В июне 2019 года русскоязычные любители фантастики познакомились с романом писателя Юрия Мори «Эмбрион. Начало», вышедшим в издательстве АСТ в постапокалиптической серии «Вселенная Метро 2035» Дмитрия Глуховского. А уже в начале сентября автор вошел в лонг-лист конкурса научно-фантастического рассказа «Будущее время» в числе 15 лучших представителей жанра из России, США и Финляндии. Всего на конкурс было подано 1172 текста, финал состоится в конце осени.
Действие романа «Эмбрион. Начало» переносит читателя в Воронеж 2035 года. Главный герой – сталкер Кат, уникальные способности которого должны помочь вернуть мир к нормальной жизни после катастрофы. Для этого руководство военной базы отправляет парня в населенный мутантами Шиловский лес за схемой криобанка с человеческими эмбрионами.
– Я коренной воронежец, вырос недалеко от памятника «Ротонда», так что с детства знаю, как выглядит здание, в которое били снаряды. Когда трогал руками апокалипсис, легче о нем писать. По этой причине я и выбрал Воронеж местом действия романа – конечно, метро у нас нет, хотя о нем столько говорят, но условия проекта допускают описания и других мест, – пояснил Юрий Мори корреспонденту РИА «Воронеж».
Юрий – настоящее имя автора, а вот фамилия – нет. Считая, что в литературе у него слишком много однофамильцев, писатель выбрал псевдоним Мори. В целом получается слово «юмори» – бодрый призыв не впадать в уныние.
– Фантастика – моя любовь с детства, так же как мистика и хоррор. Любимых авторов множество: от Булгакова и Шолохова до Пелевина, Кинга, Сорокина и Геймана. Я всю жизнь писал стихи, небольшие зарисовки, но раньше это было не всерьез. После окончания экономического факультета ВГУ работал в банке. Шесть лет назад из-за болезни пришлось оставить работу, сложно было даже выходить из дома, и я стал много времени проводить в интернете, публиковаться на литературных сайтах. Вел тематические рубрики, написал около полутора сотен рассказов, выиграл несколько конкурсов и постепенно повышал планку – хотелось написать что-то действительно впечатляющее, – поделился писатель.
Рассказы Юрия Мори заметили редакторы «Вселенной Метро» и предложили написать синопсис к будущей книге. Профессиональное чутье их не подвело – роман дебютанта, написанный с ноября 2018-го по февраль 2019 года, оказался динамичным и увлекательным, читатели в отзывах называют его «мощным и крутым». В результате в сентябре 2019 года выйдет вторая книга, а Юрий работает уже над третьим романом.
– Во второй книге действие перемещается в Бобров и Анну. По требованиям проекта все локации должны быть реальными, а эти места я хорошо знаю, – отметил Мори.
В книге «Эмбрион. Начало» Воронежское водохранилище заражено радиацией, под землей оборудованы военные базы, а выход на поверхность таит ежеминутную опасность.
Фотокорреспондент РИА «Воронеж» прошел маршрутами героев книги, чтобы запечатлеть, как места, описанные в романе, выглядят в реальности.
ЮВЖД и Первомайский сад
«Кат внимательно оглядывал окрестности. Слева вниз уходила дорога к Чернавскому мосту, длинный такой спуск в никуда, забитый сгнившими остовами машин. Справа – здание управления железной дороги, с разрушенной башней сверху. Кто-то когда-то всадил из гранатомета, то ли со злости, то ли по глупости. А может, и от пьяной безысходности.
Первомайский сад остался позади. За то время, пока сталкера не было в городе, сад зарос странными деревьями, высокими, но изогнутыми, переплетенными между собой. Маковка храма еле выглядывала из их зарослей».
Убежище «Проспект Революции» (бывший Дом офицеров)
«Наверху форпост "Проспект Революции" был плотно обложен мешками с песком, в которых местами оставили наверху узкие щели. Пройдя между хитро уложенными мешками, Кат и его спутник уткнулись в ворота.
Прозрачные двери бывшего магазинчика – или что там раньше было над входом в убежище? – давно были выкинуты, а на их месте приварены толстые стальные листы, по центру которых торчала узкая полоса калитки. Больше одного человека за раз не пройдет. Сталкерам это частенько мешало заносить найденный на поверхности товар, но менять что-либо смотритель убежища отказывался.
Рядом с калиткой в стену была вделана красная кнопка, огромная, снятая с какого-то устройства предков. Уж на что у Ката была широкая ладонь, но полностью закрыть этот красный пятак таких надо три. Нажималась она при этом легко, достаточно было ткнуть пальцем».
Московский проспект в районе пересечения с бульваром Победы
«Наверное, когда все эти кирпичные коробки были набиты людьми, а по широким улицам ездили машины, было веселее. Оживленнее. Миллионный город все-таки. Был. Столица Центрального Черноземья – что бы это название тогда ни значило... Иногда попадались яркие мазки – брошенная одежда, машины, какие-нибудь занавески в разбитом окне. Очень редко – детские коляски и пластиковые игрушки. Но они еще больше подчеркивали серость остального.
Кат не был здесь год, а город не изменился. Те же серые ряды домов вдоль дороги – парадного въезда со стороны столицы. Оставшиеся таблички на домах, с которых еще не облезла краска, так и сообщали путнику: "Московский проспект". Иногда и номер дома, как будто это важно. Словно сейчас подойдет быстрым шагом почтальон и разложит в разломанные железные ящики на первом этаже письма, открытки и свежие газеты. А в газетах будет хоть какая-то новость, кроме одной – вас больше нет. Никого больше нет. Мертвый проспект имени другого мертвого города».
Улица Кирова
«От площади Ленина и дальше по направлению к цели идет улица Кирова. И в лучшие времена довольно короткая, центральная, но какая-то незначительная, сейчас она стала похожа на ущелье в горах. Дома с обеих сторон, частью старые, еще сталинских времен, частью – брежневские девятиэтажки, зажимали улицу, сдавливали ее пульс. Впрочем, никакого пульса у нее давно не было – сплошная пробка из машин, ржавеющих с Черного Дня, когда могучий электромагнитный импульс сжег их электронику. Иногда, китами среди селедки, попадались автобусы – побольше, поменьше. Под давно выбитыми или унесенными с собой людьми стеклами ржавели номера маршрутов.
Магазины, магазины, магазины… Первые этажи всех домов плотно набиты бывшими торговыми точками. Обувь с одеждой – ну, это понятно. Продуктовый. Тоже никаких загадок. А вот это что? "Классик" – с покосившейся навсегда вывеской и непонятными палками, нарисованными на осколках витрины. Что там продавали? Книги? Компьютеры? Телефоны? Теперь уже не угадаешь, а заходить времени нет».
Возле цирка
«На широченном перекрестке возле цирка, откуда дороги уходили налево – к зараженной почище Чернавского моста дамбе ВОГРЭС, и направо – в направлении юго-западного района, им попались первые человеческие кости. Погибавшие в Черный День и позже люди в основном умирали в своих квартирах, не поверив, что нужно уходить, или уже за городом, все-таки пытаясь бежать, но погибая на ходу. В центре скелетов было мало, да и этот не из числа жертв катастрофы. Это уже кто-то из сталкеров пяти-семилетней давности, или просто жаждущий наживы житель убежищ. Растрепанные обрывки одежды, поломанные, словно от падения с высоты кости. Остатки коротких волос, будто примерзшие к пятну грязи. Никакого оружия, никаких вещей поблизости».
Острогожское кольцо (Матросова, Краснознаменная, Острогожская)
«Если бы Черный День не случился, возможно, отец рассказал бы Кату, что с Острогожским кольцом связана масса его воспоминаний. И одна из лучших студий звукозаписи, занимавшая в конце восьмидесятых каморку, арендованный кусок продуктового магазина. Там всегда первыми появлялись новинки, которые шустрые кооператоры записывали на кассеты.
Ехать сюда приходилось на трамвае – это уже в нулевых их отменили, распродав и вырвав рельсы, жадные городские власти. С трамвая-то властям никакого прока, он городской, а маршруткам можно дорого продавать лицензии на маршрут. Сплошная выгода и наполнение карманов. Еще здесь стояла автостанция, позже замененная аккуратным двухэтажным скворечником банка – отец брал там кредит когда-то. На ремонт или еще какую-то не очень нужную ерунду.
Так и стоит где-то сейчас квартира, где заботливо выложенная плиткой ванная, ламинат, давно вспучившийся от сырости, треснувшие трубы батарей и прочий довоенный уют.
В центре кругового перекрестка когда-то была клумба.
Давно покойные работники городского хозяйства сейчас бы заплакали от умиления: сиротливых, хотя и ярких цветов там больше не было. Сплошное торжество абстракции и силы мутировавших растений – многоствольный куст высотой до третьего этажа, с изломанными, изогнутыми в самых причудливых направлениях ветками. Длинные шипы, листья размером с колесо, жутковатого вида сиреневые цветы, с которых вниз свисала слизь. Асфальт вокруг этого торжества фауны над людьми был взрыт, раскидан могучими узлами корней.
Отряд обошел по кругу растение и остановился уже на другой стороне. У подножия леса. Именно, что у подножия – деревья были огромными, легко превосходя высотой тот кустик. Он, на клумбе, был так – ребенок. Всего лишь посланник леса, его передовой боец».
Заправка на Острогожской по дороге на Шилово
«И ведь интересно здесь! Городские АЗС почти все сожгли. Непонятно, или со злости, или просто потому, что легко это сделать было. Без электричества колонки не работали, не качали бензин, но в шлангах его оставалось достаточно, чтобы поджечь. А там – как повезет, если пламя добирались до подземных баков, разносило все кругом, нет – просто выгорала верхняя часть.
Эта заправка была целой и невредимой. Конечно, осыпался и рухнул навес с броской когда-то вывеской фирмы. Колонки проржавели, стекла в них покрылись грязью, не прочитаешь, что там, на датчиках. Да и не надо никому.
В павильоне даже не все стекла выбиты, а вот крыша внутрь провалилась с одной стороны... Внутри маленький лабиринт из полок с товарами, разбитые бутылки на полу, давно лопнувшие пакеты с соком, слежавшиеся в камень конфеты и печенье».
Московская трасса в районе сити-парка «Град»
«Первые километры были тяжелее всего. Летом бы не проехал вообще, а сейчас как-то умудрился по обочинам: трасса километров на десять от городской черты была забита машинами, автобусами, даже какими-то армейскими грузовиками, так и вставшими аккуратной колонной навсегда.
Все это гнило, ржавело, разрушалось уже два десятка лет. В кузовах и салонах росла трава и гнездились самые разные звери. Весной из трещин в асфальте росла трава. Пробивались кусты. Лезли, выворачивая куски, стволы деревьев. Здесь обошлось без массовых мутаций, но и того, что было у природы до Черного Дня в руках, вполне достаточно».
Рамонь. Замок принцессы Ольденбургской
«Кольцо разомкнулось. Теперь стая была сзади и по бокам, а проход вперед был открыт. Мимо строя маленьких домиков с пустыми окнами, через бывший лес – сквер? парк? – на дорожку вдоль красных кирпичных двухэтажек.
И – да: кирпичная же арка, с часовой башенкой, с кучей ненужных архитектурных красивостей, от которой был виден замок.
Здесь следов было много, и отпечатки обуви, и собачьих лап и чего-то совсем непонятного. Но его пустили, и он шел.
– Брось автомат в снег. Здесь не ходят с оружием, – квакнула морда.
Послушно, как робот, Кат скинул АКСУ с плеча и отбросил в сторону. Собаки заворчали, но ему было плевать. Замок приближался. Небольшой и ассиметричный – левое крыло уходило влево, а правое словно кто-то обрезал на середине.
Странное зрелище, все вместе. И – где-то два этажа, судя по окнам, а где-то три. Гармошка. Кусочек западной Европы, занесенный неведомыми ураганами на берег реки Воронеж, где и в двадцать первом веке была дичь и глушь, а уж в девятнадцатом…»
Рамонь. Спуск от замка к реке
«Он прыгнул в заросли и по кустам побежал к пересекавшей лес лестнице – тех же времен, что и замок.
Промчался мимо вычурного грота, забранного решеткой. Вроде как зверинец когда-то был, развлечение добрейшей Евгении Максимилиановны...
Лестница кончалась у развалин сахарного завода – вот что он увидел тогда, в первый вечер, внизу у реки.
Огромные баки выглядывали из-под разрушенной крыши безумными грибами-мутантами. Чупа-чупсы прошлого.
Остатки складов, переплетение ржавых труб.
Узкоколейка, уходившая в густую траву, ко второму, железнодорожному мостику через реку. Туда? Но там за рекой луг. Он там станет мишенью лучше всякого тира.
За одним из цехов бывшего завода Кат горько пожалел, что не принял во внимание дорогу снизу от автомобильного моста. Там уже стояла пара легковых машин, тоже с наваренными по бокам и спереди железными щитами. Подстраховались, твари. Пятеро автоматчиков, вокруг одного бегает явно прирученная собака. А у них под ногами бесполезной кучей тряпок лежал Крот, раскинув руки».