Врачебная тайна для матери. Как жительница Воронежа борется за правду о смерти сына

Жительница Воронежа Валентина Шаршова потеряла единственного сына в октябре 2016 года. Александр умер в реанимации областной больницы через шесть дней после операции на мозге, ему было всего 39 лет. Перед операцией Александр разговаривал с мамой, успокаивал ее, чувствовал себя нормально, а после не вышел из комы. Матери сказали, что у Саши во время операции случился разрыв аневризмы, отек мозга, ставший причиной смерти. Больше никакой информации у Валентины Шаршовой нет.

Мать не смогла получить доступ к сведениям о болезни и смерти сына. В ответах на обращения Шаршова получала письма со ссылкой на врачебную тайну, разглашение которой не допускается «даже после смерти человека». Желая понять, что и почему случилось с сыном во время операции, Валентина Шаршова была вынуждена заявить на действия врачей в правоохранительные органы. Мать Александра собирается подать гражданский иск к больнице – только так она сможет увидеть историю болезни сына, получить результаты патологоанатомического исследования.

В положении Валентины Шаршовой может оказаться каждый, кто потерял близкого человека, находившегося на лечении в больнице. Как действует врачебная тайна по отношению к родным пациентов, кого она защищает и когда может быть разглашена, выяснила журналист РИА «Воронеж».

История болезни

Александр Шаршов почувствовал себя плохо 25 сентября 2016 года. В тот день он вернулся с отдыха на море, куда ездил с мамой.

– Возможно, сказалась поездка или шум на улице, который подняла соседка, – вспоминает Валентина Шаршова. – Можно только догадываться, почему у Саши сильно заболела голова. Я уехала за продуктами, но тут же вернулась домой из-за его звонка. Давление у Саши оказалось повышенным. Я вызвала «скорую», фельдшеры сделали ему укол магнезии. Признаков инсульта у него не увидели. Предположили гипертонический криз и уехали. Лучше сыну не стало. Я хотела вызвать платную «скорую», но он отказался.

Обеспокоенная мама уговорила Александра сделать МРТ головного мозга. Специалисты в диагностическом центре заметили у мужчины признаки острой внутримозговой гематомы – кровоизлияния. Для полноты картины исследования Александр привез результаты компьютерной томографии мозга, сделанной в 2014 году, съездил за ним сам. На своих ногах Шаршов приехал и в больницу скорой помощи, куда ему предложили лечь на лечение. Ничего, кроме сильной головной боли, его не беспокоило.

В диагностическом центре Шаршовым сказали, что такое кровоизлияние лечится консервативно, без операции, предложили госпитализацию. То же самое говорили знакомые врачи, которым звонила за консультацией Валентина Шаршова.

В БСМП Александр Шаршов пробыл недолго. Пациента перевели в региональный сосудистый центр в областной больнице, чтобы сделать ангиографическое исследование сосудов мозга (при помощи рентгеноконтрастного препарата).

– Врач, который делал ангиографию, сказал, что увидел небольшой дефект сосуда. Не исключил, что дефект врожденный. Сказал: «Может быть, он всю жизнь живет с аневризмой и дальше проживет с ней». Источника кровоизлияния на исследовании не нашли. Предположили, что тот сосуд мог лопнуть из-за повышенного давления. Но нейрохирурги, узнав про результаты ангиографии, стали предлагать операцию. Уговаривали, говорили, что аневризма может угрожать жизни Саши. Сын написал отказ от операции, а я сразу же поехала в Москву на консультацию в Институт скорой помощи имени Склифосовского, – рассказывает Валентина Шаршова.

Врачи НИИ Склифосовского, посмотрев запись ангиографии и МРТ Александра Шаршова, не смогли однозначно ответить, нужна ли ему операция, и предложили подробное исследование и госпитализацию в свое учреждение. В Воронеж Валентина Шаршова вернулась с намерением перевезти сына для обследования и лечения в Институт скорой помощи имени Склифосовского. Но Александр к тому времени принял другое решение.

– В больнице мне сказали, что Сашу готовят к операции, которая назначена уже на завтра, 3 октября. Я не поверила. С трудом пробралась к нему в реанимацию и выяснила, что согласиться его убедила бывшая жена, которая сама врач. Сын сказал: «Мама, не волнуйся, я верю, что все будет нормально». Ехать в Москву он отказался. Мне ничего не оставалось, как согласиться с ним, – вспоминает Валентина Шаршова.

Сразу после операции Шаршова заподозрила неладное. Нейрохирург не подошел, как это приняло, ничего не сказал матери.

– Я сама к нему подошла, хотела отдать деньги за операцию. А он мне говорит: «Во время операции лопнула аневризма, я пережал одну из артерий. Посмотрим, что будет завтра». Денег не взял. Я сразу же позвонила врачу в институт Склифосовского, у которого консультировалась. Он выслушал и сказал: «Это плохо. Видимо, работали грубо. Больший процент, что будет смерть, меньший, что останется жив, но станет инвалидом». Поинтересовался, поставил ли врач анастомоз, чтобы не возникло отека мозга. Нет, анастомоза он не поставил, – говорит Валентина Шаршова.

Каждый день мать спрашивала у дежурных реаниматологов, почему ее сын не приходит в сознание. Ей говорили, что Александр в медикаментозном сне – мол, надо, чтобы он восстановился, пока спит.

– Он уходит в кому, в себя больше не придет. Он просто умирает, – объяснил Шаршовой по телефону московский врач.

Столичные медики подтвердили матери горькую правду, когда по ее приглашению приехали 8 октября 2016 года в воронежскую больницу. Врачи Института скорой помощи имени Склифосовского отказались транспортировать больного в свое учреждение, сославшись на его крайне тяжелое состояние. На следующий день, 9 октября, Александр Шаршов умер.

Историю болезни Александра рассказала его мама, у которой нет никаких бумаг о его лечении – ни карты пациента, ни истории болезни, ни результатов патологоанатомического исследования. Женщина очень хочет знать, что произошло с сыном.

Тайна аневризмы

У Валентины Шаршовой есть только один медицинский документ – справка о смерти, на основании которой она получала свидетельство. В ней написано, что смерть Александра Шаршова случилась «от заболевания» – отека головного мозга и кровоизлияния. Об операции – ни слова.

– Я был на вскрытии. Там вместо мозгов каша. Простите нас, – сказал Шаршовой один из реаниматологов.

Разговора с нейрохирургом убитая горем мать так и не дождалась. Поэтому у нее так много вопросов о причинах смерти сына.

– Я хочу знать, почему умер мой сын. Откуда взялся отек мозга? Почему на операции порвалась аневризма? Если нейрохирург не был уверен в благополучном исходе операции, зачем он за нее взялся? Нужна ли вообще была эта операция, или аневризма была целая и ее повредили во время вмешательства? Почему не поставили анастомоз? – задает Валентина Шаршова вопросы в пустоту. – Но всюду сплошные замки. Меня лишили доступа к любой информации о смерти сына. Я не хочу никого обвинять. Да и как я могла бы сделать это, если у меня нет никаких данных?

Мать пишет обращения во все инстанции, но не получает ответов на свои вопросы. Сотрудники облбольницы, департамента здравоохранения, фонда обязательного медицинского страхования – все ссылаются на врачебную тайну.

«Медицинская документация Шаршова А.Н. и подробная информация о результатах проведенной проверки не может быть Вам представлена, так как содержит сведения, составляющие врачебную тайну», сообщили Валентине Шаршовой в департаменте здравоохранения.

В ответе из областной больницы процитировали закон, отметив, что Шаршова имеет право «при предоставлении соответствующих правоустанавливающих документов на получение заключения о причине смерти и диагнозе заболевания». В территориальном отделении Фонда медицинского страхования (ФОМС) заверили, что получили из больницы результаты служебного расследования с подробным разбором случая лечения ее сына. На основании этих документов эксперты ФОМС сделали вывод, что «дефектов медицинской помощи и нарушений при оказании медицинской помощи, влекущих последствия неисполнения обязательств, не выявлено».

– Нарушений нет, лечили квалифицированные специалисты, а человек, который пришел в больницу на своих ногах и разговаривал перед операцией, впал в кому и умер, – комментирует витиеватые ответы чиновников Валентина Шаршова.

Женщина, потерявшая сына, для выяснения причин его смерти написала заявление в Следственный комитет. Уголовное дело – один из способов узнать правду. По заявлению Валентины Шаршова проводится процессуальная проверка, сообщили журналисту РИА «Воронеж» в региональном СУ СКР. В планах Шаршовой – гражданский иск к больнице, это второй способ выяснить, почему умер ее сын.

Без права на правду

В ситуации, когда врачебная тайна лишает права узнать судьбу близкого человека, может оказаться каждый. И часто получение ответов на вопросы, почему умер родственник и виноваты ли в этом врачи, становится целью потрясенного горем человека. Его жизнь превращается в борьбу за то, чтобы приоткрыть завесу врачебной тайны. При этом закон, который строго ее охраняет, полностью на стороне врачей.

– Врачебная тайна является синтезом личной и профессиональной тайны, – пояснили журналисту РИА «Воронеж» в областном департаменте здравоохранения. – Медицинская сфера имеет специфическую направленность, при которой сложно разграничить разглашение личной тайны и профессиональной. С одной стороны, для пациента это, конечно, личная тайна. С другой стороны, правоотношения врача – это профессиональная тайна, и сохранение, обеспечение ее неприкосновенности является обязанностью медицинского работника. В процессе оказания медицинской помощи врачу становятся известны сведения о заболеваниях, перенесенных процедурах и иных медицинских особенностях данного лица. Распространение таких сведений врачом невозможно не только в силу закона, но и в силу этических норм. Врачебная тайна относится к так называемой профессиональной тайне, которая также является конфиденциальной информацией.

В учреждении подробно рассказали, какими нормативными актами регулируется врачебная тайна, подчеркнули, что «не допускается разглашение сведений, составляющих врачебную тайну, в том числе после смерти человека».

В доступе к иной медицинской документации, в том числе к истории болезни, лечебные учреждения отказывают, ссылаясь на положения закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации». Статья указывает, что сведения, составляющие врачебную тайну, предоставляются только с согласия самого гражданина либо по запросу компетентных органов. В большинстве случаев пациенты не оставляют письменного согласия на получение информации родственниками,

Михаил Суров

адвокат
адвокатской конторы «Рывкин и партнеры»

Представитель адвокатской конторы «Рывкин и партнеры» Михаил Суров, комментируя законодательство о врачебной тайне, подтвердил правоту медиков в ситуации Валентины Шаршовой.

– В случае смерти пациента действующее законодательство предусматривает право близких родственников получить заключение о причине смерти и диагнозе. Однако в доступе к иной медицинской документации, в том числе к истории болезни, лечебные учреждения отказывают, ссылаясь на положения закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации». Статья указывает, что сведения, составляющие врачебную тайну, предоставляются только с согласия самого гражданина либо по запросу компетентных органов. В большинстве случаев пациенты не оставляют письменного согласия на получение информации родственниками. Суды становились на сторону медицинского учреждения, когда граждане обжаловали отказы больниц в предоставлении сведений, – отмечает Михаил Суров.

По словам юриста, мать имеет право узнать диагноз, причину смерти сына и получить заключение патологоанатома. Но последнего у Шаршовой нет: ей этот документ не выдали. Такое положение дел эксперт назвал «конспирологией на пустом месте», отметив, что иногда людям просто следует дать подробные объяснения, чтобы они успокоились.

Юристы департамента и эксперт-адвокат независимо друг от друга сослались на определение Конституционного суда от 9 июня 2015 года, которое суд вынес после рассмотрения жалобы Владимира Зубкова. Мужчина оказался в той же ситуации, что и Валентина Шаршова – пытался выяснить причины смерти жены в больнице, предполагая некомпетентность врачей, но столкнулся с врачебной тайной. Зубков пытался доказать, что родные имеют право на доступ к сведениям о лечении и смерти пациентов. Но судья высшей инстанции указал, что родственники умершего могут быть ознакомлены с информацией о принятых мерах медицинского вмешательства (диагностике, лечении, назначенных медицинских препаратах) при решении вопроса о возбуждении уголовного дела или при подготовке гражданского дела. Однако самостоятельно эти сведения они получить не могут, рассказывает Михаил Суров.

В облздраве отметили, что компетентные органы могут на основе принципов соразмерности и справедливости принять решение о необходимости ознакомить заинтересованное лицо со сведениями, относящимися к истории болезни умершего пациента, в той мере, в какой это необходимо для эффективной защиты прав заявителя и прав умершего лица.

Система такова, что полную информацию о смерти сына Валентина Шаршова сможет получить через правоохранительные органы при возбуждении уголовного дела, либо подав гражданский иск к больнице. Поэтому женщина настроилась на долгую борьбу за правду. Первый шаг – добиться объективной судмедэкспертизы для выяснения причины смерти Александра.

– Я часто думаю, что смерть сына – длинный страшный сон. Я вот-вот проснусь, и он будет жив, – говорит Валентина Шаршова.