно в любую погоду – свернуть на проселок с асфальта и ехать километров шесть между полей и лесополос. Но дорога незаметно сползает под уклон, и после даже получасового дождя обратно – кроме как на «Ниве» из единственного жилого дома хутора – уже не выбраться.
– Если хлынет дождь, мы вас не отпустим. Истопим баньку, выпьем по 100 граммов, потом – сходим на пруд порыбачим, – хитро улыбается «председатель правительства» этого крохотного государства – 90-летний пенсионер Алексей Григорьевич Ратных, – так, мать?
«Мать» – это его супруга – Екатерина Васильевна. Она старше мужа, но сумела сохранить крепкую память и ясный ум.
При СССР в Бороке было около 20 дворов. Но началась перестройка, колхозы исчезли, и люди начали из глухомани уезжать. Старики здесь одни уже лет девять – с тех пор, как умер последний сосед-хуторянин.
Теперь Алексей и Екатерина Ратных – обладатели четырех детей, восьми внуков и восьми правнуков, в основном живущих в Воронеже (до которого отсюда километров восемьдесят) – единственные люди планеты Борок.
Любовь и Сталин
Вспоминать молодость можно бесконечно
Фото — Андрей АрхиповБабу Катю, если под настроение она начнет вспоминать молодость, не остановишь. Память такая, что любой молодой позавидует.
– Поженились мы с дедом 28 февраля 1948 года. Я учетчицей в колхозе работала, он всю жизнь трактористом отпахал. Знали до того друг друга, здоровались. А раз в 1946 году на улочке встретились. Он спросил меня, куда, мол, иду. А я в магазин торопилась. Он так буднично говорит: «Ты давай, вертайся быстрее, а то маманя меня сватать к тебе собирается идти». Я стою, глазами хлопаю, краснею. А поцеловал он меня только через год. Свадьбу сыграли – самогонки столько было, чуть ли не из ушей лилась. Потом детки пошли. На пенсию вышли еще во времена СССР, деду положили по тем временам хорошие деньги – 132 рубля, теперь это выходит чуть меньше 21 тысячи. У меня около 15 тысяч получается – да только куда нам это все тратить – детям-внукам помогаем. Вот младший сын Коля постоянно из Воронежа приезжает, помогает по хозяйству, я-то уже на это не гожа.
«При нем люди на село ехали»
Фото — Андрей АрхиповАлексей Григорьевич тем временем достал из шкафа кипу своих почетных грамот и благодарностей. Две из них – послевоенные, с портретом Сталина.
– При нем и дальше в СССР сельское хозяйство развивалось, поля пахались, люди на село ехали, а сейчас вокруг все сплошь брошенные земли. Фермер тут у нас одно время начал работать, так обанкротили его, теперь все вокруг зарастает. Мы тут с бабкой как на необитаемом острове живем – пенсию и почту сын Коля привозит, газовики баллоны с газом везут. А так никого тут и не бывает. Случаются перебои с электричеством, но у нас генератор есть, так, что «конца света» пока не ждем. При СССР мы хоть и не отдыхали вообще, и в будни, и в праздники в колхозе работали, но жилось как-то веселее. Какая-то цель у людей была. Меня вот сколько раз грамотами награждали, путевок за время работы давали, только я никуда не ездил – куда ж от детей, да от земли ехать отдыхать.
Некогда отдыхать
«Кутя! Кутя!»
Фото — Андрей АрхиповЗемли у стариков – целая планета – около 40 соток, почти 20 ульев с пчелами, 20 кур и один петух. Раньше держали коров, но теперь остались куры да козы. Три дойных и десяток молодых. Самая бойкая – Рита подошла к нам – потыкалась теплым носом в незнакомые ладони и повела свою молодежь на бугор щипать чабрец с донником.
– Они у меня умные, как собаки, все понимают, – убеждает хозяин.– Хотите, покажу?
И дед, выпрямившись, начал с каким-то присвистом шуметь: «Кутя, кутя!» Козы, стуча копытами, как табун лошадей, подбежали к хозяину.
Лучше быть на донском разнотравье
Фото — Андрей Архипов– Батя у меня фокусник,– вытирая тряпкой руки, испачканные землей, басит младший сын стариков Николай. – Я вот из Воронежа на пару дней вырвался к ним, надо кое-что по дому поделать, отдыхать пробовал, но все равно не получается – работа здесь есть всегда. Звал их в Воронеж, но они упираются, помрем, дескать, здесь – на своей родине, лучше уж разнотравье донское нюхать, чем вонь от заводов и машин.
«Жили мы, как люди»
Фото — Андрей АрхиповНапротив домика стариков – останки колхозного омшаника. Здесь во времена СССР зимовали пчелы с колхозной пасеки. В сотне метров – развалины дома пасечника. Алексей Григорьевич с видом экскурсовода ходит по ним: «Здесь у него телевизор стоял, тут – шкаф…» И потом у него откуда-то изнутри надрывно прорывается: «Эх, жили же мы как люди, а теперь и жить вообще не хочется…»
Жизнь вдали
Запоминается каждый день
Фото — Андрей АрхиповСвое бытие за последние пятнадцать лет Алексей Григорьевич тщательно протоколирует, для чего использует отрывные календари, кипы которых пылятся на подоконнике. Но листы дед не отрывает, а сбоку на каждом из них записывает погоду в этот день и какие-то значимые события. Получается примерно так: «15 октября, температура +3-6, утром – обильная роса, коза Рита огулялась…»
Не до новостей
Фото — Андрей АрхиповВ экран современной «плазмы» старикам особенно вглядываться особо некогда – глаза уже не те, да и мало приятных новостей нынче по «ящику» увидишь. Лучше попасти коз на ближнем холме, поросшем дикой земляникой, или обиходить пчел.
– Эх, жаль не получится оставить вас, – сокрушается дед.– Вот они как высоко летают, а значит, дождя сегодня не будет. А приезд каждого нового человека для нас – праздник. Такой же, как и вся наша с бабкой жизнь в молодости. Только для нас он давно закончился, а нового праздника теперь нам уже точно не дождаться.
){kind=link}