Михаил Бычков: «Мы поняли, что публику нужно вести за собой»

Мы встретились с Михаилом Бычковым в дирекции Платоновского фестиваля. Сейчас он проводит в ней гораздо больше времени, чем в театре. Как объяснил мастер, сейчас подготовка к фестивалю находится на одной из самых сложных стадий.

– Покупаем билеты артистам, которые приезжают в Воронеж из других городов и стран, занимаемся их расселением по гостиницам (это непросто из-за того, что в Воронеже есть дефицит комфортабельных мест), – рассказывает Бычков. – Также готовим договоры с воронежскими площадками, на которых будут проходить концерты, спектакли и выставки. Немало сил занимает и работа над организацией выставок – одна из них, к примеру, будет состоять из картин, которые привезут из пяти разных провинциальных музеев страны. Картины везут в специальных машинах с вооруженной охраной, и мы должны все это застраховать. Кроме того, надо продумать такую схему перевозки, чтобы в каждый из городов не надо было отправлять отдельную машину. Словом, приходится заниматься скучной, совсем не творческой, но очень нужной работой.

– Что сейчас самое сложное в подготовке к фестивалю?

– Сейчас мы остро ощущаем ослабление рубля и рост курса евро. Бюджет фестиваля исчисляется в рублях, а гонорары – в евро. Большая часть договоров была подписана тогда, когда цена евро была ниже, и теперь наш рублевый бюджет трещит по швам. Кроме того, на нынешнем фестивале появятся такие вещи, которых раньше не было, к примеру, насыщенная программа уличных театров. Многие события будут проходить на открытых площадках, и это вносит свои изменения в организацию фестиваля. В парке «Алые паруса», к примеру, затевается довольно большая история – там пройдет Фестивальная ночь, в рамках которой воронежцы увидят специальный проект «Полночный баланс».

«Современное искусство не состоит из одних шедевров»

– Начинался фестиваль достаточно консервативно, а теперь в программе с каждым годом все больше экспериментов. С чем это связано? 

– Фестиваль – отражение того, чем сегодня живет мир искусства. Мы стараемся быть чуткими и максимально информированными. И чем глубже мы погружаемся в то, как развивается музыка, театральный мир, какие тенденции есть в выставочной работе, тем больше меняется и формат. Хочется расширить круг того, что мы показываем, что даем услышать, и тем самым расширить и аудиторию. Хочется видеть на событиях фестиваля все больше молодых людей, именно для этого и нужны новые направления в программе. Поначалу мы уделяли много внимания бесспорным достижениям академического, классического искусства. Но на самом деле интереснее не просто знакомиться с шедеврами, важно ощущать движение, узнавать современные тренды. Культура с одной стороны штука довольно консервативная, которая держится на наших привычках, опыте и традициях, а с другой стороны – динамично развивающаяся сфера. И тем, кто хочет понять, каково искусство ХХI века, мы должны дать эту возможность. При этом необходимо принять, что современное искусство состоит не из одних шедевров – есть эксперименты, поиски, полемика, смешение разных выразительных средств, стилей и жанров. Мне кажется, что цивилизованному городу, такому как Воронеж, надо все это видеть.

– Учитываете ли вы ожидания публики при разработке программы фестиваля? Как действует на вас критика?

– Я читаю то, что пишут в интернете. И то, что в прошлом году мы столкнулись с проявлениями нетерпимости, нежеланием принять что-то отличное от сложившегося зрительского опыта, я учел. Это побудило меня усилить ту часть программы, которая расширяет представление публики о том, каков современный мировой театр, сделать как можно больше просветительских проектов. Программа «Музыка мира» и часть театральных событий нужны фестивалю как раз для этого. Кроме того, мы готовим лекции, обсуждения и мастер-классы, которых в этом году будет много.

– Увиденное на фестивале влияет на воронежских актеров, режиссеров, студентов академии искусств. Реально ли интегрировать воронежское искусство в общемировые культурные процессы?

– К примеру, есть Камерный театр в Воронеже, и он какое-то место в этом общемировом искусстве занимает. Он так или иначе находится в процессе обмена идеями с другими театрами. Мы сегодня понимаем мировые тренды гораздо лучше, чем еще 5 лет назад, потому что многое видим в интернете, многое нам привозят на дисках и прочих носителях. Конечно, увиденное на фестивале влияет на наш театр, а он в свою очередь тоже влияет на кого-то, кто видит наши спектакли в Воронеже или в другом городе на наших гастролях. Просто нужно не закрываться от окружающего мира, а стараться с ним по максимуму взаимодействовать.

– Возможно ли, что Платоновский фестиваль будет не только просвещать, показывая тенденции мирового искусства, но и открывать новые имена?

– Если я увижу спектакль, который меня сильно зацепит, мне будет все равно, известная это в Европе постановка, или нет. Я постараюсь показать ее воронежцам. К примеру, я очень хотел привезти на фестиваль небольшую современную оперу «Have a good day», которую услышал в Вильнюсе. Это были монологи женщин-кассиров из супермаркета. Я хотел сделать русскую редакцию этой постановки и, возможно, даже поставить ее с воронежскими актерами. Но дело застопорилось, а опера тем временем вошла в специальную программу «Золотой маски». Возможно, я еще привезу на Платоновский что-то неизвестное. Если, конечно, буду продолжать заниматься фестивалем.

– А что, есть сомнения?

– Ну, ничто не вечно. Нормальная мировая фестивальная практика такова, что определенный человек несколько лет собирает фестиваль, потом ему на смену приходит другой, и фестиваль меняется. Конечно, я не хочу сказать, что я устал, что мне наскучило заниматься Платоновским. Но в жизни есть и много других интереснейших дел. Новое здание Камерного требует много времени на то, чтобы его обжить, чтобы создать в нем активную, разнообразную культурную жизнь. Кроме того, я набираю курс в академии искусств, это тоже отнимет немало времени и сил.

«Мы недостаточно самоорганизованы, чтобы управлять собственным городом»

– Вы говорите о людях, которым интересно следить за общемировыми культурными процессами. А как вы представляете себе адресата Платоновского фестиваля? Вам не кажется, что это очень маленькая прослойка людей? Все события фестиваля в сумме – это 20 000 билетов. Для фестиваля это много, но ведь в масштабе города – это всего 2% от населения Воронежа.

– Так аудитория всех воронежских театров в сумме ничуть не больше. Однако я вижу, кто ходит в Камерный, кто посещает спектакли фестиваля, и могу сказать, что это немного разная публика. На Платоновском больше молодежи. Однако у всех этих людей есть нечто общее. Это желание жить духовной жизнью, ходить в театр, потреблять некий культурный продукт. Есть люди, которые не могут жить без пива, есть те, кто не мыслит себя без рыбалки. А есть люди, которые не могут жить без прослушивания живой классической музыки. Кому-то хорошо и без прозы Антона Павловича Чехова, а я без нее не могу. Такая потребность есть не у всех, и ничего плохого в этом нет. Точно так же ничего страшного нет в том, что фестивальной публики немного. Конечно, мы немного лукавим, говоря, что фестиваль посетит 40 000 человек. Большинство людей покупают по несколько билетов на разные мероприятия. Так что «культурно озабоченных воронежцев» на самом деле тысяч 8-10, не больше.

– Вы как-то заявляли, что культурные события существуют для того, чтобы менять человека к лучшему, чтобы он не плевал на тротуар, не курил в лифте. Не получается ли так, что фестиваль посещают те люди, которые и так не поступают подобным образом, а те маргиналы, что громко включают шансон после 11 вечера, и не собираются идти в театр?

– Потихоньку этот процесс «окультуривания» в Воронеже все же идет. Кто-то, не ходивший раньше в театр, остановится возле яркой афиши и заинтересуется прочитанным, кого-то завлекут на спектакль друзья… Много людей из числа не театральной публики попадут на книжную ярмарку, на бесплатные уличные мероприятия, мастер-классы, и таким образом Платоновский фестиваль «зацепит» и их. Фестиваль – это не высокоэффективная стройка нового человека. Это бесконечно растянутый процесс совершенствования человека как вида.

– Вы наблюдаете этот процесс с 1988 года, когда переехали в Воронеж и возглавили ТЮЗ. Как город изменился за эти годы?

– Воронеж изменился в лучшую сторону. Это подчеркивают и гости фестиваля, и те артисты, что приезжают к нам на гастроли регулярно. Важно, что потихоньку меняется и сознание людей. Известно, что воронежец считается очень неуступчивым, жестким водителем. Однако ситуация на дорогах постепенно улучшается. Люди начинают понимать, что, если сегодня ты не дашь человеку припарковаться или войти в автомобильный поток, завтра этого не дадут сделать тебе. Кто-то съездил отдохнуть за рубеж, кто-то получил информацию о том, как можно жить, через интернет, и в итоге все это работает на одну цель: люди понемногу становятся более цивилизованными.

– А увеличение интереса к культурным событиям вы чувствуете?

– Пожалуй, оно есть. Культурное предложение повышается. Появляются фестивали, все больше привозят в Воронеж как антрепризные спектакли, так и полноценные гастроли, увеличивается количество концертов. И на все эти события хватает публики. Кроме того, строятся новые огромные концертные залы, в том числе при торгово-развлекательных центрах. Едва ли деловые люди вкладывают деньги без расчета, верно?

– Да, но зритель пока занимает в этом процессе пассивную роль.

– Безусловно, мы все еще живем теми временами, когда начальство все за нас решало и нужно было лишь вовремя занимать место в общих рядах. У нас нет гражданского общества, мы не решаем сами, начиная с того, как все будет в нашем дворе, подъезде, заканчивая городом в целом. Большинство решений принимается чиновниками. И все зависит от того, повезло ли с чиновником. Области повезло с губернатором – но так не всегда происходит. Не повезет, к примеру, с главным архитектором – будете много лет смотреть на ужасную современную застройку, на разрушение памятников. Мы недостаточно активны и самоорганизованы, чтобы управлять собственным городом.

«Актеров готовят играть зайцев в сказках»

– Что является главной проблемой воронежских театров? Вам не кажется, что им не хватает конкуренции?

– Пожалуй, да. Но конкуренция – это когда один классный актер борется с другим. А сейчас, если в Воронеже появится хороший артист, его просто разорвут на части. Не хватает и тех, кто работает вокруг сцены: осветителей, звукооператоров, технических директоров. Должны быть люди, которые занимаются театральным менеджментом, и должны быть те, кто готов занять их место. Скажем, в Камерном театре есть два вакантных места – технического директора и человека, который должен заниматься организацией гастролей и продажами билетов – и мы не можем найти на них специалистов. В других воронежских театрах, если не ошибаюсь, таких людей тоже нет. Для того, чтобы создать конкурентную среду, нужно сделать так, чтобы людям хотелось здесь работать. Предоставить достойный уровень жизни, хорошую зарплату. А с этим проблемы. И если сейчас Камерный театр не может жаловаться на зарплаты, то так дела обстоят не у всех. И когда город собирается сделать шаг вперед, нужно понимать, что все начинается с кадров, с материальной базы.

– Именно поэтому вы набираете курс, хотите решить дефицит кадров в Камерном?

– Да, я хочу решить актерскую проблему, надеюсь воспитать и двух-трех режиссеров. Скажу честно: я пока еще не продумывал, как именно я это буду делать, не читал той программы обучения, которая уже есть.

– Вы взяли в Камерный второкурсника академии искусств Бориса Алексеева больше 10 лет назад. Не так давно на сцене театра появились молодые Татьяна Бабенкова, Михаил Гостев, Яна Кузина. Наверное, не все в порядке в стенах академии, если подпитка происходит так редко?

– Я бы так не сказал. Да, много проблем в сегодняшнем театральном образовании. Но при этом я очень часто слышу от компетентных театральных людей слова восхищения нашей труппой. А ведь все они, за исключением Камиля Тукаева, – воспитанники Воронежской академии искусств.

– И все же почему сегодня, когда в открытом доступе в сети много хороших европейских спектаклей, тренингов и обучающих программ, молодые актеры не растут по часам?

– Потому что актеров часто воспитывают как тех, кто придет на смену артистам областных драматических театров. Их готовят играть зайцев в сказках, принцесс, героев Островского. Людей не ориентируют на то, что творчество – это поиск, это инструмент познания. Складывается эдакий путь, состоящий из школы, актерской подготовки и российской театральной репертуарной системы. Эта система четко ранжирована, людям этого мира понятна и, к сожалению, в ней остается мало места для настоящего творчества. Все знают, что сначала нужно постоять с алебардой или подносом, потом сыграть Иванушку, что необходимо слушаться старших, приходить вовремя, затем вы получите вторую категорию, потом первую, потом высшую, потом звание заслуженного артиста, соответствующую прибавку к зарплате. Точно так же система определяет уровень творческих претензий артиста: кому можно выбирать себе роли, а кому нет. Система дает понять – если будешь молодцом, получишь звание народного артиста и соответствующие льготы в ЖКХ вместе с портретом на стенде почетных граждан. И, к сожалению, 95% актеров хорошо себя в этой системе чувствуют.

– Вы сказали, что Платоновский фестиваль движется в сторону увеличения количества экспериментов. А будет ли тот же курс взят в обновленном Камерном?

– Конечно. У нас наконец-то появляются соответствующие возможности. Раньше мы репетировали и играли спектакли в одном и том же помещении. А значит, не могли заниматься разными вещами параллельно. В новом здании будет большая сцена, малая, экспериментальная сцена и много других возможностей для творческого поиска. Увеличится и труппа – все-таки играть, как сейчас, по 20 главных ролей в месяц актеру невероятно тяжело. Кроме того, мы разнообразим театральное предложение: помимо долго репетируемых спектаклей будем делать читки, наброски, экспериментальные постановки. Все вместе, под одной крышей.

– Чувствуете ли вы запрос от публики на эти эксперименты?

– Даже не знаю, если честно. Обсуждения со зрителями последних спектаклей пока не показали какого-то особого ожидания: уровень вопросов был совершенно обычный. Но я чувствую интерес к тому, что мы делаем. И если говорить откровенно, этот запрос обеспечиваем мы сами, ведя зрителя за собой. Мы просто понимаем, что это надо делать.