Как уже сообщало РИА «Воронеж», вчера в театре оперы и балета известный писатель Евгений Гришковец представил свой моноспектакль «Прощание с бумагой». Со сцены автор трогательно повествовал о том, как сотни лет люди делились своими переживаниями именно с бумагой: писали на ней стихи, любовные записки, дурацкие рисунки и просто калякали, как и он сам, в детстве. Но именно на наш век выпало расставание с бумажными носителями. В этом и заключается главная идея спектакля, проходящая сквозь все слова Гришковца. Ну и что, подумаешь, перебивал он сам себя, раньше поэты писали гусиными перьями на плотных белоснежных листах, сейчас они продолжают это делать, но только на компьютере. И тут же отвечал себе – стихи-то все равно получались лучше у тех, кто писал на бумаге!
А перед спектаклем печатную версию «Прощания с бумагой» Евгений Валерьевич представил в книжном клубе «Петровский». Правда, вступительную речь он адресовал совсем другому произведению – «Письмам к Андрею» - сборнику заметок об искусстве, написанном в виде писем к Андрею Тарковскому.
- Позавчера у меня случилось большое событие в жизни - я побывал в Рязанской губернии, в деревне Лесное, где в 70-х годах Тарковский купил дом за 800 рублей и перестроил его своими руками. Я впервые оказался в том пространстве и прикоснулся к тем вещам, которые сделал важнейший для меня художник. Думаю, выше него не поднимается уже никто, - поведал Гришковец.
Пока читатели собирались с мыслями – что бы такого этакого спросить у знаменитого гостя, Евгений Валерьевич опередил всех с вопросом о творческих планах и сам рассказал, над чем сейчас работает.
- Готовлю книжку, которая будет состоять из двух повестей и называться будет соответствующе: «Две повести, не ставшие романами». Надеюсь закончить ее к октябрю. А сегодняшним спектаклем в Воронеже я завершаю большие гастроли по Центральному Федеральному округу и перехожу на музыкальную сцену. Послезавтра у меня важное событие - первый концерт в московском клубе «Б2» с грузинской группой «Мгзавреби». У себя на родине эти ребята сейчас также любимы, как у нас лет 15 назад был популярен «Мумий Тролль». Группа молодая, ее участникам по 25-26 лет, играют они грузинский рок-н-ролл, и это будет их первое выступление в России. Да, название «Мгзавреби» невозможно выговорить, согласен. Оно, кстати, переводится как «путешественники, пассажиры, путники». По этому случаю даже анекдот есть: «Музыканты «Мгзавреби» любят бывать на вокзалах и в аэропортах, потому что там постоянно звучит: «Дорогие мгзавреби!..».
На этой веселой ноте Гришковец приготовился отвечать на вопросы, как вдруг увидел у одной девушки включенный диктофон и, даже не дав ей возможности до конца сформулировать свой вопрос, прервал:
- Вы журналистка, да? Это не пресс-конференция, выключите свой диктофон! Не люблю общаться с журналистами, потому что это довольно формально, а больше всего меня раздражает их странная манера постоянно кивать головами. Чиновник несет какую-то ахинею, а все журналисты сидят и кивают, как болванчики. Так что, лучше не поступайте на факультет журналистики – это самое худшее образование, которое только можно получить, - довольно резко изъяснился он.
- А вы кем хотели быть в детстве? – в тему полюбопытствовала другая барышня.
- Кем-то вроде того, кто я сейчас. Но уж точно не космонавтом - боже упаси! Мне уже тогда было ясно, что космонавты далеко не улетят, а крутиться вокруг Земли по орбите - довольно скучно. Никем я не хотел быть, мечтал просто интересно жить. И в этом смысле я не стал другим человеком. Я не хотел работать и учиться тоже не шибко хотел. Период учебы был у меня счастливым, а то, чем я сейчас занимаюсь, я не ощущаю такой уж работой. Так что, мне повезло в этом плане: я делаю то, что хочу.
- Как удалось пробиться на литературный олимп простому кемеровскому парню?
- Я очень непростой кемеровский парень! – включил «звезду» Гришковец и рассмеялся. - Никуда я не пробивался. Долго занимался самодеятельным театром и даже не представлял себе, что когда-нибудь выйду на профессиональную сцену, на меня будут продавать билеты в другом городе. Поэтому театральный успех воспринимаю как счастливую случайность. Заслуженно незаслуженно - не знаю. А литературный успех появился на основе театрального. Это все длилось очень долго – с того момента, как в 83-м году я начал заниматься пантомимой, и до 2000-го - когда получил «Золотую маску». Какие-то обстоятельства, люди всегда помогали мне, это цепочка всевозможных явлений… Мне страшно везет, что я продолжаю этим заниматься.
- Трудно было делать третий шаг в искусстве?
- Он давался бесконечно сложно. Первый шаг художнику, если он настоящий художник, дается очень легко, свободно, так как его никто не знает. Получается, он делает его чисто для себя. И если у него случается успех, то второй шаг, даже если художник знает, куда идти, происходит в совсем других условиях. К нему уже приковано внимание публики, общественности, критики и все ждут, когда же он провалится. И вот на третий шаг многим художникам просто не хватает сил - они либо ломаются, либо идут на поводу у других. Но если третий шаг случается, в художнике уже есть походка, стиль, есть даже творческая судьба. Мне посчастливилось сделать этот третий шаг, и я к тому времени был уже человеком уверенным. Нет, человек я не очень уверенный, а автор - уверенный.
- В фильме «Сатисфакция» вы выступили автором сценария, продюсером и актером. Планируете снять что-то еще?
- После «Сатисфакции» я точно не буду заниматься кино в качестве продюсера никогда. Потому что в России честному художнику невозможно заниматься кино - он зависит от денег, у него нет самостоятельности, нужно обращаться за деньгами к людям, у которых они есть, а у них свое представление об искусстве - они дают деньги с определенными условиями, которые надо исполнять. И поскольку так много равнодушных людей в нашем кинопроизводстве и кинопрокате, я буду заниматься только тем, где мне никто не сможет ни помешать, ни помочь – литературой и театром.
Сейчас тот самый период в российской истории, когда можно с сожалением констатировать, что отечественного кино, самостоятельного, самобытного попросту нет. Особенно это показательно в таких картинах, как «Высоцкий», «Гагарин», «Легенда №17». Точнее – «фальшивка №17». Это абсолютно фальшивое кино, в котором нет никакой попытки сказать что-то о современнике, о нас с вами сегодняшних, поколении наших родителей. Моим родителям по 67 лет - они, по счастью, оба живы. Так вот их жизнь, жизнь 60-х годов, запечатлена во многих прекрасных картинах – от «Девяти дней одного года» про советского ученого, до шукшинской деревни в фильме «Живет такой парень». Благодаря этим лентам мы знаем, как наши родители одевались, что они ели, чем жили, в каких интерьерах жили, те города запечатлены в кинематографе – «Когда деревья были большими», «Я шагаю по Москве». Мы же с вами и наше время не запечатлены в кинематографе, вместо этого мы смотрим фальшивки про страну, которой сейчас не существует. Эта страна глянцевая, которую я помню и люблю, но она была не такой. Наша эпоха будет зафиксирована лишь в отдельных литературных источниках, но чаще это темные, маргинальные книги, тексты… Что же касается кино, то правдивее всего 90-е годы зафиксированы только в одном фильме - «Брат». Там по-настоящему чувствуется художественный документ.
- А в качестве актера вы рассматриваете себя в кино?
- Да. У меня огромное желание сниматься, готов даже на сериалы. Скоро как раз буду сниматься в сериале, там главного героя играет Гоша Куценко. По сюжету он журналист, берет какие-то интервью, а меня пригласили сыграть самого себя. Я почитал сценарий, кое-что подправил и с радостью согласился. Хоть денег подзаработаю! Жаль только, что ничего другого больше не предлагают, даже идиотские сценарии не присылают. А я так сниматься хочу! Знаете, как это здорово! Актерство - это довольно высоко оплачиваемый отдых.
- Евгений Валерьевич, многие ваши коллеги-писатели вступают в оппозицию. Не было желания присоединиться к ним?
- Нет. Я знаю, что если бы я был в Москве в то время, когда проходили первые митинги, я бы точно поприсутствовал, но точно не пошел бы на сцену. Мне нечего сказать на митинге, я ничего не могу предложить. И я был бы просто одним из тех людей, которые пришли туда в порыве чувств. По правде, я в ужасе от того, что происходит в стране, я горюю по этому поводу. Тем не менее, у меня нет никакого такого внятного манифеста, который я мог бы сформулировать. Я занимаюсь другим делом. И также я знаю, что части политической жизни и художественного творчества абсолютно несовместимы. У меня, конечно, есть своя гражданская позиция, но я нужен своим современникам и соотечественникам в другом качестве. Вот в этом я совершенно убежден.
- Какое из собственных художественных произведений у вас самое любимое?
- Самое свежее, оно и является самым любимым.
- При всей вашей загруженности, находите ли время, чтобы читать книги других авторов?
- Возможность есть, но нет желания. Я всерьез считаю, что ежедневное чтение художественной литературы не то что необязательно, оно, пожалуй, даже вредно. Художественная литература требует настолько серьезных, мощных переживаний и внутренних сил, что ежедневно это просто невозможно. Есть периоды невероятно сильной потребности в чтении, когда глотаешь книги запоем. У меня таких периодов было три. А сейчас я уже лет 10-12 не читаю серьезную литературу, мне это попросту не нужно. И вообще, я читаю книги не ради удовольствия, а ради художественного впечатления. Это сильно не одно и то же. Искусство - серьезное переживание, а не развлечение, как думают некоторые.
Лично я бы не хотел, чтобы человек вот так, между делом, где-нибудь на пляже в Турции, меня читал. Я бы хотел, чтобы он прочитал меня тогда, когда это ему действительно надо. Вот книжку «Рубашка» можно вполне прочитать и в Турции, это такой забавный, легкий роман. Все зависит от того, ЧТО читать и КОГДА читать. А с появлением электронных книг вообще возник такой удивительный феномен, схожий с просмотром телевизора. Тот, кто подолгу смотрит телевизор, на самом деле не смотрит ничего - он либо тупо переключает каналы, либо включает режим «окно в окне», когда на экране идут 3-4 фильма одновременно, а в общем не смотрит ни один. То же самое сейчас происходит и с электронной книжкой. Можно закачать, допустим, 100 текстов и читать 4-5 произведений одновременно, как многие и делают. Но на самом деле при таком «параллельном» чтении они не дочитывают ни одной книги до конца и вообще не понимают, что происходит у них в мозгу. Я против такого чтения, извините.
- Как относитесь к жанру политической сатиры, в частности к телепроекту «Господин хороший»?
- Никак. У меня нет четкого мнения по этому поводу. Я посмотрел один выпуск. Скажу так: это некие политические фокусы, что называется «стрелять из пушки по воробьям». Сатира, как критика частностей, появилась еще при Людовике Великом. Поэтому «Господин хороший» ничего нового нам не открыл. Но я могу с уверенностью сказать, что авторы этого проекта работают за большие деньги и выступают на корпоративах ровно для тех, про кого они пишут. Это та самая сатира, которая утверждает ту власть и тот строй, который существует. Для меня это позор и свинство! Про качество здесь говорить нечего. О качестве го**а я не хочу рассуждать.
- Ваша книга «Как я съел собаку» была переведена на немецкий язык, вы его знаете? Можете ли оценить качество перевода?
- Немецкий не знаю. Я догадываюсь, хорош или плох перевод, по уровню вопросов, которые мне задает переводчик. Если переводчик не задает вопросов вовсе, я полагаю, что, скорее всего, перевод вышел совсем никудышным. Поэтому, скажем, книжка «Рубашка» полностью провалилась во французском издательстве. Как мне сказали, перевод получился очень невнятный. Зато в Германии было очень много вопросов от переводчика, я аж устал отвечать. Книга «Как я съел собаку» была бестселлером три года назад и в Австрии, и в Швейцарии, и в Германии.
- Что вас вдохновляет на творчество?
- Наверное, сам процесс, замысел. Вот я задумал роман, и я занимаюсь его написанием. Без замысла я не сяду. Все эти творческие поэмы и вдохновение – удел графоманов и юношей. Я никогда не был графоманом, а юношей был давно. Когда у меня было вдохновение, я писал стихи. Ужасные! Я их все уничтожил, их нету, вы нигде их не найдете, они не будут опубликованы и никто их не прочитает. Но самое ужасное, что Я их помню!
- Смотрите ли видеозаписи своих спектаклей?
- Только на этапе записи и монтажа, в готовом варианте – нет. Запись спектакля на видео – это компромисс. Спектакль может существовать только в театре. А видео - просто способ его зафиксировать. Я ведь не смогу доехать до того же Магадана, чтобы показать там свой спектакль, там и театров-то нормальных нет. Но там есть мои зрители, которые хотят Гришковца-актера видеть. Только с этой целью я и делаю видеоверсии, а не ради прибыли, не с целью заработать. Зарабатывают за меня пираты, которые копируют мои произведения в сети.
А смотреть на себя не люблю, потому что жутко недоволен собой. Вот в кино я себе нравлюсь. Я считаю, что я хороший актер, правда. И необычный, с интересной фактурой. Мало кто играет с такой точностью. И потом, мне можно доверять - я играю только то, что знаю. Но в кино я играю персонажа, человека, который далек от меня. Я вижу себя другим в кино. И мне это нравится. А в театре - это практически я, мой персонаж мало чем отличается от меня в жизни. Себя в жизни я не очень люблю наблюдать.
- А нравится, как ставят ваши произведения другие режиссеры?
- Да, я очень доволен, например, спектаклем «Зима», который поставил ваш Михаил Бычков в Камерном театре. А в остальном, какими-то работами доволен, какими-то - нет. Ну сделали и сделали. В любом случае, я всегда благодарен актерам: они же выучивают мою пьесу и знают ее наизусть. В отличие от меня…
){kind=link}
){kind=link}