В эти дни известный петербургский художник Александр Флоренский работает в нашем городе над иллюстрированной книгой «Воронежская азбука». Средства на издание иллюстрированного путеводителя по городу собрали сами воронежцы. Александр Флоренский прибыл в наш город 1 мая, несколько дней вместе со знатоками Воронежа гулял по городу и изучал улицы, здания и памятники, которые войдут в путеводитель, а затем засел за работу и к настоящему моменту нарисовал воронежские топонимы почти на все буквы алфавита. Между буквами Н и О нам удалось побеседовать с художником и узнать, что интересного он увидел в Воронеже, почему на букву А в азбуке поселился Арсенал, а не Адмиралтейка, и чем так привлекли автора хрущевки в Березовой роще.
– В первый раз я побывал в Воронеже в 2008 году, – рассказал художник. – Тогда у нас был большой совместный проект – художники Сергей и Иван Горшковы и я с моей дочерью Катей Флоренской целый месяц рисовали виды Воронежа, а потом устроили совместную выставку в галерее «Х.Л.А.М.». А чтобы галерея не пустовала в то время, пока мы работали, я привез картины грузинских художников из моей коллекции, и мы их выставили. Это было в сентябре, спустя всего месяц после русско-грузинской войны, и мне хотелось сделать такой оммаж моим грузинским друзьям-художникам. Таким образом за месяц в Воронеже я ухитрился сделать две выставки и довольно неплохо изучить город.
– До сих пор все ваши азбуки были о городах, которые вам близки и давно знакомы. Как смог попасть в этот список Воронеж?
– История с Азбуками такова: в 2010 году я впервые попал в Иерусалим и за тот месяц, что жил там, подружился с русскоязычным поэтом Михаилом Королем. Он пишет хорошие, на мой вкус, стихи, но поскольку за поэзию денег не платят, то на жизнь он зарабатывает тем, что водит экскурсии в качестве гида. И вот как-то он предложил мне сделать совместный проект – стихи и картинки. Подумав над этим минуты две с половиной, мы решили, что можно сделать такую «ИЕРУСАЛИМСКУЮ АЗБУКУ», в которой на каждую букву будут приходиться какие-то интересные места. Честно говоря, на тот момент я был уверен, что это обычная творческая болтовня, и что мы сейчас поговорим и забудем, но через какое-то время Миша Король прислал мне готовые стихи и мне ничего не оставалось, кроме как приехать в Иерусалим и рисовать. К концу месяца мы закончили книжку, и к этому моменту уже возник прекрасный человек, подруга Миши из Петербурга, которая профинансировала издательство этой книги: мы напечатали ее в Вильнюсе.
Пока я рисовал, у меня возникла мысль – сделать такую же азбуку о Тбилиси, еще одном городе, где я часто бываю и который я хорошо знаю. В Тбилиси я поступил точно так же как в Иерусалиме: не стал бегать по издателям, а стал рисовать. Сначала я начал было подыскивать поэта, который написал бы стихи на каждую букву, но потом решил, что и сам могу сделать небольшие текстовые заметки о городе – тогда я смогу сам выбирать топонимы. И снова ровно за месяц я нарисовал «ТБИЛИССКУЮ АЗБУКУ» и устроил выставку получившихся рисунков. Кто-то из моих друзей пригласил на нее представителя издательства, и книгу взяли в производство.
Две книги – это уже серьезно, и я задумался: а не сделать ли мне серию городских азбук? После этого я вписал в свой список «Е.Б.Ж.» (помните, как у Толстого – «если буду жив») Петербург, Париж и Рим – города, очень сильно на меня повлиявшие. И снова за месяц нарисовал «ПЕТЕРБУРГСКУЮ АЗБУКУ». А потом мой друг Сергей Горшков сказал мне, что хорошо бы сделать и «ВОРОНЕЖСКУЮ АЗБУКУ». Я согласился, и мы даже набросали какие-то буквы, но приступить к работе получилось только сейчас.
– Перед вашим приездом было много разговоров о том, какие объекты достойны войти в «Воронежскую азбуку», а интернет-пользователи даже составляли списки воронежских топонимов. Ориентировались ли вы на эти списки или только на свое видение города?
– Я сразу попросил друзей, что на меня влиять не надо: я сам выберу топонимы, которые мне кажутся важными. Уже в «Тбилисской азбуке» мне предлагали за деньги добавить в книжку какое-то кафе, в «Петербургской» – нарисовать Аэропорт на букву А. Но для меня А в Петербурге – это музей Арктики и Антарктики, он виден из окна моей мастерской. Поэтому эти книжки – они все необъективные, в них отобрано то, что мне нравится. Это не учебник истории, куда должны быть занесены все значимые объекты, это мое впечатление от города. И иногда бывает так, что на рисунки попадают какие-то невзрачные дворы, но не попадают памятники архитектуры, как, например, в «Петербургской азбуке» нет ни Петропавловской крепости, ни Русского музея.
Точно так же в Воронеже в «Азбуку» не попала Адмиралтейская площадь. Хотя я выбираю топонимы сам, у меня есть правило, что на каждую букву будет только один объект. Ну и если быть честным, то Адмиралтейская площадь и не произвела на меня такого впечатления, как Арсенал. Или вот Березовая роща попала в книгу, хотя с точки зрения архитектуры она ничего выдающегося собой не представляет. Но там есть буква Ё. Зато пока я искал информацию об этом районе, выяснил, что на девятиэтажных домах когда-то были большие буквы – СЛАВА, ПАРТИИ, ЛЕНИНА, СЛАВА. Это ведь удивительная история! Три дома построили первыми и на них установили буквы – «Слава партии Ленина». А потом появился еще один дом – и что написать на нем? Я готов поспорить, что были целые совещания о том, какое еще слово тут можно добавить. Кстати, на местных форумах воронежцы на этот счет спорят – кто-то утверждает, что четвертое слово было КПСС, а не СЛАВА.
– Краевед Ольга Рудева сказала о вас, что вы знаете город на уровне коренного жителя или даже краеведа. Откуда вы берете сведения о городе?
– Все ищу в Интернете. Вообще я узнал много нового, пока работал над «Азбукой». Я про все топонимы читаю, ищу информацию, уточняю. Часто сведения расходятся, но я стараюсь перепроверять. Например, вы знали, что у парка «Динамо» было пять названий в разное время? Или что Чернавская дамба на самом деле называется Придаченской? Или что на крыше кинотеатра «Спартак» когда-то была скульптурная группа, похожая на рабочего и колхозницу, только называлась она «Сталевар и Скрипачка»?
– Получается, вы не составляете никакого плана, а ориентируетесь только на то, «зацепит» вас что-то или нет?
– Я смотрю, чтобы не было перевеса в ту или иную сторону, чтобы не оказалось, что у меня в книжке одни церкви или одни заводы: я нарисовал и Механический завод и Шинный, мне попалась и православные храмы, и кирха, и еврейское кладбище. В общем, я стараюсь выбирать так, чтобы соблюдать принцип «каждой твари по паре». Хотя все равно это все получается субъективно: допустим, я совсем не интересуюсь спортом, и у меня в книгах нигде нет никаких спортивных объектов, хотя, наверное, если бы в городе был какой-нибудь невероятный стадион, я бы его нарисовал.
– Какая азбука будет следующей после воронежской? Все-таки парижская?
– Нет, мой список «Е.Б.Ж.» со временем меняется. Ровно год назад моя знакомая пригласила меня пожить у нее месяц в Париже. Я думал, что как раз соберу материал для «Парижской азбуки», но в результате через месяц гневно вычеркнул Париж из своего списка. Главная причина оказалась в том, что там нету моего Парижа, я не смог его найти: он какой-то общий. И моя азбука получалась какой-то похожей на путеводитель: М – Монмартр, Э – Эйфелева башня... Зато после того как я вычеркнул Париж, у меня в списке возник Псков — на горизонте появился мой друг, который живет в Пскове и работает там директором типографии, и он предложил мне издать «Псковскую азбуку». О гонорарах там речи не идет, но я люблю этот город, и в Псковской области есть много такого, что мне хотелось бы нарисовать. Так что я знаю, что я это сделаю.
Возможно, скоро мне эта идея с азбуками городов надоест, но пока не надоела. Если получится штук 6-8 таких книжек, мне кажется, это будет интересная серия авторских путеводителей. Я, кстати, знаю пару барышень, которые с помощью моей «Тбилисской азбуки» путешествовали по Тбилиси.
– После публикации самых первых букв «Воронежской азбуки» в соцсетях появилось много эмоциональных комментариев к вашей работе: кто-то восхищается, кто-то возмущается, что вы вместо исключительно воронежских достопримечательностей рисуете точно такие же хрущевки, как те, что есть в Самаре, Екатеринбурге или любом другом городе России… Как вы реагируете на такие замечания?
– Поскольку Фэйсбук открыт для всех, то конечно некоторую критику я получаю. В этом смысле я обычный человек, как сказал однажды Тимур Кибиров, «когда хвалят, я радуюсь, когда ругают – расстраиваюсь». Но я стараюсь делать свою работу на все сто.
Понятно, что хрущевки есть в Самаре, но ведь и в Воронеже они есть! Если бы в Воронеже не было хрущевок, я бы их не рисовал. Воронеж – город, изуродованный фашистами, коммунистами и капиталистами. Причем последние потрудились едва ли не больше всех остальных. Из всех рассказов, что я слышал здесь, в Воронеже, выходит так, что вместо того, чтобы вставить окна и двери в разрушенные войной здания, их просто снесли бульдозером и поставили на их месте новые. А те, кто на спуске к водохранилищу зашил сайдингом деревянные дома и настроил пятнадцатиэтажек? Это же преступление. Но Воронеж такой и именно таким его и надо рисовать.
Я не морализаторствую в своих книгах, это не мое дело, но я рисую то, что вижу. И когда я смотрю на Алексиево-Акатов монастырь, а его спереди загораживают уродливые здания, а сзади высится какой-то небоскреб – то я так и рисую, а выводы читатели пусть делают сами.
На самом деле это не только воронежская история. Что, разве в Петербурге не так? А что с Москвой сделали? Есть люди, которые борются за исторические здания с чиновниками, собирают какие-то подписи. Я не могу бегать и подписи собирать, но я могу по-своему действовать.
– Почему рисунки «Воронежской азбуки» вы решили подарить именно музею Крамского?
– Моя позиция заключается в том, что такие вещи должны храниться в самом городе. И музей имени Крамского, художественный музей, в этом смысле – самое правильное место. В городе может многое поменяться, но главный музей региона останется им и через сто лет. И мои рисунки там сложат, пронумеруют и отправят в фонды. А представьте, что было бы, если бы вы сейчас нашли где-нибудь в запасниках музея воронежскую азбуку, нарисованную в 1814 году – неважно, каким художником, плохим или хорошим — это все равно была бы сенсация. Так что мне кажется, это хороший способ устроить такую сенсацию, скажем, в 2214 году.
){kind=link}