РИА «Воронеж» продолжает спецпроект о городских достопримечательностях, чтобы узнать подлинную историю объектов, которые окружают горожан каждый день. В центре этого выпуска – здание в стиле ампир на улице Сакко и Ванцетти, 61, известное как Дом Аристовых. Свое название достопримечательность получила в честь хозяев – отца и сына Аристовых, которые были священниками. Это единственный в городе дом с круглой башенкой – бельведером, которая сейчас заросла молодыми деревцами. Как сложилась жизнь Алексея Аристова-младшего, чему радовались воронежцы, поселившиеся здесь после войны, и как сейчас живется в доме-памятнике – в материале РИА «Воронеж».
Загадка семьи Аристовых
Дом построили в самом начале XIX века. Он привлекал внимание горожан интересной круглой надстройкой на крыше. Туда хозяева поднимались по маленькой винтовой лестнице, которая вела вверх со второго этажа.
– Бельведер – дополнительный этаж в виде башенки. В XIX веке высоких домов в Воронеже не было и город хорошо просматривался с высоты башенки. Дворянские семьи любили подниматься туда и любоваться окрестностями, – рассказал историк, краевед и писатель Павел Попов.
Имена первых хозяев, благодаря которым появился домашний «наблюдательный пункт», неизвестны. Павел Попов предполагает, что это были дворяне Самгины, которые владели домом до 1851 года. Главой семейства был чиновник Казенной палаты Иван Никитич Самгин. После его смерти хозяйкой усадьбы стала его вдова, чиновница 9-го класса Марья Самгина. Свой дом после смерти она завещала троим сыновьям – Михаилу, Николаю и Митрофану. Спустя несколько лет братья продали отчий дом титулярной советнице Марии Лесной.
В середине 1870-х в усадьбе поселилась семья священника Алексея Александровича Аристова и его жены Елены Агафаподовны. Отец Алексей неслучайно выбрал дом недалеко от Тернового кладбища – здесь находилась Троицкая (Терновая) церковь, в которой он прослужил 40 лет. Начинал младшим священником, а с 1905 года стал настоятелем церкви.
– Некоторые считают, что, раз дом принадлежал священнику Аристову, в бельведере была домовая церковь. Мы можем предположить, что Аристов развесил в башне иконы, но изначально она не была предназначена для религиозных нужд. Поэтому версия о том, что здесь мог быть домовой храм, маловероятна, – считает Павел Попов.
В 1884 году на территории усадьбы Аристовых открылось 5-е приходское училище – начальная школа при церковном приходе. Она размещалась во флигеле, который до наших дней не сохранился. Здесь Аристов вел уроки закона Божия.
А в 1911 году Алексей Аристов умер. В последние годы жизни он был священником Тихвино-Онуфриевского храма. Даже после смерти отца Алексея его усадьбу по привычке продолжали называть «домом Аристова» или «домом священника».
Сколько детей было в семье Аристовых, неизвестно. Историкам Александру Акиньшину и Павлу Попову удалось найти сведения лишь об одном их сыне – Алексее Алексеевиче, который родился 12 февраля 1870 года. Он продолжил дело отца и после окончания духовной семинарии стал священником. Служил отец Алексей в церкви при Елизаветинском сиротском убежище (приюте). А в 1920-е годы – в храме, где служил его отец, – Тихвино-Онуфриевской церкви.
– Среди выпускников духовной семинарии упоминаются другие Аристовы – Николай, Константин, Александр, Петр, Евгений. Но их отчества неизвестны, поэтому не ясно, приходятся ли они Алексею братьями. Еще один священник по фамилии Аристов – Аристарх Александрович – служил в Ильинской церкви. По всей видимости, это был родной брат Аристова-старшего и дядя его сына, – рассказал историк Александр Акиньшин.
Репрессирован за чтение Библии
Первая мировая война не прошла мимо священника – он тоже воевал на фронте, вел службу в 43-м пехотном Охотском полку. Домой в Воронеж Алексей вернулся в феврале 1918 года.
В том же году новая власть приняла первую Конституцию РСФСР, которая лишила избирательных прав несколько категорий граждан, в том числе священников и монахов. Все они назывались «лишенцами». «Лишенцем» стал и Алексей Аристов-младший. В 1920-е годы он лишился собственности – в его родительский дом подселили квартирантов.
Священник отказался стать информатором ОГПУ (Объединенного государственного политического управления – специального органа госбезопасности СССР) и доносить на других священнослужителей. И был за это наказан. На основе «показаний» новых соседей и агентуры ОГПУ из среды духовенства на отца Алексея завели уголовное дело. А 2 августа 1932 года его арестовали за контрреволюционную агитацию – обвинили в том, что он на базаре читал крестьянам Библию. В том же 1932 году на особом совещании ОГПУ Алексей Аристов был осужден и сослан на три года на Урал. Дальнейшая судьба священника историкам неизвестна. В 1989 году он был реабилитирован.
В 1997 году Павел Попов успел поговорить с жительницей дома Аристовых, потомственным врачом Ириной Михайловной Каминской, которая жила здесь еще до войны.
– Ирина Михайловна рассказывала, что помнила Алексея Аристова. Насчет ареста и ссылки священника она ничего не знала, но говорила, что он жил здесь перед войной, был неразговорчивым и тихим, – рассказал Павел Попов.
Женщина рассказала и о том, что у Алексея Аристова была дочь, которая после замужества и рождения сына уехала на родину мужа, в Прибалтику. Эта версия сходится с документами ОГПУ – в них есть сведения о дочери священника Галли (возможно, сокращение от имени Галина), его зяте Карле Заррынь и трехлетнем внуке Романе.
Послевоенное счастье
Во время войны здание пострадало. Бельведер уцелел, хотя и лишился своей важной декоративной детали – полусферического купола, напоминающего крышу церкви.
За восстановление здания взялись горожане – пять семей. В стройку они вложили собственные средства и после приведения дома в порядок поселились в бывшем доме священника. Среди них были родители коренной жительницы Воронежа Киры Образцовой:
– Каждый вечер мои родители ходили на стройку. Пока мама и ее сестра восстанавливали дом, они обе нажили себе пупочные грыжи.
В восстановленном доме она вместе с родителями поселилась в 1950 году. Родителям женщины под жилье выделили полуподвальное помещение на цокольном этаже.
– Остальные квартиры на верхнем этаже к тому моменту были уже заняты – в них поселились люди, приехавшие из деревень, – отметила женщина.
Квартира начиналась с сеней, в которых был погреб, где жильцы хранили квашеную капусту, соленые огурцы и помидоры.
– Наша квартира была двухкомнатной. Комнаты были проходными, по 16 кв. м, а кухня была одновременно прихожей. Никаких удобств: туалет на улице, мыться ходили в баню на улице Дурова, воду носили из колонки. Несмотря на это, мы были безумно счастливы – ведь у нас свое жилье, с отдельным входом. Считалось, то, что мы получили, – очень много. Мы были чуть ли не «буржуями», – вспоминает Кира Ильинична.
В доме Аристовых вырос и ее сын, Борис Образцов. Из детства он запомнил человека, который рано утром развозил по округе молоко, сметану, творог.
– Улица Коммунаров была тихой, по ней редко проезжали машины. Тишину улицы разрывал только крик молочника: «Молоко!». Мама говорила, что первым словом, которое я произнес, было «колоко», – вспоминает Борис Образцов.
В доме был уютный дворик с палисадниками и огородными грядками. На участке Образцовых росли розы, тюльпаны, гладиолусы, георгины и сирень.
– Тем, кто приходил в гости, бабушка раздавала по букету сирени, – вспоминает Борис Артурович.
Каждое 1 мая юный Борис Образцов залезал на каштан и вывешивал красный флаг. Тот каштан растет во дворе до сих пор.
– Я брал пример с соседа – хулигана, который 1 мая залезал на колокольню Введенской церкви и тоже водружал на нее флаг. На него хотели быть похожими все соседские мальчишки, – вспоминает мужчина.
По соседству с домом остался двухэтажный сарай с двумя дверями, похожий на голубятню. На втором его этаже была мастерская часовщика Александра Жалнинского, который тоже жил в доме Аристовых.
– Вся округа его знала – ему носили часы, и здесь он их ремонтировал. У него стоял стол, полочки с множеством запчастей. Я дружил с его сыном, Борисом. Когда произошла Чернобыльская катастрофа, он помогал устранять ее последствия – занимался химзащитой. Борис Жалнинский получил большую дозу радиации и умер в 2011 году, – рассказал Борис Образцов.
Старинная печь и высокие потолки
Несмотря на запустение, дом Аристова сохранил свое очарование. Одно крыло дома расположено по улице Сакко и Ванцетти, второе – по улице Коммунаров (после войны его удлинили). Дом стоит на склоне, из-за этого его крылья разноэтажные: крыло по Сакко и Ванцетти одноэтажное, по Коммунаров – двухэтажное. На углу дома – полукруглый выступ.
– Скругленный угол типичен для архитектуры позднего классицизма. Рядом с ним остались арочные ниши. Скорее всего, раньше здесь стояли вазоны или скульптуры, – отметила краевед Ольга Рудева.
В полуподвальных помещениях дома – старинные сводчатые потолки, а на окнах – 200-летние кованые решетки.
Со стороны Сакко и Ванцетти сохранились старинные надолбы (столбы), говорящие о том, что здесь был въезд в усадьбу. А где был первоначальный вход в дом – неизвестно.
– Обычно классицизм подразумевал симметрию. Вход не мог быть сбоку. Скорее всего, он располагался по центру, с угла, либо был во дворе, со стороны заднего фасада. Но для этого нужно провести исследование – снимать штукатурку, – отметил Павел Попов.
Большую часть памятника архитектуры занимают офисные помещения.
Внутри полукруглого выступа – необычная круглая комната. Раньше здесь был лаз на крышу, который вел в бельведер. Он скрыт за подвесным потолком.
В единственной жилой квартире – со старинной деревянной верандой – живет Наталья Платонова. Ее бабушка Мария Каминская и мама Ирина Каминская восстанавливали дом после войны. Ирина Михайловна была известным педиатром.
– К маме на прием приходили со всей округи. Лечились у нее не только дети, но и взрослые. Я не пошла по стопам мамы – работала радиоконструктором, а сейчас на пенсии, – рассказала хозяйка.
Наталья Борисовна родилась 29 июня 1942 году во время бомбежки, поэтому все проходило в подвале роддома, находившегося в Доме Вигеля.
– Мама успела эвакуироваться со мной на руках до прихода немцев, – отметила женщина.
Бабушка и мама много рассказывали Наталье Борисовне об Алексее Аристове, которого они называли «попом». По их словам, у священника был огромный сад, который тянулся от улицы Дурова до Солдатского переулка.
– В поповском саду росли яблоки, груши, вишни, кустарники, ягоды. Мама вспоминала, что добрый хозяин (Аристов) говорил детям: «Гуляйте и паситесь сколько угодно». В саду были качели, и ребятишки там играли все дни напролет. У самого попа было двое детей – дочь и сын. Сына я не видела, только дочь – она приезжала к нам один раз, когда была уже в пожилом возрасте. Она зашла на пять минут, посидела и ушла – сказала, что вспоминать свою прошлую жизнь ей очень тяжело, – вспоминает Наталья Платонова.
По словам женщины, до войны священник жил как раз в той половине, где сейчас находится ее квартира. В подвале дома жила семья Юдановых, с которой дружили ее дедушки.
– Бабушка с мамой жили на соседней улице. Во время войны наш дом был разрушен и их приютили Юдановы. Когда после войны поп вернулся, он увидел, что дом разрушен. Восстанавливать его он не стал. Он уехал из Воронежа куда-то далеко – у него был свой приход в другом городе, как бы не на Урале, – рассказала Наталья Платонова.
В деревянную веранду Натальи Борисовны два входа: один – с улицы Сакко и Ванцетти, второй – со двора, но спуститься по деревянным ступенькам уже невозможно – они разрушены. По словам хозяйки, деревянная веранда была здесь и до войны.
– Мои мама и бабушка заключали договор с городской администрацией – нужно было восстановить все в идеальном порядке. Вплоть до того, что у нас под крышей есть выступающие кирпичики. Мои родные восстанавливали каждый из них, – рассказала Наталья Борисовна.
В квартире женщины осталась старинная планировка и высоченные потолки – 3,7 м. Такими они были и в довоенное время. В доме осталась и раритетная довоенная печь, которую раньше топили дровами и углем. Она облицована белым кафелем.
– Когда проводили газ, мне сказали: если ставить современный водонагревательный аппарат, здесь все нужно разрушать. Предложили поставить форсунку, а стену с печкой оставить. Теперь, когда я включаю отопление, печная стена нагревается, становится горячей. Зимой это любимое место моих гостей и родных: они садятся вплотную к стене, чтобы погреться, – пояснила женщина.
Летом в доме за счет толстых стен не жарко. А зимой протопить свою половину женщине сложно – по ее словам, за отопление она отдает 4 тыс. рублей в месяц. Несмотря на это, продавать свою половину дома хозяйка не хочет.
– Мне 78 лет, я здесь живу 64 года – с 1956-го. В многоэтажке жить не хочется – я люблю тишину, а не шум со всех сторон, – призналась Наталья Платонова.
На веранде Натальи Борисовны остался лаз, ведущий на чердак, а оттуда через слуховое окно – в круглую башню.
– Там круглая комната, но не маленькая. Единственное окно, которое там было, давно заложили. Был у нас один сосед, который летом ставил там раскладушку и залезал туда ночевать, – вспоминает хозяйка.
Недавно на нее в прямом смысле слова обрушились неприятности – во дворе дерево раскололось и рухнуло на ее половину дома, пробив крышу. На помощь приехали городские спасатели, которые спустили бревно с крыши на кране. Теперь пенсионерке нужно тратиться на ремонт пробитой крыши.
– Наш дом муниципальный – это исторический памятник, но управляющей компании нет, мы находимся на самообслуживании, – пояснила Наталья Платонова.
В мэрии корреспонденту РИА «Воронеж» подтвердили, что здание на Сакко и Ванцетти, 61, – административное. Но жилая квартира в реестре муниципального жилья не значится, поэтому ремонтировать крышу должны собственники. По данным РИА «Воронеж», крыло дома по Коммунаров принадлежит двум муниципальным образованиям, которые сдают помещения в аренду. В крыле по Сакко и Ванцетти собственник – Наталья Платонова.
Среди бывших жильцов о доме Аристова ходит немало легенд. По словам Бориса Образцова, в XIX веке в усадьбе со стороны Коммунаров (бывшая улица Жандармская гора) существовал въезд, который вел в подвал. Сюда заезжали телеги, которые привозили продукты, – подвал играл роль холодильника. Другие жильцы поговаривают о старинном кладе, который священник зарыл где-то в глубинах своего дома, – возможно, даже в маленькой башне. Но вымысел это или правда, никто не знает.