Воронеж в 1917-м. Начало года: дефицит хлеба, полные госпитали и кинозалы

РИА «Воронеж» начинает спецпроект, посвященный революционному 1917 году. Журналисты и эксперты проекта расскажут, чем и как жили воронежцы в переломный момент истории, какие настроения царили в Воронежской губернии и как здесь встретили революцию. Первый материал спецпроекта посвящен кануну Февральской революции 1917-го. Зимовали воронежцы в условиях дефицита хлеба, дров и угля, зато кинозалы были забиты до отказа.

Город-госпиталь

В начале 1917-го из-за продолжавшейся вот уже третий год Первой мировой войны Воронеж был городом-госпиталем – с фронта каждый день прибывали раненые солдаты. По данным на 1915 год, в 45 госпиталях Воронежа одновременно лечились 7 тыс. воинов. Примета времени: кинотеатр на Большой Дворянской назвали «Увечный воин». Госпитали размещались в здании Дворянского собрания, Митрофановском монастыре, Мариинской гимназии.

Как отмечает воронежский краевед Павел Попов, для устройства госпиталей изымались лучшие, самые крупные частные здания, в том числе доходные дома и гостиницы. Купец и гласный городской думы Николай Клочков отдал под госпиталь свой маслобойный завод, в условиях войны ставший нерентабельным.

Пока война окончательно не измотала людей, в Воронеже наблюдался патриотический подъем. Фотографы, к примеру, проводили благотворительную акцию – каждый солдат мог прийти и бесплатно сделать фотографию в двух экземплярах в любом воронежском фотоателье.

Владимир Размустов

политолог, кандидат исторических наук

По данным переписи 1916 года, население Воронежа по сравнению с довоенным временем увеличилось вдвое: если в 1914 году здесь проживало 85 тыс. человек, то в 1916-м – уже 172 тыс. Население увеличилось в том числе за счет раненых, военнопленных и беженцев.

Военнопленных действительно привозили чуть ли не целыми полками, город был буквально наводнен ими (...).Народ этот был все молодой, дюжий; по их смуглым, улыбающимся лицам было видно, что они всем нутром своим ощущают радость бытия от сознания, что находятся вдалеке от театра военных действий. Отношение населения к ним было добродушное; у окон нижнего этажа казармы часто толпился народ: или обменивались молчаливыми улыбками, выражающими взаимную симпатию, или пытались разговаривать, отчаянно жестикулировали и радостно смеялись, если удавалось понять друг друга. Мне не раз приходилось видеть, как женщины, особенно крестьянки, подавали им куски белого хлеба, яйца, яблоки, а те в свою очередь одаривали их безделушками, сделанными на досуге из дерева или картона.
 – А что ж, – сказал мне однажды извозчик, с которым мы проезжали мимо казармы. – Нешто они не такие же люди, как и мы? Тоже, небось, дома бабы остались, ребятенки. Не своей волей воевать идут – посылают.

Из книги Валентины Дмитриевой «Так было (Путь моей жизни)»

В Воронежской губернии насчитывалось 20 тыс. немцев, австро-венгров, чехов, словаков и поляков, попавших в плен русской армии. В Воронеже их было около тысячи. Пленные жили довольно свободно. Некоторые работали на машиностроительном заводе «Рихард Поле» (впоследствии завод имени Коминтерна) и получали за это зарплату. Такое «засилье» создавало свои проблемы – в Воронеже возник дефицит жилья, цены на недвижимость выросли.

Пленных часто пристраивали к солдаткам – женщинам, мужья которых ушли на фронт. Возникали разные коллизии – вспыхивала любовь, рождались дети. Интересно, что военнопленные требовали повышения зарплаты – выступали за то, чтобы их труд оплачивался, так же как местным. Первая мировая война не носила такого ожесточенного истребительного характера, как Великая Отечественная. К пленным относились гуманно. Даже турки, которые тоже были на наших сельхозработах, требовали повышения зарплаты.

Михаил Карпачев

профессор исторического факультета ВГУ

Из-за нехватки мужской силы для посевных работ также привлекали военнопленных. Обсуждалась возможность завоза «дешевой» рабочей силы из Китая.

Гиперинляция и дефицит дров

Последним воронежским губернатором был отец семерых детей Михаил Ершов (в 1919 году скончался в Киеве от тифа в возрасте 57 лет). Ершова назначили «исправляющим обязанности» губернатора в ноябре 1915-го, от приставки и.о. он так и не избавился.

Руководить губернией Ершову пришлось в непростых условиях. Новый 1917 год воронежцы встретили в глубоком кризисе. Расходы на военные нужды спровоцировали гиперинфляцию – только за 1916-й цены выросли на 400%.

Реквизиции скота и сельхозпродуктов для нужд фронта вызывали острое недовольство крестьян. В 1916 году в Павловском уезде произошли массовые беспорядки, охватившие несколько крупных селений. Ершов смог утихомирить недовольных только под угрозой применения военной силы. По данным на 1916 год, 22% хозяйств в губернии были без скота и 21% – без посевов. В общей сложности посевы уменьшились на 13%, посевы сахарной свеклы и подсолнечника – соответственно на 42% и 86%.

Еще в 1916-м в Воронеже, как и в целом по стране, ввели продуктовые карточки. Сначала – на сахар и муку. В месяц полагалось по три фунта (1,4 кг) сахара на взрослого. В условиях дефицита продуктов люди стали употреблять различные суррогаты – морковный чай и желудевый кофе.

Городская управа попросила губернатора Михаила Ершова обратиться к правительству за продовольственной помощью: «Рисуются страшные призраки надвигающегося голода – может быть народное волнение».

Каждый день наносит нам новый удар: нет сахару, нет керосину, нет муки, нет хлеба... И потом оказывается, что сахар сбывается за границу. Цены на все продукты продовольствия продолжают расти с головокружительной быстротой, что однако вовсе не вызывается ни истощением запасов, ни отсутствием продуктов на рынке, ни сокращением их производства; наряду с другими причинами сделало свое губительное дело и спекуляция, вызывающая превышение спроса над предложением.

Мглинский «Печальная картина», газета «Воронежский телеграф»

На фоне продовольственного кризиса в Воронеже резко возрастает количество краж. Крадут махорку, сало, белье, винный спирт, серебро, льняные холсты и даже кровати из госпиталей.

В уездах люди выходили из положения, охотясь на зайцев, численность которых резко возросла.

Неблагополучно было и в армии. Как отмечает историк Александр Акиньшин, в начале 1917 года к воронежскому губернатору обратился с тревожным письмом командующий войсками Московского военного округа генерал от артиллерии Иосиф Мрозовский. В письме Ершову военачальник сетовал на то, что нижние чины маршевых рот, прибывающие на фронт из Воронежа, «при следовании в пути проматывают почти половину выданных им вещей – теплое белье, обмундирование и ватные вещи». Бывали случаи, когда на фронт нижние чины прибывали в одном белье и шинелях.

Ершов сообщал, что он уже несколько раз издавал строгие распоряжения о принятии «самых решительных мер воздействия против скупщиков», что как общая, так и жандармская железнодорожная полиция давно принимают «все доступные меры» для борьбы «с недозволенным переходом к другим лицам казенного имущества, выдаваемого солдатам». От ответа губернатора веяло определенной безысходностью».

Александр Акиньшин, «Воронежские губернаторы и вице-губернаторы 1710-1917»

В начале 1917-го карточки вводятся на керосин и дрова. Из-за снежных заносов подвоз дров по железной дороге стал невозможен.

На заседании городской думы гласный Алексей Клочков предложил сократить потребление топлива для некоторых городских нужд, в том числе на уличном освещении. Журналисты «Воронежского телеграфа» восприняли эту мысль в штыки: «Нельзя погружать город в темноту и создавать средневековые условия жизни, когда, наоборот, все условия этой жизни требуют света, света и света – в переносном и буквальном значении этого слова».

Киномания

Несмотря на кризис, в Воронеже бурлит культурная жизнь. Устраиваются благотворительные концерты и спектакли – сборы идут в помощь малообеспеченным семьям и детям, чьи отцы воюют на фронте. В Городском зимнем театре ставят «Анну Каренину» Толстого, «Яму» Куприна, «Врагов» Арцыбашева.

В феврале 1917-го большой концерт дает известная певица Мария Каринская, исполнительница знаменитого романса «Ночные цветы». Каринская приехала не одна, а с прима-балериной императорского Мариинского театра Антониной Легат.

На пике моды – электротеатры, иллюзионы и синематограф. В театре «Биограф» на улице Большая Дворянская репертуар обновлялся каждые два дня. На месте нынешней филармонии работал электротеатр «Кино». На Большой Девиченской (ныне – улица Сакко и Ванцетти) – маленький кинематограф «Гелиос».

На месте нынешнего «Спартака» располагался кинотеатр «Ампир», зрительный зал которого вмещал до 800 человек. Зрительные залы набивались до отказа – люди даже в проходах стояли. На одном из таких сеансов оказался воронежский полицмейстер, который вскоре издал приказ, предписывающий допускать в кинозалы горожан «по числу имеющихся мест». Также он обязал своих подчиненных при смене репертуара знакомиться с содержанием картин, чтобы пресечь показ «порнографических» фильмов.

Дореволюционный репертуар воронежского синематографа не сильно отличался от современного: боевики, мелодрамы, криминальные драмы. В «Ампире» показывали фильм «Так вот тебе, коршун, награда за жизнь воровскую твою», «Любовь среди декораций», «художественный боевик» «Тайна железной двери». Популярностью у воронежцев пользовались фильмы «У камина» и «Ради счастья» с главной звездой кинематографа Верой Холодной. А в «Биографе» показывали «патриотическую говорящую картину» «За Русь святую, за Царя».

С 12:00 до 16:00 в кинотеатрах – детские сеансы. В «Ампире» показывали «Сказку о принце», в кинотеатре «Биограф» – «Мальчик с пальчик».

«Агентов внедрить некуда»

В начале 1917 года Воронеж был политически умеренным городом.

В 1916 году за политическую деятельность было арестовано всего 10 человек. Это абсолютное политическое затишье, Петроградское жандармское управление внедрило своих агентов в губернии, надеясь найти зачинщиков среди нелегальных политических сил. Но жандармы отчитались, не могут найти таковых – нелегальные политические организации себя никак не проявляли. Не найдя революционеров, воронежские жандармы рапортовали в Петроград: «Мы бы рады внедрить агентов, но не знаем, куда. Не можем никого найти».

Владимир Размустов

политолог, кандидат исторических наук

В городе были по традиции сильны кадеты – леволиберальная партия, по сути – городская интеллигенция. Леволибералы выступали за конституционный режим, правопорядок, свободу и демократию – без насилия и кровопролития. Активных политических деятелей среди кадетов было около 100 человек, в их числе гласные городской думы – владелец аптеки Владимир Мюфке, юрист Сергей Петровский. Депутаты Госдумы от Воронежской губернии, 12 человек, в основном были октябристами, которые выступали за сохранение монархии. Среди них – крупный землевладелец Николай Шидловский, почетный мировой судья Георгий Фирсов, учитель Михаил Акалелов, председатель воронежского отделения дворянского поземельного банка Александр Алехин, популярный проповедник Тихон Попов, земский деятель Александр Звегинцев.

Эсеров было около 100 человек. Они находились под надзором полиции и не были слишком активными.

Социал-демократов было не больше 60-ти, среди них – много дезертиров. Они находились на нелегальном положении. Призывали к свержению самодержавия, поражению России в Первой мировой войне и превращению империалистической войны в гражданскую. В Первой воронежской губернской гимназии действовал нелегальный кружок. Гимназисты распространяли на предприятиях марксистскую литературу. Одного из активистов кружка Бориса Иппо арестовали в феврале 1917-го.

– Для эсеров питательной почвой были крестьяне, которых в Воронежской губернии было гораздо больше, чем рабочих. Этим объясняется популярность эсеров. Они рассматривали крестьянскую общину как оплот социалистической революции. Если бы в губернии было больше промышленных предприятий, то симпатии большинства населения были бы на стороне социал-демократов, – отметил Михаил Карпачев.

В феврале жандармы узнали, что в Воронеж из ссылки вернулся опытный большевик Николай Кардашов, который зачастил на заводы, встречался с гимназистами, выезжал в Москву и Ростов-на-Дону для установления связей с местными большевиками. Впоследствии он станет первым редактором газеты «Воронежский рабочий».

«Запахло грозой»

Несмотря на политическое затишье, в общество зрело острое недовольство из-за дефицита продуктов, их дороговизны и спекуляции. Горожан раздражал «сухой закон», введенный Николаем II в июне 1914-го. Любители спиртного не гнушались пить одеколон, денатурат, политуру, лак. В аптеке Мюфке продавался популярный у воронежцев одеколон «Экономический». Власти были вынуждены ввести ограничения на продажу одеколона – флакон в одни руки. Воронежцы вовсю гнали самогон.

В январе-феврале в Воронеже привычным явлением стали забастовки рабочих. В губернском центре было 15 тыс. рабочих, трудившихся по 12-14 часов в сутки, иногда еще и сверхурочно. Многим приходилось вставать в 4-5 утра и идти до работы пешком несколько километров. По словам краеведов Попова и Фирсова, питание рабочих, организованное на предприятиях, было завуалированной формой удержания хозяином части заработка. На заводе Столля мастер литейного цеха Баранов содержал собственную лавку и обязал подчиненных брать в кредит продукты и водку только у него, а после получки удерживал долг с процентами.

В цехах было темно и грязно, работали при свете коптилок. Литейщики таскали ковши с расплавленным металлом, часто обжигаясь раскаленными брызгами. В случае травмы на производстве пострадавшего оставляли без пособия. Если рабочий болел дома, его и вовсе могли уволить. Администрация завода «Столль и К» всячески стремилась освободиться от престарелых и получивших увечья рабочих. Пенсию они не получали. Люди были недовольны и готовы к бунту.

В середине января на работу отказались выйти 277 военнопленных, трудившихся на машиностроительном заводе «Рихард Поле». Они потребовали, чтобы с зарплаты у них высчитывали не 20%, а 5% платы за квартиру. Также рабочие протестовали против дороговизны стола: каждый месяц на питание вычиталось 35-50 рублей, при заработке – от 50 до 100 рублей.

– Рабочие боролись за понятную зарплату без вычетов и штрафов. Они были готовы работать больше 12 часов, но требовали за это оплату. Их заставляли работать по 17 часов, а платили как за 12. В принципе, то же самое – сверхурочные без оплаты – современные воронежские работодатели практикуют и сегодня, – отметил Владимир Размустов.

Железнодорожники депо Отрожка в конце января отказались выйти на работу, потребовав повышения зарплаты. Их примеру последовали рабочие Воронежских железнодорожных мастерских.

Первым остановил станки механический цех. Тут же погасили горны в нашей тесной, прокопченной кузнице. И вот уже весь народ собрался в пассажирском цехе: сидят ребята, покуривают и меж собой говорят, что с места не сойдут, пока начальство не приедет и толком обо всем не поговорит. Время от времени приходит посыльный: «Господин начальник спрашивает, скоро ль работать начнете, а не то серьезные меры принимать будет». Разве можно было тогда запугать рабочих строгими мерами? Что могло быть хуже их бесправного, полуголодного положения!
Одно утешало – в воздухе пахло большой грозой. В городе слышно, что и в железнодорожных мастерских, и у Столля – всюду волнения, увольнения. На улицах – очереди, у лавок – толпы женщин, беспрерывные проводы новобранцев под охраной солдат и жандармов.

Воспоминания рабочего Ивана Тихонова, «Коммуна» от 12 марта 1937 года

Началось брожение среди солдат воронежского, новохоперского и острогожского гарнизонов. Неожиданно 16 февраля забастовали студенты Воронежского сельхозинститута, не желающие «подчиняться» учебному плану Совета профессоров. В постановлениях Совета они усмотрели стремление низвести институт до положения средней школы. Совет принимает решение временно закрыть институт. Именно эти студенты наравне с рабочими выйдут 3-4 марта на улицы Воронежа приветствовать Февральскую революцию, которая в Российской империи началась 23 февраля, по новому стилю – 8 марта.