Семинар-лаборатория «СИТО» – «современное исследование театральных объектов» стартует в Воронежском академическом театре драмы им. Кольцова в воскресенье, 3 июля. В рамках акции артисты театра прочтут пять пьес драматурга Ивана Вырыпаева. Кроме большого и малого залов, события проекта пройдут в гардеробе, фойе театра и трюме под сценой. В преддверии старта «СИТО» корреспондент РИА «Воронеж» поговорила с организатором акции, режиссером Никитой Раком, о драматургии Ивана Вырыпаева, читках и основах российского театра.
– В последнее время артисты драмтеатра часто проводят читки – кроме проекта «СИТО» читки проходят в городском баре JUST, кафе «Школодадница». Чем обусловлен интерес к ним?
– Читки – это очень хороший формат. Но читки в баре и кафе – это частные инициативы самих актеров. А над акцией в театре мы долго думали. Мы решили посвятить проект одному автору, так как мы академический театр – поэтому мы копаем глубоко. Мы берем несколько пьес, выстраиваем их в некую линию – смотрим, как изменяется автор, его язык, какие вещи созвучны друг другу, что становится основной темой творчества. А почему Вырыпаев – мне кажется, это абсолютно культовый драматург, самый признанный драматург из России, имеющий огромную аудиторию не только в нашей стране, но и за рубежом. Это тот автор, по которому будут судить о нашем времени. Есть переломные этапы в развитии российского театра, связанные с именами Чехова, Островского, а Иван Вырыпаев формирует сегодняшнее театральное мировоззрение. Главное в драматургии Вырыпаева – она очень театральная, требующая воплощения на сцене. Он сам говорит о том, что, когда пишет пьесу, уже сочиняет спектакль. И еще важно, что Вырыпаев – не только драматург, но еще и актер, и режиссер, и кинорежиссер. Это очень крупное явление, которое заслуживает академического исследования. Но посмотрим, как все это получится – зритель может считать иначе. Почему мы и хотим сделать это публичным, чтобы зритель услышал это и, может быть, поменял свое отношение к современному театру.
– Современную драматургию, и в частности Вырыпаева, ставят не очень часто.
– Сейчас сложный период в русском театре, который неожиданно возник. Театр очень мощно развивался, и в том числе драматургия Вырыпаева доказывает, что русский театр диктует тенденции всему миру и слышит, что происходит в сегодняшнем дне. Но вдруг появилась совершенно другая волна, которая говорит, что все это не нужно, нужно перестать этим заниматься, нужно только интерпретировать классику. Был какой-то момент, когда новая драма вошла в театры, все ее ставили и были озабочены поиском новейшего. Но это не я придумал, это придумал Станиславский, что современный театр не может существовать без современной драматургии. Каждое поколение крупных режиссерских имен связано с современной им драматургией. Станиславский – Чехов, Эфрос – Розов, Товстоногов – Радзинский. В этом сочетании и происходят главные открытия.
– Драматургия Вырыпаева, как вы сказали, очень театральная, предполагающая воплощение на сцене, но выбранный вами формат читки – это ведь не спектакль в привычном смысле.
– Это, скорее, некий эскиз. Слово «читка» иногда пугает людей, они видят в этом чтение по ролям, и одна такая читка у нас действительно будет. Но Вырыпаев и вообще современный театр уничтожили привычные грани, сегодня уже непонятно, что такое «полноценный спектакль». Если даже люди просто читают текст, но при этом найден тон, звук и главное – найден диалог и контакт с залом, театр возникает. И неважно, есть ли на сцене огромные двухъярусные декорации, и ходит ли массовка гусар. У современного театра нет никаких законов, и об этом мы тоже хотим поговорить во время лаборатории. Помимо того, что мы используем новые тексты, мы еще и перемещаемся в необычные пространства, предлагаем некую попытку прочтения – необязательно в зале, но и в фойе, в трюме под сценой, в гардеробе. Нам очень важно показать, что театр открыт зрителю, что он готов с ним разговаривать в самых неожиданных местах.
– Аудитория академического драматического театра готова к перемещениям в фойе и гардероб?
– Мы открываем театр, чтобы к нам пришла и новая аудитория, не только постоянные зрители академического театра. Мы хотим, чтобы люди пришли и поняли, что театр – это не отстой. Что это живые интересные молодые люди, которые исполняют тексты, которые их самих очень трогают. Очень важно, что все артисты, которые участвуют в проекте, делают это абсолютно добровольно, это их собственное желание изменить себя и отношение зрителей к себе, наладить диалог. Мы говорим в первую очередь о том, что надо открыться, попытаться услышать друг друга. Миссия театра – увеличение количества любви в мире. И все пьесы Вырыпаева – об этом. Он сам говорит, что человек после просмотра спектакля по его пьесе или прочтения его пьесы должен выходить со светлым чувством. Иначе понятно, чем это все закончится. Люди, которые жгут книги, будут жечь людей. Только театр может это остановить, только культура и искусство. Можно противопоставить насилию законы и уголовный кодекс, но на самом деле это просто другая форма насилия. Единственное, что противостоит насилию, – это культура.
– По итогам проекта одна пьеса войдет в репертуар театра. Как она будет выбрана?
– У нас будет голосование, мы хотим, чтобы нам писали отзывы. Будем ориентироваться и на обсуждения, которые будут после каждой читки.
– У самого названия «СИТО», кроме аббревиатуры, есть какой-то символический подтекст?
– Конечно, мы проводим «посевную». Хотим бросить зерна в зрительскую почву. Еще ничего не выросло, но мы очень надеемся, что эти зерна прорастут, дадут побеги.
– В последнее время драматический театр часто оказывается инициатором разных проектов – читок, концертов, «Ночи в театре», флешмобов. С чем это связано?
– За этот сезон мы выработали концепцию, чем занимается наш театр. Мы поняли, что это открытый театр, театр диалога. Не только театр, в который приходят люди, но и театр, который сам приходит к людям. Который несмотря на то, что он академический, не стоит на котурнах, он готов открыть двери и выйти, и разговаривать с людьми. Это главное, что движет нашими актерами. Они сами уловили эту идею, сами придумывают новые проекты. Это очень сложный и в чем-то болезненный процесс, в чем-то расшатывающий устои театра как закрытой институции. Посетители читок говорят: «Мы думали, что актеры – это какие-то небожители, а это, оказывается, нормальные ребята». Мы хотим сломать этот стереотип.
– Для диалога со зрителем можно придумать много путей, но вы выбрали даже не новые спектакли, а именно читки.
– Российский театр словоцентричен. Он всегда произрастал из литературы. Конечно, может быть театр и вне драматургии, и время постдраматического театра наступило, а где-то в Европе уже успело закончиться. В 2011 году, наконец, перевели на русский книгу Ханса-Тиса Лемана «Постдраматический театр», которая была написана в 1999 году. То есть в Германии ее написали в 99-м, тогда же прочитали и отбросили, а к нам это пришло только сейчас. И все-таки для российского театра путь, связанный с литературой, естественен. Это сейчас Островского и Чехова все знают, а, когда они только появились, это было бешено прогрессивно, как сейчас Театр.DOC. Некоторые говорят, мол, время проверит и рассудит, вся это современная шелуха будет забыта, останется опять один Островский. Может быть, но вы же этого не знаете. Представьте, если бы Чехов пришел в театр с «Чайкой», а Станиславский бы ему сказал: «Чушь какая-то, иди отсюда, маргинал, лучше мы проверенного Островского поставим». Театр – проводник. Именно здесь кристаллизуется культура. А если ставить заборы и препятствия в надежде сохранить великую культуру, мы рискуем упустить сокровища, которые создаются прямо сейчас.
){kind=link}
){kind=link}