Воронежский режиссер Дина Баринова – автор документальных фильмов «Прощеный день» и «Едоки картофеля», который получил спецприз жюри основного конкурса 12-го международного фестиваля «Артдокфест», выпускница Школы документального кино Марины Разбежкиной.
В интервью корреспонденту РИА «Воронеж» режиссер рассказала о съемках в Дагестане, работе с подростками и планах снять игровое кино.
– Дина, как ты ищешь персонажей для своих фильмов?
– Фильм «Прощеный день» был моей курсовой работой. Я долго мучилась и не понимала, что же я должна снимать, где мой герой? Как-то раз увидела статью в газете о двух слепых стариках, за которыми ухаживает слепая сестра Шура. И больше не могла думать ни о ком другом. За ними присматривала соседка, которая долгое время не хотела давать мне их телефон. Но когда я все же выпросила у нее минутный телефонный разговор с Шурой, в тот же день выехала на съемку.
На съемках случались смешные моменты. Например, я была уверена, что слепые братья не разговаривают – во время съемок они всегда молчали. В какой-то момент я решила снимать с верхней точки и забралась на огромную кастрюлю. В комнату зашла Шура и принесла братьям по вареному яичку: «Вот тебе яичко, Петенька! Вот тебе яичко, Алешенька!». И тут кто-то из братьев сказал: «А Диночке яичко?». От неожиданности я упала с кастрюли. Они понимали, что в доме кто-то есть, что меня зовут Дина и что я голодная как собака.
Героев фильма «Едоки картофеля», семью тети Светы и Сереги, я знаю с детства – они живут в той же деревне, где жил дедушка. Серега – мой ровесник и приятель. Моя сердобольная бабушка всегда пыталась чем-нибудь угостить их семью. Они безумно добрые, как и полагается деревенским юродивым, а деньги у них уходят сквозь пальцы. Живут они как птички божьи. Я несколько раз была свидетелем того, как они получали пенсию. Через полчаса уже было непонятно, где деньги, зато все дети были со сладостями. И уже который год им нечем отдать долг, не на что купить дрова и уголь... Сколько бы им ни «упало» денег, ситуация будет стабильной.
– А нужна ли этим людям помощь? В фильме мальчик со слезами просил у бабушки купить ему игрушечный грузовик.
– Если кто-то что-то захочет передать, я не буду отказываться. Но прямого запроса о помощи с их стороны не было. Всегда есть опасность «причинения добра», как это случилось с героями моего первого фильма. Этой семье все хотели помочь, и сельская администрация выделила им дом побольше. Но в итоге это закончилось не очень хорошо. Три слепых человека в своем старом доме пошагово знали пространство, в котором жили, хорошо там ориентировались. После переезда они страдали.
Интересно, что в обоих моих фильмах живут люди не совсем нормальные, и ни у кого из их близких не возникает мысли, что их нужно сдать в специальное учреждение. Мне это очень нравится, и я с ужасом думаю, что было бы, если бы Шура сдала своих братьев туда, куда ей настоятельно рекомендовали, ведь она сама слепая пожилая женщина. Я не знаю, предлагали ли такой вариант тете Свете, но полагаю, что такой вопрос абсурден в их семье. Ее позиция: «Это мой сын, и он такой, какой есть. Я его люблю и считаю абсолютно нормальным и прекрасным».
– У тебя не бывает соблазна в процессе съемок вмешаться в то, что происходит по ту сторону камеры?
– Я даже борюсь с этим соблазном, когда ситуация действительно требует вмешательства. Нужно быстро понять, насколько все критично, и сделать выбор: продолжать снимать или нет. На съемках фильма «Прощеный день» я только однажды бросила камеру – когда Шура полезла на забор, а там был железный штырь, которого она не видела.
– Персонажи фильма на тебя не реагируют и не стесняются. Как тебе удалось наладить с ними контакт?
– Обычно это связано с количеством времени, проведенного с героем, и взаимным доверием. Когда вы долго рядом, человек, может, и хотел бы контролировать себя каждую секунду, но у него на это уже не хватает сил. Во время съемок первой и второй истории были моменты, когда герои забывали обо мне. Для меня комплимент, когда герой неожиданно меня обнаруживает: «Господи, ты тут? Ты не уехала? Ты что, с утра тут сидишь?». Когда я впервые приехала к Шуре, она сказала: «Сейчас я вам картошку почищу!». Хотела показать мне, что может. Нужно время, чтобы герои успокоились и перестали себя вести демонстративно. Забавно, когда герой думает, что ты сейчас все быстренько снимешь, и дело в шляпе. А когда ты приходишь в 20-й раз, люди недоумевают: «Наверное, она очень плохой режиссер – снимает-снимает, а у нее никак не получается. Наверное, не на ту кнопку нажимает». Я чувствую, что доставляю людям неудобство, и для меня это очень неприятное чувство. Вторжения друг в друга, взлома границ. Но в то же время оно и притягательное.
– Ты бы согласилась стать героиней документального фильма?
– Если бы это был режиссер, которому я доверяю, может быть, я бы и могла согласиться. Даже если он снимет какую-то странную версию тебя, и ты себя не узнаешь (или ужаснешься увиденному), кажется, это весьма полезный опыт. Поглядеть на себя со стороны. Кстати, документальное кино нашей школы – не всегда только наблюдение. Иногда режиссер может чуть больше влиять на жизнь героя.
– То есть уместна и провокация?
- Вполне. Есть минимальная провокация. Например, режиссер Наташа Мещанинова когда-то сняла великолепное документальное кино «Гербарий». Она приехала в дом престарелых и объявила там конкурс красоты. Старички воодушевились. Фильм получился потрясающим. Не решись Наташа пойти на такой эксперимент, фильма бы не было. Поэтому я такие вещи приветствую.
– Планируешь прийти в игровое кино?
– Конечно. Я должна попасть в Канны. Серьезно, чудеса ведь случаются, почему бы и нет? Из дока хорошо приходить в игровое: если ты снимаешь хорошо первое, то, скорее всего, будешь меньше врать во втором.
– Расскажи о своем опыте преподавания документального кино подросткам.
– Эта авантюрная история у меня началась четыре года назад в детской студии «Телескоп». В то время, насколько я знаю, не было ничего подобного – почему-то считается, что подростки не способны отрефлексировать свой опыт. За три месяца обучения стало понятно, что им есть что сказать. Некоторые ученики стали моими друзьями. Я думаю, что мы друг другу нужны. Кажется, эта студия была отчасти и моей психотерапией, потому что подростковые годы были для меня несладкими, и у меня не было такого человека, к которому можно было прийти. Это был мой привет себе шестнадцатилетней.
С первыми учениками мы занимались три месяца, с марта по июнь. После этого их фильмы взяли на международный фестиваль «Артдокфест», где показывали в спецпрограмме «16-». Режиссер Борис Хлебников, который хотел попасть на наш показ, спрашивал, есть ли проходка. Позже был киевский фестиваль Docudays. Потом крутой показ в Театре.doc, после которого мне кажется, что моих учеников знают в Москве больше, чем меня. Мои друзья-режиссеры их обожают. Еще у нас был опыт с документальным театром. Моя ученица Шиба (Дарья Шибанова. – Прим. РИА «Воронеж») дебютировала в Театре.doc с читкой документальной пьесы, основанной на ее переписке с другом, который умирает в немецкой клинике. За друга, который умер незадолго до этого события, читал актер, за Шибу – она сама. Она решилась на это и вела себя очень мужественно.
– Твоя профессия тебя кормит?
– Обычно, если ты вкалываешь и делаешь это хорошо, тебе начинают поступать какие-то коммерческие предложения. Но это отдельная история. Пока что в плане авторского кино у меня супернезависимая позиция, и она очень приятна. Меня никто не может поторапливать, что-то мне диктовать, никто не может упрекнуть в том, что мой фильм не будет продаваться. Когда я снимаю, мне на все это плевать. Фильм «Едоки картофеля» случился в непростой момент жизни, я вообще не думала, что смогу его завершить. Когда я вышла из своего подземелья внутреннего вместе с кино, поняла, что случилось главное, после этого меня не волнует ничья оценка – ни кинокритиков, ни фестивалей.
– А что тогда приносит деньги?
– Если твой фильм получает на фестивале приз, то тебе могут дать денег. Если твой проект выигрывает на питчинге (презентации кинопроекта для поиска инвесторов. – Прим. РИА «Воронеж»), тоже могут. В моей жизни очень важны люди, и многое происходит через них. Например, у меня есть знакомые продюсеры, которые просто по любви могут мне помочь, например бесплатно подать заявку на фестиваль или посоветовать что-то. Мне нравится моя свобода, но я сейчас понимаю, что человек с крутым продюсером и таким же фильмом, как у меня, возможно, уже был бы в другом месте. Снимать фильм и заниматься его дальнейшей жизнью – разная работа. Возможно, пора загадать себе встречу со «своим» продюсером.
– Поездку в Дагестан ты тоже «загадывала»?
– Режиссеру фильма нужна была оператор-девушка, потому что мужской и женский миры на Кавказе очень сильно разделены, а нужно было снять историю девушки. Я согласилась – о Дагестане я мечтала очень давно.
– В Дагестане работать было труднее?
– Наоборот, там мне попадались очень открытые люди. Мой коллега заметил, что студентов-документалистов нужно для начала посылать в Дагестан, потому что люди здесь благодарные. Документалисту классно, когда ему не только разрешают снимать, но когда его еще и кормят. В этом плане дагестанцы, аварцы крайне хлебосольные. Обращаешься к кому-нибудь на улице: «Как пройти к Дому культуры?», а тебе отвечают: «Я вам скажу, только если вы зайдете ко мне на обед». А меня уже перед этим три раза покормили. Эти люди прекрасны. Я там сдружилась с учителями, работницей почты, электриком. Когда прощалась с местными, чуть ли не плакала.
– Не было страшно? Ведь регион не самый спокойный.
– Там периодически происходят перестрелки. Когда я только приехала, меня спрашивали: «Вы что, сюда без охраны приехали?». Я отвечала: «Какая охрана? Вы люди, мы люди». Это их подкупило. Местные шутили с нами, говорили: «Не боитесь, что мы вас расстреляем?». А еще высмеивали стереотипы по поводу своего неуважительного отношения к женщинам. Вообще, я пару раз слышала, как местные девушки разговаривают с мужчинами довольно строго, и мне это понравилось. В местном салоне красоты, где делала маникюр моя героиня, я наслушалась таких пламенных феминистских монологов! И подумала: в Дагестане назревает документальная школа для женщин.
– Как ты считаешь, может ли человек без подготовки снять документальное кино?
– Может. Я подумываю собрать курс для взрослых и вообще часто пытаюсь кого-то вдохновить на съемку. Можно начать со своей семьи, наши близкие почти всегда под рукой. Это одно из заданий, которое я давала своим ученикам в «Телескопе». Например, снимите семейный обед, мне кажется, что с него может начаться очень интересное кино. Там такое может произойти – Тарантино не снилось! Проблема в том, что в своей семье мы не видим какой-то драматической истории, или она нам настолько осточертела, что мы ее стараемся не замечать. Но мне кажется, что в каждой семье есть очень крутая история, которую стоит рассказать.
Справка РИА «Воронеж»
Дина Баринова – выпускница воронежского журфака, победитель международных конкурсов, ученица Школы документального кино и театра Марины Разбежкиной (член жюри фестиваля «Кинотавр») и Михаила Угарова (российский драматург и режиссер, художественный руководитель Театра.doc). В 2018 году фильм Дины Бариновой «Едоки картофеля» получил специальный приз жюри основного конкурса 12-го международного фестиваля «Артдокфест». Кинолента участвовала в престижном фестивале европейского кино International Documentary Filmfestival Amsterdam 2018. В 2013 году Дина Баринова также участвовала в этом кинофестивале с дебютным фильмом «Прощеный день».
){kind=link}