Выпускницу Воронежской академии искусств Ирину Лунгу сегодня называют одной из самых ярких и успешных певиц Европы. В 2003 году, будучи солисткой Воронежского театра оперы и балета, Ирина получила стипендию прославленного итальянского театра Ла Скала и солирует в нем вот уже десять сезонов, за это время она стала победительницей многих престижных международных конкурсов, а ее концертная программа расписана до 2018 года. Тем не менее звезда европейской оперы регулярно приезжает в родной город – в первую очередь для того, чтобы пообщаться и посоветоваться со своим учителем – преподавателем Воронежской академии искусств Михаилом Подкопаевым. В один из таких приездов Ирина согласилась встретиться с журналистами РИА «Воронеж» и рассказала о том, как воронежская певица освоилась на итальянской сцене, почему образование в воронежском вузе лучше европейского и что нужно, чтобы организовать в нашем театре выступление звезд европейской оперной сцены.
– Моя связь с Воронежем никогда не прерывалась, хотя уже 11 лет я живу в Милане. Так получилось, что моя карьера сложилась в Европе, но с Воронежем я никогда не теряла связь. Помимо того, что у меня тут семья и друзья, главный стимул – это, конечно, общение с Михаилом Ивановичем (Подкопаевым – Ред.). Я стараюсь возвращаться сюда как можно чаще, раз-два в год. Приезжаю спросить совета, поработать над голосом – эта работа продолжается до пенсии: Михаил Иванович вносит коррективы, мы советуемся, я спрашиваю его мнения по поводу репертуара. Он очень следит за моей карьерой: с помощью интернета смотрит записи. Это не то, что приятно, это необходимо мне. Мы как семья: я, Михаил Иванович и Марина Дмитриевна Подкопаева – мой концертмейстер. Мы постоянно общаемся по телефону, по скайпу, и Воронеж для меня, в первую очередь, – духовная связь с моим педагогом.
– Ирина, вы оказались в одном из лучших европейских театров после Воронежской академии искусств. Как вы с российским образованием ощущали себя на фоне своих европейских коллег? Сильно ли отличается российская система обучения вокалу от итальянской?
– В Европе российская школа, российские музыканты – это очень престижно. Мне как-то даже рассказывали в Германии, что начинающие певцы, бывает, берут себе сценический псведоним, похожий на русскую фамилию, потому что это считается такой визитной карточкой: российская школа очень котируется во всем мире. Потому что в России у нас есть система, преемственность образования: музыкальная школа, музучилище, академия. То есть человек может начать образование с шести лет и продолжать его до университета. В Италии, например, такого нет, невозможно получить высшее музыкальное образование, итальянская консерватория – это совсем не то, что у нас. Там, если ты хочешь стать музыкантом, ты можешь учиться частным образом, посещать мастер-классы. А в России ты окончил академию в 23 года – и у тебя уже есть серьезная база, чтобы выходить на сцену. Конечно, когда я училась, технические условия были сложные: мы, например, ездили в библиотеку и там ноты от руки переписывали. Но сама система на выходе дает определенный процент профессионалов, готовых к длительной карьере. Это не просто история, когда ты вчера начал петь, сегодня взял верхнюю ноту, распиарился и пошел на какие-то сцены, отпел два сезона, голос потерял – и все. Наши певцы отличаются тем, что у них есть база, они могут в этом сложном музыкальном мире держаться, в напряженном темпе работать. А это возможно только, если есть подготовка. Это как Олимпиада.
– Вы сейчас, в основном, поете в стиле бельканто, а это ведь итальянская техника, основанная на фонетике итальянского языка?
– Да, само слово «бельканто» – это итальянское слово, которое означает «красивое пение», но имеется в виду не просто красота, а соответствие определенному эталону, ровность голоса на всех участках, на всех диапазонах. Но за этой фразой кроется огромная работа. Голосов красивых много, и они могут по-разному петь, но не владеть этим стилем. «Красивое пение» - это колоссальная работа в техническом отношении, в дыхании, регистрах. В этом и заключается исполнительское искусство. И поэтому мне очень приятно, я считаю для себя великой честью, своим самым важным достижением, что я, такой, в общем-то, провинциальный человек из Борисоглебска, из Воронежской академии искусств, я не родилась в Милане, но я прошла огромный путь, и Италия приняла меня как певицу этого стиля, бельканто.
– Я читал много критики об Ириных выступлениях и не раз встречал мнение, что Лунгу – носитель этой итальянской школы и по стилю, и по звуку, что очень редко бывает. И это признание много стоит,
– Но все-таки одной подготовки, наверное, недостаточно для серьезной карьеры, нужны еще и определенные способности…
– Я музыкой занималась с пяти лет. Конечно, мое певческое развитие началось с работы с Михаилом Ивановичем в 18 лет, но база музыкальная – развитие памяти, моторика – это конечно от того, что я с детства начала заниматься музыкой и никогда не прекращала. Средняя опера длится три часа, и иногда всю партию на чужом языке надо выучить за две недели. Поэтому нужен комплекс – и педагог, и какая-то одаренность, и память, и умение понять фразу музыкальную, и передать эмоции персонажа, и актерская жилка. И, конечно, оперный певец – это смесь вокалиста и актера, это жанр, который предполагает, что человек должен быть разносторонне одаренным.
– Помимо музыки вы не пробовали заниматься каким-то творчеством?
– Понемножку я всем занималась: и рисовала, и фотографировала, - но, конечно, опера занимает очень много времени. Это вся моя жизнь, и посвящать себя какому-то другому хобби – меня просто не хватает. Очень сложно выстроить свою жизнь, чтобы никого не обделить, чтобы на ребенка время оставалось. В основном, я читаю – в дороге, при перелетах – книга всегда вместе со мной, и современные авторы, и классика. Русским грех не любить литературу.
– Вашему сыну сейчас 4,5 года. Не собираетесь отдавать его учиться музыке?
– Нет. Он пока еще маленький, и я не хочу его травмировать. Я видела очень много детей моих коллег, которые с малолетнего возраста просто травмированы театром, у которых потом нет интереса, им кажется, что это такая обыденность. Мне бы этого не хотелось. Театр – это магия, это всегда какой-то праздник, мне бы хотелось, чтобы мой сын так воспринимал. Я сама люблю театр не только как исполнитель, но и как зритель, я с удовольствием посещаю оперные постановки, воспринимаю очень близко к сердцу, когда вижу воплощение своих переживаний на сцене. Сейчас много разговоров, что в театре сейчас кризис, но это не так. Это жанр, который существует две тысячи лет, и люди всегда будут ходить в театр, потому что это человеческая потребность – видеть жизнь через партер, через сцену, через действо, которое представляет их переживания.
– Как вы относитесь к новым экспериментальным формам театра, оперы?
– Я участвовала в некоторых очень современных постановках, когда классическая опера вырывается из контекста, из эпохи и переносится куда-то в современность. У меня нет резкого «за» или «против», я не могу сказать, что я за модерн или за классику. И в модерне, и в классике для меня главное – чтобы там был театр, чтобы он заставлял людей сопереживать, плакать, смеяться, чтобы зритель почувствовал себя частью театра, чтобы он увидел свои переживания там, на сцене, чтобы проводил какие-то параллели – в этом смысл театра. Если этого эффекта удается достичь, вырывая действие из исторического контекста – то, пожалуйста, это даже лучше. Но само по себе изменение контекста ничего не означает: если ты перенес оперу в современность – это не значит, что ты ее осовременил. Можно так убить все смыслы и подтексты. Опера – сложный жанр, и не хотелось бы ее упрощать и уплощать. Если есть талант – можно сделать в любом контексте, если режиссер понимает смысл и предназначение театра.
– В Европе вас сейчас считают одной из самых ярких и перспективных оперных исполнительниц, а в России вы практически неизвестны. Почему так?
– Это, конечно, не потому что у меня такого желания не было или я целенаправленно избегала российской сцены. Просто так получилось, что моя карьера получила некий старт, рывок благодаря Италии и театру Ла Скала. Изначально это была такая итальянская карьера, хотя за последние пару сезонов я дебютировала и в других мировых театрах: в Метрополитан Опера, в Китае, Корее, Токио. Когда я прослушивалась в Ла Скала, это не значит, что я приехала туда и попала на все готовое. Благодаря победе на одном из престижнейших мировых конкурсов Belvedere в Вене, я получила право участвовать в третьем туре прослушивания в Ла Скала, где был президентом Риккардо Мути. То есть я пропустила просто первые два тура, но прослушивалась точно так же, на общих основаниях. Но в момент, когда я пела на сцене, Мути даже перелез через стол, подошел к сцене, задал мне несколько вопросов. Спросил в том числе: «А где вы учились?». Подумал, что я обманываю, потому что это прослушивание было на грант Академии Ла Скала и давало право на обучение, и он меня все спрашивал: «А вы точно хотите учиться? А вы точно будете?». И после этого он сразу взял меня на контракт в Ла Скала параллельно с академией.
– Ирина представила настолько сильное выступление, что для Италии, для Мекки оперы, русский певец, который исполняет абсолютно в итальянским стиле и понимает эту музыку, вызвал недоумение и вопрос, каким образом она этому научилась. На сегодня не каждая консерватория может сказать о собственной вокальной школе, а Воронежская академия может,
– А вы себя ощущаете русской или итальянкой?
– Русской, от этого никуда не денешься. Конечно, итальянский – это мой второй язык, я думаю на итальянском, художественную литературу на итальянском читаю. Я живу в Италии 11 лет, у меня сын – итальянец, Италия – это такая часть меня. Но то, что я русская – от этого никуда. Меня все время тянет на родину, если я не бываю здесь полгода. Хотя у меня и фамилия не русская, не оканчивается на «–ова», и из-за этого иногда бывает misunderstanding, как англичане говорят, непонимание. Я всем театрам всегда пишу: я – русское сопрано. Метрополитан Опера из-за этого как-то даже готовые программки перепечатывал. Так что да, я русская, и из России я никогда не стремилась уехать. Меня иногда спрашивают: "А почему вы тогда уехали?". Потому что в 2003 году, когда я уезжала, у меня просто в Воронеже не было репертуара. Не было ничего. Но теперь я возвращаюсь на родину и вижу подвижки в культурной жизни Воронежа, и мне бы хотелось, чтобы это привлекло в нашу академию лучшие голоса, лучших студентов, ведь именно люди создают этот престиж.
– Если говорить о певческой школе, то есть просто понятие: хорошо певец поет или плохо. Но в плане техники разделять на национальные школы нельзя. Есть эталон, который родился в Италии. Русская школа никогда не являлась носителем этого эталона. Она развилась потому, что были педагоги из Италии в XVIII веке. Мы можем говорить о каких-то особенностях национального менталитета, которые что-то добавляют к исполнительству, какую-то глубину. Но в основе русской вокальной школы лежит итальянская техника – дыхание, работа голосом. Я не учу петь по-русски. Этим и отличается техника академического певца. Народные певцы поют каждый по-своему. Академисты поют в одном техническом эталоне. Даже если у тебя прекрасный голос, но ты не вписываешься в эти правила и критерии – это все,
– Часто бывает, что артист, достигнув определенного статуса, когда он уже сам может формировать репертуар каких-то музыкальных событий, возвращается на родину, чтобы организовать там выступление или целый фестиваль. Была ли у вас когда-нибудь идея сделать что-то подобное в Воронеже?
– Да, я бы очень хотела, но всем этим нужно заниматься, а у меня самой никогда нет на это времени. Я готова и участвовать в таком событии, и привлекать своих коллег, но нужна инициатива, какой-то толчок, чтобы кто-то за это взялся. Я певица, исполнитель, а не организатор. Но я счастлива, что наконец-то у властей появился к этому интерес, власти хотят как-то продвигать российскую культуру, чтобы она возрождалась. Мы недавно встретились и познакомились с воронежским губернатором, он очень хочет, чтобы я тут выступила, и планы такие есть. Может я и какой-то мастер-класс проведу, если будет перерыв в учебном графике. Я вижу сейчас, что в Воронеже что-то происходит, что-то меняется, что стали обращать внимание на культуру, и мне тоже это интересно, я готова сделать что-то, чего здесь никогда не было.
){kind=link}
){kind=link}