Группа «Чайф» сыграла воронежцам новую концертную программу «Вместе теплей» в Event-Hall сити-парка «Град» в субботу, 8 апреля. Музыканты исполнили главные хиты в гаражной атмосфере: на сцене для антуража установили автомобильные шины, советский велосипед, канистру и ржавые санки.
Лидер коллектива Владимир Шахрин в интервью корреспонденту РИА «Воронеж» рассказал, какой сакральный смысл несет гараж для русского мужчины, почему он заступился за Макаревича, чем ему запомнились лихие 90-е и как сильно проигрывает плазма кинескопному телевизору.
– Владимир, вы один из немногих артистов, кто заступился за Андрея Макаревича, которого жестко раскритиковали в соцсетях за концерт в Петербурге в день теракта в метро. Не боитесь, что теперь на вас нападки будут?
– Нет, не боюсь. Нападки на Макаревича выглядят неприлично, даже при всех наших с Андреем разных взглядах на политическую картинку мира. Реакция народа мне напомнила стаю уличных собак: одна гавкнула, и все залились лаем. Совершенно несправедливо люди набросились на Макаревича: в тот день в Питере проходило огромное количество концертов и спектаклей. И эту программу Андрея я видел – это абсолютно камерная музыка, совершенно не развлекательная. Так что это было нечестно, и мне хотелось об этом сказать. Я редко высказываюсь, на самом деле. В соцсетях вообще не сижу, у меня даже нет своих аккаунтов. Но тут понял, что надо заступиться за коллегу по цеху. Я не согласен со многими высказываниями Андрея, но именно с этим человеком мы в 1996 году ездили в Чечню и в окопах играли мальчишкам песни. Играли в госпиталях, в солдатских столовых и не брали за это ни копейки денег. И точно так же мы были с ним в Моздоке. Я не могу это все вычеркнуть из своей жизни. И я помню, что именно этот человек в свое время говорил мне умные вещи. И что именно его песни мы в студенческом ансамбле играли на танцах. Именно этот человек написал песни, которые мне нравятся. Пускай я с ним сейчас не согласен, но он имеет право на свое мнение. Для меня он хуже от этого не стал. Музыкантом уж точно. Да и человеком тоже. Я могу удивляться, не воспринимать природу его высказываний и поступков. Но я даю ему право иметь свое мнение.
– А что вас вообще может вывести из себя?
– Откровенное хамство. Когда люди ведут себя по-хамски, особенно по отношению к тем, кто не может им ответить. Когда хам пользуется своим положением в обществе, понимая, что останется безнаказанным, и его распирает от того, что он может кого-то унизить. Меня это абсолютно выбешивает. Человек, наверное, может быть несдержанным и грубым, но он должен рассчитывать на адекватную реакцию – что ему в ответ могут дать в лоб.
– Вы как-то говорили, что у вас крепкие нервы, и именно поэтому группа так долго существует.
– Да, достаточно крепкие. У меня, как и у любого человека, есть планка, она держится достаточно крепко. Но если она падает, поверьте мне, «тушите свет», что называется!
– Много лет назад вы с группой «Алиса» устроили погром в гостиничном номере, апофеозом которого стал выкинутый в окно телевизор. Сейчас вы способны на какие-то хулиганские поступки?
– Телевизоры уже не те! Что толку плазму выбрасывать? Она же, как фанерка, попарит в воздухе – и все. То ли дело было с кинескопом – вещь! Взрыв! Думаю, одного раза было достаточно. Некоторые безумства нужно совершать один раз, тогда это действительно интересно. А второй раз – просто позерство.
– Вы уже 32 года ездите по стране с гастролями. Изменились ли за это время ваши поклонники и вы сами?
– Часть поклонников точно изменилась – как и мы, поседела, полысела, погрузнела. На мой взгляд, самое большое изменение произошло не с нами и слушателями, а с музыкой. Ее место в нашей жизни стало другим. Лет 30-40 назад музыка была гораздо большим для людей: ею питались на завтрак, обед и ужин – она была таким необходимым витамином, все время хотелось чего-то нового услышать. Чтобы переписать новый альбом, мы были готовы поехать на другой конец города с тяжелым магнитофоном – в трамваях, на перекладных. Сейчас невозможно себе представить, чтобы кто-то поехал куда-то за музыкой. В этом нет необходимости. Но даже если бы не существовало современных средств коммуникации, все равно для человека музыка стала неким фоном. Сегодня музыка нужна, чтобы слушать ее в машине, на пробежке, выпивать под нее с друзьями в бане. Она стала более утилитарной.
– В новой концертной программе вы используете в качестве декораций гараж и хлам, который в нем хранится. А что интересного есть в вашем гараже?
– На данный момент у меня нет гаража. Но когда он был, и у меня, и у моего отца, конечно, он считался абсолютно сакральным местом. В Америке таким сакральным для мужчины является поход на бейсбол. Когда американец говорит, что пошел на бейсбол, ему вообще никто ничего не может сказать против. Он туда ушел на весь день, вернулся пьяный, но никто не ругается, потому что он на бейсболе был. У нас могут поворчать, если ты скажешь, что на рыбалку или охоту идешь. Но если сказал, что в гараж пошел – это святое! В гараже есть все. Если дома перестановка, старая мебель перекочевывает в гараж. В гараже куча старых вещей, которые тебе все время о чем-то напоминают. В гараже летом кусочек зимы – в виде санок, лыж. А зимой, наоборот, кусочек лета – в виде велосипеда, ласт. Там все время атмосфера располагает к разговору. Бывало, придешь в гараж что-то поделать, так обязательно заглянут мужики. И начинается болтовня, про все – про политику, музыку, артистов, про женщин, рыбалку. Такие очень откровенные разговоры. Интимные, я бы даже сказал.
– А сейчас где у вас происходят откровенные разговоры?
– Иногда в поезде, иногда у кого-нибудь дома, на даче, на природе.
– Чем любите заниматься на даче?
– А я там практически все своими руками делаю, начиная от уборки снега и заканчивая покраской забора. У меня хороший набор инструментов.
– Многие ваши песни вышли в 90-е. Каким вам запомнилось то время?
– Единственное, что было хорошего в 90-х – невероятное ощущение, что скоро станет лучше. Такая вера практически всей страны в скорые перемены. Вот еще немного, и мы станем свободным обществом. Но бытовая часть 90-х была чудовищна: все сложно, некрасиво визуально и эмоционально, неустроенно. Я с содроганием вспоминаю 90-е. Есть только щемящее воспоминание от веры в лучшую жизнь.
– А было ощущение безграничной свободы? Когда стало возможно выступать, не прячась.
– Нам часто говорят, что мы, музыканты, тогда протестовали. Но это не так. Никто не слышал ни от одного из рок-музыкантов: «Долой Коммунистическую партию, Брежнева долой!». Мы протестовали против конкретных вещей. Даже в большей степени не против чего-то, а за. Мы хотели, чтобы у нас была возможность слушать и играть музыку, какую мы хотим, смотреть фильмы, читать книги, ездить по миру, общаться с людьми, с кем нам интересно. Нам вот этого хотелось. И, по большому счету, у нашего поколения это получилось. Вот этого у нас точно не отнять. Я понимаю, что я сейчас кощунственную вещь скажу, но мне моей личной свободы хватает. Я себя чувствую очень свободным человеком. Лично я, Владимир Шахрин, действительно могу заниматься, чем я хочу, играть, читать, смотреть, что хочу. А если говорить о каком-то свободном обществе, то с этой иллюзией я расстался лет 20 назад. Я понял, что его просто не бывает, как и идеального государства. Любое государство все равно подавляет. Любое государство – это тоталитарная система, в той или иной степени. Поэтому многим друзьям и знакомым говорю: послушайте, может, не надо бороться за какую-то мировую свободу? Если каждый человек себя сделает свободным, мир вокруг себя свободным, то уже будет неплохо.
– Вы более 20 лет работаете с продюсером Дмитрием Гройсманом. А Юрий Шевчук считает, что продюсеры рок-музыкантам не нужны.
– В нашей стране понятие «продюсер» очень размыто. Когда в 1992 году мы с Димой встретились на теплоходе, который шел по матушке Волге, уже было понятно: время шоу-бизнеса наступило. Мы уже что-то понимаем в шоу – у нас есть песни, стиль, умение, но ничего не понимаем в бизнесе. И главное: нам неинтересно этим заниматься. Нужен был человек, который станет продвигать «Чайф». Там же, на борту теплохода, мы договорились: Дима не лезет в творческую часть группы, мы не лезем в продюсерскую. Он не участвует в записи альбомов, только продвигает тот товар, который мы ему принесли. Нет такого, чтобы Дима вдруг сказал нам всем побриться налысо и сделать татуировки на макушке. Кроме того, сотрудничество с ним очень удобно: он человек деловой, живет в Москве. А мы все в Екатеринбурге.
– В начале 2000-х выходила книга «Чайфstory» про историю группы. Не было мысли написать продолжение или сделать переиздание?
– Ту книжку писали не мы, ее автор – Леонид Порохня. Это его взгляд на историю группы «Чайф». С некоторыми вещами, изложенными в книге, я не согласен. Архивариус Свердловского рок-клуба Дмитрий Карасюк выпустил две книги про историю клуба, собрал уникальный архив всей свердловско-екатеринбургской музыки, начиная с конца 60-х. Вот ему сейчас как раз какое-то издательство заказало книжку о группе «Чайф». И он пишет совершенно новую книгу про нас. В ней, разумеется, будут те же периоды, что и в «Чайфstory», и наверняка будет современная история. Я думаю, что эта книга с точки зрения информативности, наверное, получится более полной. Потому что Дмитрий – дотошный архивариус, до всего докапывается: кто, где, со всеми разговаривает. У него есть интересные ходы. Он, например, попросил разрешения встретиться с нашими женами, чтобы поговорить, как они помнят события тех лет. В той книжке такого не было. А это очень важно для нашей группы, потому что «Чайф» – это семейная история. Сама группа – большая семья. Поэтому такие семейные отношения и как они выстраиваются, конечно, в истории группы должны присутствовать.
){kind=link}
){kind=link}