Воронежец Алексей Саниев, известный как создатель Большой воронежской экотропы, – путешественник, объехавший полмира, эколог, специалист по выживанию, в прошлом военный, ветеран боевых действий. В беседе с корреспондентом РИА «Воронеж» Алексей Саниев рассказал о поисках пропавшего моряка, о том, что едят и чем болеют на закрытых островах в Бенгальском заливе и чем опасны поездки в отдаленные экзотические страны.
«Не советую ездить в отдаленные регионы без подготовки»
– Алексей, что стало для вас отправной точкой для участия в экспедициях на край света?
– Я родился в Воронеже, с конца 1980-х годов начал заниматься спортивным туризмом. Мы много путешествовали по стране. Кавказ, Урал, Средняя Азия… Я читал книги о путешествиях, смотрел телепередачу Юрия Сенкевича. Увлекся темой автономных одиночных путешествий. В то время в СССР мало кто занимался темой выживания. Пришлось по крупицам собирать статьи о выживании в дикой природе, которые выходили в советской печати. Во время учебы в военном училище изучал тематическую литературу. Была такая книга – «Выживание экипажа после приземления в безлюдной местности», там я впервые прочитал про выживание в джунглях и пустынях, захотелось там побывать. Но сначала пришлось послужить и поработать, в том числе и в «горячих точках». Северный Кавказ, Камбоджа, Ближний Восток. Одно время даже привлекали летчиков для обучения выживанию.
– Вы часто организуете экспедиции в экзотические страны. Чем экспедиция отличается от путешествия?
– Путешествием называют любую поездку человека в другую страну. Экспедиция – это путешествие, которое должно заканчиваться неким открытием любого характера. Не обязательно открывать новый вид животных, но можно рассказать об их современном состоянии. Своих студентов мы учим по учебникам 1970-х годов. Приезжаешь на место, а там не голые туземцы, а цивилизованные люди, одетые в майки с Микки-Маусом. Об этом может рассказать только путешественник, который окажется там.
– Куда вы ездили в последний раз?
– Недавно мы вернулись из Марокко. У нас была экспедиция в непосещаемый участок Сахары – Эрг Шигага. Мы ехали туда, чтобы посмотреть на огромные барханы пустыни. Нашли следы пребывания человека эпохи мезолита и неолита, привезли артефакты – наконечники стрел, ножей, зернотерки. Для чего нам это открытие? Для того, чтобы я показал наши находки студентам и школьникам и рассказал, что раньше Сахара была плодородной землей, где жили люди, но произошла природная или экологическая катастрофа, превратившая все в пустыню. Все свои путешествия я тщательно готовлю, изучаю географические особенности, культуру и быт местных жителей. Людям неподготовленным я бы не советовал посещать удаленные регионы планеты. Это может быть опасно.
«История пропавшего моряка – фантастическая»
– В этом году вы побывали на Андаманских и Никобарских островах. Что вас туда привело?
– Я поехал на поиски пропавшего моряка – гражданина Украины, жителя Одессы Александра Ч. Торговое судно, на котором он работал, шло со Шри-Ланки в Японию. Недалеко от Никобарских островов, в Малаккском проливе, моряк пропал. Экипаж пришел в Японию без него. Семья моряка начала свои поиски, но у них не было необходимых опыта и знаний. Тем не менее они решили организовать туда экспедицию, которая помогла бы восстановить картину случившегося. Семья моряка начала искать специалиста и не нашла его на Украине. Искали и в России, но специалистов, которые могли бы организовать подобную экспедицию, оказалось очень мало.
– И тогда они вышли на вас?
– Да, но как – для меня до сих пор загадка. Я начинал организовывать путешествия 20 лет назад, мелькал в новостных сводках, в кругах путешественников меня знали, я в одиночку пересекал Сахару, Гималаи, малайские джунгли. Скажу честно – история пропавшего 22-летнего парня меня подкупила. Она сама по себе фантастическая. Я прикинул шансы моряка на выживание. Они были минимальными, но все же были. В СССР было два случая, когда люди совершали побег, переплывали море и даже сотни километров в океане, находясь в воде по трое суток. В 1962 году спортсмен из СССР сбежал через Черное море в Турцию. Станислав Курилов в 1974 году три дня плыл к филиппинскому острову Сиаргау. Никто до сих пор не знает предела человеческих возможностей. Но, как выяснилось в ходе экспедиции, Александр погиб. В итоге семья получила документы и компенсацию от морской компании.
Во время экспедиции я попал на Никобарские и Андаманские острова – это территория, которая была заселена 20 тыс. лет назад. Район уникален тем, что там 570 островов – он малопосещаем, закрыт, и информации о нем почти нет. О том, что там живут неконтактные племена, я узнал только там. Я вел поиски, переплывая от острова к острову. Часть территории облетел на вертолете спасательной службы. На одном из обитаемых островов меня арестовали индийские власти за нарушение местного законодательства – туда запрещен доступ иностранцам. Под арестом я провел четыре дня.
– Кто вас вызволил из тюрьмы?
– Никто не вмешивался. В том-то и проблема, что с поиском российских туристов за рубежом очень сложно. Меня просто депортировали с островов. Это автономная территория. Острова находятся достаточно далеко от Индии – примерно как от Москвы до наших Командорских островов. С племенами контактировать запрещено – за нарушение запрета могут дать три года тюрьмы. В бумаге, которую я получал, был запрет на общение с племенем джарава, а на острове, где я высадился, жило другое племя – онге. Все решилось на месте, в сотрудничестве с местными властями.
Я благополучно улетел, но в сентябре мы снова вернулись в этот регион, чтобы вплотную заняться изучением островов. Это была этнографическая и экологическая экспедиция.
– Как после истории с арестом местные власти разрешили вам снова посещать запретные острова?
– Знаете, это смешная история. Когда прилетел туда впервые, я получал визу. А когда прилетел туда во второй раз, визы как бы отменили. Нам выдали какие-то справки, и острова можно было посещать безнаказанно. У нас был опыт, и мы знали, куда можно ходить, а куда нельзя. А несчастный американский пастор Джон Чау, которого убили туземцы из племени сентинельцев, видимо, этого не знал. (В ноябре 2018 года сентинельцы обстреляли миссионера Джона Чау градом стрел, как только он ступил на остров. – Прим. РИА «Воронеж».) Люди на островах периодически пропадают, поэтому вести себя легкомысленно там нельзя. За время экспедиции на острова я изучил все случаи пропажи иностранцев. Их довольно много. Это в основном браконьеры, которые пропали на островах в промежутке между февралем и сентябрем 2018 года. Туземцы дружелюбные, но до поры до времени. У них свое понимание мира.
«В джунглях люди не подвержены стрессу»
– Какие аборигены живут на островах?
– Андамандцы, никобарцы и шомпены. Мы анализировали фотографии немецкой экспедиции 1926-1929 годов. На них видно, что раньше аборигены прекрасно чувствовали себя в городе, теперь их там не встретишь – все они живут в джунглях, в резервациях.
Сейчас на острова идет колоссальный приток индийского населения – за последние годы население увеличилось с 80 тыс. до 400 тыс. человек. Эта территория – в чистом виде экологический эксперимент: за 20 тыс. лет аборигены не вырубили деревья, не перебили всю птицу, не поели всех животных, там не произошло перенаселения. Они регулируют свою численность, численность биологических и морских ресурсов и живут в гармонии с природой. Наша цивилизация к этому не способна – мы утроенными темпами уничтожаем свои ресурсы.
– С какими из племен вы наладили контакт?
– С сентинельцами я не контактировал. Пролетая на вертолете мимо острова, видел только двух жителей на отмели. Этот остров посещали в XIX веке. Племя сентинельцев неконтактное, мы даже не знаем их языка. Что касается других племен, то я видел представителей племени онге и джарава, которые контактируют с цивилизацией, посещают госпиталь. Племена живут в резервациях, под охраной. Сами они не выходят, и к ним никого не пускают. Мы общались в основном с никобарцами, которые полностью интегрировались в современный мир, но продолжают заниматься охотой, собирательством, подсечным земледелием, ловят рыбу.
– На каком языке вы разговаривали?
– Общались жестами – английского они не знают. Некоторые никобарцы рассказали мне о том, что индийские власти изгнали их с острова, где они жили тысячелетиями. Раньше у них были свои верования, а сейчас в их деревне стоит баптистская церковь, но она закрыта, ее никто не посещает. Многие носят крестики, но не как символ веры, а потому что это красиво. Они остались язычниками и верят в духов природы. Сейчас некоторые никобарцы учатся в колледжах, служат в полиции, становятся докторами. Вообще никобарцы – малый народ, их около 30 тыс. А представителей племени онге осталось совсем мало.
– Получилось ли за время экспедиции снять видеоматериал, из которого можно сделать фильм?
– Да, но я не профессиональный кинематографист. У меня с собой была качественная камера, однако за время первой экспедиции индийские власти конфисковали все флешки. Чудо, что уже потом мне удалось «вытащить» из айфона некоторые кадры. Вообще снимать индийских туземцев строго запрещено – это уголовное преступление.
– Какой прогноз вы даете этим диким индийским племенам?
– Неутешительный. Они либо интегрируются в наш мир и утратят свою идентичность, либо просто вымрут от болезней, алкоголизма, наркомании и всего того, что может принести туда наша цивилизация.
– Что едят жители островов?
– Орехи и фрукты, саговое дерево, морепродукты, рыбу запекают в пальмовых листьях. У них своя кулинария. В пищу они используют до 150 видов животных и до 350 растений. Если сравнить с нашей европейской кухней, то мы используем всего несколько животных. Мы пьем молоко и печем хлеб – они этого не делают. Туземцы очень много ходят – мы ходим меньше. Однажды наши исследователи накормили вождя одного из племен макаронами по-флотски. Он чуть не умер – они не привыкли к такой еде. На добычу пищи они тратят три часа в день, остальное время они отдыхают. Тем не менее там нет многих заболеваний, которые есть у нас, – например, в джунглях люди не подвержены стрессу. Там нет сердечно-сосудистых заболеваний, но грипп и корь их могут просто выкосить. Чаще всего они умирают от травм и не оказанной медицинской помощи.
«Я не поеду туда, где опасно»
– Алексей, что посоветуете туристам, которые отправляются в экзотические страны?
– Это, конечно, не развлечение. В такие экспедиции нужно ездить со специалистами, опытными путешественниками. Отправляетесь в экзотическую страну? Для начала изучите вопрос. Изучите языки, обычаи разных народов, климатогеографические условия. Нужно иметь хорошую физическую подготовку, психическую устойчивость, быть коммуникабельным. Многие молодые путешественники-идеалисты уверены, что мир прекрасен и в любую точку мира можно приехать без паспорта и денег, найти общий язык со всеми людьми. Но это не так. Устанавливать контакт с дикими племенами нельзя, иначе они вас просто могут убить. Такие путешествия экстремальны и опасны. Я очень осторожный человек: не поеду туда, где опасно.
– А можно с собой брать оружие?
– Обычно оружия у нас с собой нет. В нашей стране это проблематично, даже если ты едешь на Северный полюс к белым медведям. Кое-где в экспедициях я брал с собой оружие – например, в Камбодже я ходил с автоматом Калашникова. Иногда для экспедиций мы покупаем мачете, чтобы нарубить дров.
– Беретесь ли вы за поиски других пропавших соотечественников?
– Сейчас я занимаюсь поисками российского путешественника Сергея Березницкого, который пропал в Афганистане в 2006 году. Все осложняется тем, что в Афганистане ведутся боевые действия. Но, по информации, полученной оттуда, есть надежда, что он жив.
«Из Костенок можно сделать жемчужину мирового уровня»
– Вас знают как автора Большой воронежской экотропы. Как появилась идея создания этого маршрута?
– Мысль я вынашивал 20 лет – с 1994 года. Экотропы – веяние современности. В Америке таким тропам уже 100 лет, а у нас только-только начинают о них говорить. Это мера, направленная на сохранение природы, экологическое воспитание и просвещение. Экологические тропы делают в Америке, Европе, Австралии, Новой Зеландии. Это очень популярный вид отдыха, спорт, трекинг, доступная комфортная среда. Мы не можем ограничить людям доступ в леса, но нам нужно эти леса сохранить – на планете от них осталась одна треть. Поэтому создаются такие маршруты. Кстати, Севастопольская и Окская экотропы создаются по примеру нашей, Воронежской. Я уже седьмой год пытаюсь реализовать проект экотропы в Воронеже.
– Выходит, этот туристический маршрут существует только на уровне проекта? Что мешает его реализации?
– Нам нужно, чтобы депутаты Воронежской областной Думы признали проект экотропы природным рекреационным комплексом. Это необходимо, чтобы придать маршруту законный статус, которого у него сейчас нет. В Севастополе, например, парламентариям никто не помешал признать Севастопольскую тропу природно-рекреационным комплексом. На обустройство экотропы нужно 12 млн рублей. Но если ее создать, мы получим туристический объект на много лет.
– В 2018 году вы говорили, что ваша экотропа, возможно, закроется. Почему?
– Некоторые участки экотропы стали опасны – их полностью завалило деревьями. Мы неоднократно обращались за помощью к властям, пытались сотрудничать, но из этого ничего не вышло. Поэтому сейчас нам с гражданами приходится по-партизански пропиливать тропу в лесу – выполняем работу, которую должно выполнять государство. Лесников там нет. Деньги осваиваются, а работа не ведется. Две трети тропы мы уже пропилили – весной мы запланировали провести там спортивное мероприятие, бег по тропам. Это будет марафон по пересеченной местности. В соревнованиях примут участие российские спортсмены с мировым именем. Поэтому нам нужно обеспечить проходимость тропы. Мы убираем завалы деревьев, которые мешают двигаться детям. Раньше этим занимались лесники – там до сих пор лежат вязанки дров, пропиленных советскими лесниками. А сейчас их не встретишь.
– Что вы думаете о развитии внутреннего туризма в Воронежской области?
– Внутренний туризм в России не развивается вообще. В США 48% населения вовлечены в индустрию outdoor – это путешествия по стране. Отчисление в налоговую казну в 2016 году с индустрии путешествий составило 125 млрд долларов. Это такие суммы, которые нашим и не снились. В Воронежской области нет специалистов в области туризма. Чтобы привлечь людей в регион, нужно создать туристические объекты.
Экотропа – это экономическая модель развития территории, якорный объект, на базе которого насчитывается множество объектов, которые можно показать туристам – начиная с природных и заканчивая археологическими памятниками. На протяжении всего маршрута можно развивать малый бизнес в виде гостиниц, кемпингов, частных музеев. И пополнять бюджет налогами.
К сожалению, туризм в России – аутсайдер. У нас даже нет законодательства, которое бы регулировало деятельность экологических маршрутов.
– Какие объекты в нашей области вы считаете недооцененными?
– Нам очень повезло: у нас есть заповедники, леса, казачьи городки, купеческий город Павловск, древние церкви и так далее. Есть объекты археологического показа. Например, уникальнейший памятник – древнейшее поселение людей европейского типа Костенки. Из этого можно сделать жемчужину мирового уровня, как Стоунхендж. Причем приток туристов туда будет таким большим, что там придется строить аэропорт. На Большой экологической тропе находятся курганные могильники и стоянки ранних славян, их городища, построенные в VIII веке, – это примеры древнейшей славянской градостроительной культуры. Всем этим объектам надо «дать ума»: привести в должный вид дороги, продумать логистические пути, построить перехватывающие парковки, выработать дизайн-код для информационного наполнения, сделать указатели, мотивировать приходить туда малый бизнес. Посмотрите, как развивается Кенозерский национальный парк – экологический объект. Местных жителей, живущих в Кенозерье, мотивируют строить гостиницы «под старину» и угощать туристов местным сыром, хлебом, катать на санях. И люди туда едут, несмотря на лютые морозы.
){kind=link}