Актер Герман Греков окончил Воронежский институт искусств в конце 90-х годов. Спустя полтора десятилетия он вернулся в вуз в роли педагога –он будет преподавать на курсе режиссера Руслана Маликова. В интервью корреспонденту РИА «Воронеж» драматург и режиссер Герман Греков рассказал, по каким принципам набирал курс в академию, почему чувствовал беспомощность в начале карьеры и как падает престиж актерской профессии.
«Мы должны научить студентов мыслить как художники»
– Сильно изменились студенты с того времени, когда вы сами учились в институте искусств?
– Принимая вступительные экзамены, вспомнил самого себя двадцатилетней давности. Сильного ментального разрыва с сегодняшними ребятами не ощутил. И сейчас, и сто лет назад люди выбирают профессию актера по одной и той же причине: они не могут без этого жить. Смоктуновский сказал в свое время, что именно этим схожи профессии врача, актера и учителя. И пошутил: «Поэтому государство и платит так мало представителям этих профессий – понимает, что эти люди будут работать и за гроши». Большинство тех, кто поступает в Академию искусств – такие люди. Ведь профессия актера сейчас совсем не так престижна, как в советское время.
– Неужели? По-моему, артисты – всегда кумиры для молодых. Люди завидуют славе актеров.
– Это можно сказать о звездах из голливудского кино. Разве кто-то завидует судьбе актера провинциального театра? Мне рассказывали, что 30 лет назад, когда звали друзей в гости и знали, что придет актер, то всех предупреждали: «Будет артист». Потому что это было модно, это придавало интереса вечеру. Знакомство с артистом приобщало тебя к чему-то высокому. Поэтому в мое время конкурс в институт искусств был гораздо больше.
– То есть в академию идут поступать те же люди, что и 20 лет назад?
– Мотивация та же. А люди – другие. Ведь сейчас на дворе совсем другое время. Сегодня вокруг такое обилие информации, что молодые люди становятся не слишком любознательными. Когда чего-то нет, ты чувствуешь голод. Сегодня всего вокруг очень много, и голода нет. Мы были жадными до знаний, а сейчас есть иллюзия, что знания искать не нужно, что они буквально рассыпаны вокруг. Что достаточно обратиться к Сети, а там есть то, что нужно. Но эта сеть недаром называется сетью – она затягивает, она расходится в разные стороны, в ней запутаешься.
– Были ли в том, как именно вы отбирали ребят, отличия от того, как это делали раньше?
– Нет, здесь ничего нового не придумаешь. И конечно, курс всегда получается индивидуально разнообразный. Потому что хочешь-не хочешь, а всегда отбираешь людей по принципу труппы. Им ведь нужно будет показывать этюды, студенческие спектакли. Поэтому на курсе должен быть, грубо говоря, злодей, красавчик и так далее. И ты уже на вступительных экзаменах смотришь на сочетание людей. От этого никуда не деться. Еще мы смотрели на желание ребят впитывать, жить в современности. Некоторые приезжают сюда поступать, видя в профессии что-то монастырское. Думают, что они запрутся в каком-то красивом домике и будут заниматься высоким искусством. А какие-то тети, тоже живущие в домике, пойдут это высокое искусство смотреть. Такие жрецы современному театру не нужны.
– Набирать контрактников в творческий вуз – правильно ли это?
– Конечно, это стимул всему коллективу. Человек платит большие деньги и проводит в вузе целый день – он будет ждать от этих трат максимальной отдачи! Он будет выкладываться, а бюджетники будут это видеть, они не смогут спустя рукава работать.
– Актер и хореограф Антон Адасинский в прошлом году после мастер-класса говорил про его участников: «Они уже готовы». А есть ли среди ваших новых студентов «готовые»?
– Готовых нет, но находящихся в степени готовности - много. Им еще предстоит многому научиться: правильно двигаться, говорить и так далее. У ребят должен сформироваться вкус. А мы должны привить им культуру, научить мыслить как художник.
– Выпускник института искусств Герман Греков не чувствовал себя художником?
– Я ощутил себя беспомощным после выпуска. Наш курс был очень интересным. На третьем-четвертом курсах у нас уже был молодежный театр со своим репертуаром. Мы ездили на гастроли. У нас сложилось определенное представление о театре. А потом оказалось, что действительность совсем другая. Что провинциальный театр – штука строгая и нишеобразная. И там можно ждать очень-очень долго. Вот в Камерном театре нет людей, которые находятся в режиме ожидания. Они играют, все востребованы. А в других театрах молодой парень приходит и получает роль стража с алебардой. И ждет годами интересной работы. Я с уважением отношусь к репертуарным театрам – это отличительная черта нашей театральной традиции. Но репертуарный театр, как человеческий организм, должен гонять кровь, переваривать что-то. Театральная среда чрезвычайно подвижна. Она реагирует на социальные изменения значительно быстрее, чем среда академическая. В итоге театральное образование в большинстве случаев с запозданием реагирует на потребности театров.
– Как это изменить?
– А в том-то и дело, что в Академии искусств мы не собираемся что-то менять. Мы внесем новый подход, а саму школу оставим классическую. Мы возьмем ключевые вещи из школы русского психологического театра и внесем элементы работы с современными текстами, практики работы с вниманием и сознанием, которые используются, к примеру, в йоге. Станиславский, кстати, говорил о йоге. Он знал, что такое прана. Кроме того, каждый из нас привносит свой опыт. Все ждут, что мы с Бояковым (ректор Воронежской академии искусств – прим. РИА «Воронеж») и Маликовым устроим революцию. Это бред. Чувства человека со времен Адама и Евы не изменились – любовь, гнев, зависть, злоба и другие. А вот выразить их сейчас можно гораздо более разнообразно. Изменились формы, обличья этих чувств. Актеры должны их фиксировать, говорить с публикой на ее языке.
– И понимать, что Шекспир и Островский тоже когда-то были молодыми авторами?
– Да. Студенты это поймут, когда узнают в этих пьесах свои собственные жизненные ситуации. Со времен Островского не так уж много поменялось. Мракобесия все еще много в нашей жизни. Просто чтобы почувствовать актуальность классиков, нужно уметь работать с автором.
– Будете ли вы как драматург воспитывать новых авторов?
– Мы будем работать с текстами. Думаю, что среди наших студентов будут и те, кто обладает литературными способностями. Одного драматурга с курса вполне можно получить.
«В Воронеже всегда была хорошая прослойка поэтов, писателей и художников»
– Вы вернулись в Воронеж 16 лет спустя после выпуска. Сильно изменился город?
– Город стал чище, приятнее. При этом в Воронеже всегда была хорошая прослойка поэтов, писателей, художников. Она за 16 лет никуда не делась. А Камерный театр – это феномен. Это столичный театр, вписанный в провинцию. В Воронеже очень хорошая интеллектуальная жизнь. Но детальнее сказать сложно – я еще не успел изучить город после возвращения. Мне нужно поработать с публикой, чтобы ее почувствовать. А вообще город культурно продвинутый – много фестивалей, которые меняют «прошивку».
– Эдуард Бояков говорит, что художники вообще меняют города больше, чем чиновники.
– Так и есть. Когда эти художники умеют работать с реальностью, когда они ее чувствуют, они могут ее менять. Если актер не имитирует жизнь – он «перепрошьет» эту матрицу. А когда такие люди собираются в одной точке, они могут сделать что-то очень существенное. Собственно, это и есть миссия академии. Сделать академию лучшей в стране реально. И это легче, чем в Москве. Как говорится, Россия сильна провинцией. Кто создает славу столичных вузов? Провинциалы, которые приехали голодными и выиграли конкуренцию. К тому же, в Воронеже меньше соблазнов и больше времени для настоящего творчества. Больше сосредотачиваешься на наблюдении, а не на том, чтобы просто выжить.
– А инструментов для того, чтобы изменить реальность, у сегодняшних художников больше, чем у вас в свое время?
– Мы шли от разных раздражителей. У нас была необходимость что-то менять, потому что действительность представляла из себя черт знает что. Березовая роща была каким-то Гарлемом. Однажды мои друзья пошли к ларьку, а из-за него на них идет парень с пистолетом и целится в них. Глаза мутные, то ли под наркотиками, то ли упился до такой степени. И ребята его уговорили опустить пистолет. Вот это я понимаю работа с реальностью. А насчет возможностей что-то изменить – их не бывает больше или меньше. Даже если я скажу, что сейчас больше возможностей, я сам себе возражу, что при этом меньше потребностей.
– Как вы трансформировались из актера-исполнителя в востребованного драматурга?
– Я вдруг понял, что могу и десятилетиями ждать. Какой-то выход у моей энергии должен был появиться. А когда у меня появились роли, я занял какую-то нишу в театре, у меня уже была вторая профессия. То есть простой в театре послужил стимулом к тому, чтобы раскрыться.
– Вы уже наши в Воронеже материал для новых драматургических текстов?
– Уже есть свои «воронежские тетради». Есть черновые записи, уже появились кое-какие воронежские герои. Какой-то художественный проект о Воронеже обязательно будет.
– В Воронеже есть спрос на творчество современных авторов?
– Да, но есть и те, кому откровенный диалог с публикой не по нраву. И это нормально. Знаете, почему людей не оставляет равнодушной современная драматургия? Она бьет по зажимам, болевым точкам, говорит о том, что принято замалчивать. Заставляет человека взглянуть на самого себя, а иногда в зеркало смотреть неприятно, правда? Меня не раздражает, что кто-то не хочет откровенного диалога в театре. Злит то, что такие люди отказывают другим в праве на поиск. Не нравится современная драматургия? Не ходи на такие постановки, в Воронеже большой выбор театров. Водевили возят из других городов круглый год. А сериалы посмотрите или новости – там сплошной позитив, и жизнь прекрасна. Но нет – человек заранее посмотрит афишу, поймет, что это эксперимент, и все равно купит билет. А потом будет кричать: «Да зачем такое показывать?». «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ», как говорил Мао Цзэдун. И беда в том, что противники современного искусства громче, чем сторонники. Сторонников много, но они не отстаивают свое право видеть это. А зря. Нам нужно держаться вместе.
Справка РИА «Воронеж»
Герман Греков – российский драматург, актер и режиссер. Окончил театральный факультет Воронежского государственного института искусств. С 1997 по 2013 год работал актером, режиссером и заведующим литературно-драматургической частью в Самарском академическом театре драмы им. М. Горького. Автор пьес «Четыре желания мадам Ватто», «Майзингер», «Великий Сострадающий», «Дурное Семя (Ханана)», «Кастинг» (в соавторстве с Юрием Муравицким), «Химический дом», «Вентиль», «Необычайные приключения Юли и Наташи» (в соавторстве с Юрием Муравицким). Спектакли по пьесам Германа Грекова шли в экспериментальном театре «Практика», театре документальной пьесы «Театр.doc», на многих других площадках страны, а также в Прибалтике и Восточной Европе.
){kind=link}
){kind=link}