Сотрудница воронежского Дома прав человека Анна Добровольская написала пьесу для независимого столичного Театра.doc. В спектакле сыграет актриса Марина Клещева, снявшаяся в «Ученике» Кирилла Серебренникова. Эскиз спектакля «Правозащитники» показали в Москве в понедельник, 3 октября. Премьера документальной пьесы состоится в Театр.doc 18 ноября 2016 года.
Автор пьесы про правозащитников Анна Добровольская родом из Белгорода, но восемь лет живет в Воронеже. Занимается просветительскими программами, входила в Общественную наблюдательную комиссию за местами принудительного содержания.
Сотрудница воронежского Дома прав человека создала пьесу в технологии verbatim (verbatim – вид театрального представления, который типологически соответствует литературе нон-фикшн – РИА «Воронеж») после знакомства с московским режиссером и драматургом, директором Театра.doc Еленой Греминой.
Поэт и журналист Лена Дудукина специально для РИА «Воронеж» расспросила Анну Добровольскую о том, как создавалась пьеса.
– Как ты, правозащитник и психолог, стала драматургом?
– Мне стыдно признаваться, но до знакомства с Театром.doc я была антитеатральным человеком. Выросла в маленьком провинциальном Белгороде, где меня принудительно водили на плохие спектакли и надолго убили любовь к театру. Когда мы познакомились с Греминой, я сказала: «Лена, вы знаете, я театр не люблю, но пьесу, конечно, напишу». Актеры смеялись, говорили: «Ты попала, куда надо, потому что у нас тут антитеатр, он другой, здесь возможно все, что угодно».
Когда мне предложили написать пьесу, я моментально согласилась. Мой единственный вопрос был, имею ли я моральное право этим заниматься? С точки зрения содержания пьесы понятно, что это право у меня есть. Я во многом писала о себе. С другой стороны, документальный театр создается с так называемой «ноль-позиции». По идее, интервью берет человек, максимально нейтральный по отношению к героям. Я совершенно не нейтральный человек, но нас это не остановило.
По итогам двух показов я поняла, что для меня это стало мощным меняющим процессом, я себя сильно переработала. Вышла за границы, посмотрела на себя со стороны. Вопросы, которые у меня были вначале: зачем мы этим занимаемся, не болезнь ли это, не невроз ли – отпали. Думаю, когда процесс закончится, во мне еще более мощная перемена произойдет.
– Иногда кажется, что «ноль-позиция» может сыграть негативную роль. Есть нюансы, которых можешь не услышать или не увидеть, если оптика не настроена на какие-то детали.
– На театральном фестивале «Охота за реальностью», где показали пьесу, презентовали еще несколько документальных проектов. Некоторые из них делались много лет. Спектакль «Однушка в Измайлово» посвящен насилию в отношении женщин в регионах Северного Кавказа. Это все, что связано с выдачей замуж «потому что папа сказал»; с рождением детей тогда, когда сказано, ты не имеешь права сказать «нет» и так далее. Этот спектакль долгое время брались делать разные люди, но пока за него не взялась девушка, которая сама наполовину чеченка, ничего не получалось. Все переживали, но никто не понимал, как этому дать форму. Поэтому Лена мне и сказала: «Аня, не парьтесь относительно вашей включенности – пишите».
– Сложно было собрать материал?
– Идея родилась прошлой осенью. Довольно долго мы с Леной (Еленой Греминой – РИА «Воронеж») обсуждали, как это будет. Я начала беседовать с людьми. Меня предупредили, что главное, чтобы у героев не запускался «трек номер пять». Это когда человек в сотый раз повторяет сказанное. Мои герои – публичные люди и привыкли выступать перед аудиторией. Когда спрашиваешь их, как они пришли в правозащиту, они отвечают стандартными текстами, очень красивыми, но для театра практически мертвыми, непригодными. Это уже не живая человеческая речь. Она была живой при первом произнесении, а потом застыла и погибла. Мне нужно было научиться выводить героев из зоны комфорта вопросами – спрашивать, что они делают в свободное время, какую еду любят, что читают. Когда взяла интервью, пришло время с ними работать – я впала в ступор. Провела в нем месяца полтора. Собрать интервью одно, работать с ними – большая ответственность.
– Сколько героев в пьесе?
– В эскизе спектакля заняты четыре актера, плюс мы с Мариной Клещевой представляли самих себя. Недавно Марина сыграла в фильме «Ученик» Кирилла Серебренникова, который показали на Каннском фестивале. Есть актриса – Наргис Абдуллаева, ее последняя заметная роль в кино – в сериале Павла Бардина «Салам, Москва» про мигрантов. Еще играет известная актриса, второй режиссер нашего спектакля, преподаватель актерского мастерства Ольга Лысак. А также актеры Константин Кожевников и Григорий Перель.
– Сколько человек дали интервью для пьесы?
– На момент первой читки мы работали с девятью интервью. Теперь их одиннадцать. Еще в пьесу добавили мой авторский текст. Кроме того, там есть кусочки из интервью, которые правозащитники давали Театру.doc до меня. Мы сочли уместным включить реплики о тюремном опыте. В сентябре узнали, что в соседнем от театра здании была больница и дом, в котором жил доктор Федор Гааз, меценат, врач московских тюрем, известный как «святой доктор», который облегчал жизнь заключенным и ссыльным... И тогда мы включили отрывки из разных книг от нем — Достоевского, Кони и Окуджавы — и они гармонично пересекаются с тем, что о себе рассказывают нынешние правозащитники.
– Как готовился спектакль?
– Мы с режиссером Еленой Греминой решили, что я разговариваю, с кем хочу. Потом мы привлекли бывшую заключенную, актрису Театра.doc Марину Клещеву. Использовали ее свидетельский текст, где она рассказывает, какую роль в ее жизни и в освобождении из колонии сыграли правозащитники.
– А ты можешь раскрыть реальные имена героев пьесы?
– Кто знает российскую правозащиту, догадается по репликам, кто их автор. Сейчас мы называем в спектакле 9 из 11 имен.
– Правозащитники знали, зачем ты берешь интервью?
– Конечно. Все радовались, что это не очередная статья в газету, а спектакль.
– Что будет со спектаклем дальше?
– Мой текст был сырым месивом. После летнего показа нам дали хорошую обратную связь – мы поняли, чего не хватает спектаклю. Сокращать интервью было тяжело – все казалось безумно ценным. Но текст занимал больше 200 страниц, и было понятно, что перевод на сцену – процесс специфический. Текст должен был быть живым, интересным, цеплять, поэтому в интервью оставила самые театральные вещи. Зрители практически единодушно сказали, что нам не хватает личных историй. Что у нас получился коллективный портрет «сферического правозащитника в вакууме». Во время обсуждения нас спрашивали, как герои стали правозащитниками, почему этим занимаются, можно ли прийти в правозащиту или это «закрытый клуб». Тогда мы решили обыграть личные истории. По правилам документального театра, мы не переписываем текст, но можем взять дополнительные интервью. Вместе с актерами добавили несколько элементов в текст, так как поняли, что без некоторых героев не обойтись.
– Когда и где покажут спектакль?
– На 18 ноября назначена премьера в Москве. Нужно оторваться на московской публике, получить рецензии от критиков (своими впечатлениями уже поделился московский критик Павел Руднев). Хочется увидеть, как отреагируют люди, которые никогда не сталкивались с этим явлением. Поэтому мы даже не хотим в название выносить слово «правозащитники».
– Планируете гастроли в Воронеж и другие города?
– Да, в Воронеж и еще несколько крупных городов: Петербург, Екатеринбург, может быть, Ростов-на-Дону, Пермь. То есть туда, где есть люди, которые заинтересованы в Театре.doc и в социальном театре и которые готовы помочь это организовать. В Воронеж мы очень хотим приехать с серией спектаклей, из которых часть будет документальных, часть – игровых.
– О ком еще тебе интересно было бы написать?
– Я летела летом в самолете после первого показа в конце насыщенной театральной недели. И у меня возникла идея следующего проекта. Пока не хочу ее описывать, но она будет про людей, которые совершают нечто плохое. Хочу дать этим людям слово. Мы часто в документальных спектаклях говорим про жертв: «Я такой бедненький, у меня горе случилось, но я это переборол, двинулся дальше, смотрите, какой я хороший». Про другую сторону не говорится ничего. Ее никогда никто не спрашивает. А ведь мы почти каждый день делаем вещи, которые могут быть расценены как ужасные с чьих-то точек зрения, оскорбляем друг друга. Нет только плохих или только хороших людей.
){kind=link}