Один из последних живущих в Новохопёрском районе участников Великой Отечественной войны Михаил Александрович Киншаков прошлой осенью отметил 96-й день рождения. Несмотря на возраст и подорванное в годы войны здоровье, он вполне бодр и намерен в этом году отпраздновать свое 97-летие.
– У нас в роду по материнской линии Бурлиных все были крепкими долгожителями, – говорит Михаил Александрович, – этим я в мать пошел.
А вот в отца, Александра Васильевича Киншакова, уроженца хутора Балтиновского Урюпинского района, ветеран пошел сметливостью и проворством. Отец был кузнецом.
– Если бы не война, большему бы научился у отца, – вздыхая, говорит собеседник.
Украина
Окончив семь классов в Каменка-Садовке, Михаил Киншаков уехал на Донбасс учиться в школе ФЗО (фабрично-заводского обучения) на электрослесаря. Здесь парня и настигла война. Сначала учеников отправили работать в шахту, а потом на рытье противотанковых рвов в Артемовск. Мальчишек разместили неподалеку по 8−10 человек в хате, каждому выдали недельный паек.
В одной хате с Михаилом Киншаковым, помимо украинских ребят, жили двое его земляков – два Василия. Один из Некрылово, другой из Нижнедевицкого района. Как-то утром, собиравшихся на работу мальчишек остановила хозяйка и предупредила, что вокруг немцы и вот-вот они войдут в город.
– К себе домой вам надо тикать, – сказала она.
Напекла пышек и проводила ребят в дорогу. Дошли до станции, там уже проходила линия фронта.
- Попали под бомбежку. Кругом паника, – вспоминает Михаил Александрович, – мы растерялись, не знаем, что делать? Прибились к проходившей роте солдат. А командир увидел нас и давай гнать: мол, не приставайте к моей роте: видите, отступаем. Когда он отошел, мы затерялись среди других солдат и так шли вместе, пока не попали в окружение. Чудом остались живы, – фрицы десятками косили наших солдат из пулеметов.
Вырвавшись из окружения, товарищи преодолели километров пятьдесят, пока не попали на разъезд. Мимо как раз проезжал ФД – самый мощный грузовой паровоз того времени. Ребята решили запрыгнуть на него. Два Василия прыгнули и зацепились, а Михаил сорвался и упал. Его чудом не затянуло под колеса. К нему подбежал дежуривший на разъезде железнодорожник, отвел парня к себе в будку, накормил, напоил чаем и на следующий день отправил домой со следующим поездом.
– Тот состав будет медленно идти, с долгими остановками, – сказал он, – так что своих товарищей ты догонишь.
И точно, Михаил доехал до станции Касторная и там, выйдя на перрон, встретился со своими ребятами. Через несколько дней он и земляк из Некрылово были в Новохоперском районе.
Последняя встреча с отцом
– Приехали почти ночью, Вася все уговаривал меня остаться переночевать у него, но я не остался, поехал домой, – вспоминает Михаил Александрович. – И как же правильно сделал! Дома мама рассказала, что отца забрали на фронт, что сейчас их воинская часть стоит в Новохоперске и завтра готовится отбыть в Подмосковье.
Наутро вместе с младшим братом Михаил поехал в город, передать отцу продукты в дорогу и повидаться. Увидев детей, отец растрогался, а старшему из своих шестерых детей, Михаилу, сказал, что теперь он спокоен: наказал сыну помогать матери. Это была последняя встреча с отцом. Михаил Александрович хорошо запомнил, что на отце было новое обмундирование. Отец был артиллеристом, входил в состав гаубичной батареи, вторым номером.
В архивных документах значится, что письменная связь с Александром Васильевичем Киншаковым прекратилась в феврале 1942 года. В семье знают, что Александр Киншаков погиб в боях за Москву. Об этом уже после войны рассказал его однополчанин- земляк, родом из Пыховки.
– Не ждите, – сказал он семье. – Отца снайпер убил. Я видел: попал прямо в голову, мы как раз из окружения выходили.
Стояли насмерть
Самого Михаила Киншакова в действующую армию призвали летом 1942 года. Помнит, как две недели проходили курсы молодого бойца на базе в Некрылово. Там будущих солдат учили ползать по-пластунски, окапываться, обращаться с пулеметом. Там же выдали обмундирование, по словам собеседника, почему-то поношенное: штаны, гимнастерку, пилотку, два ремня – брезентовый для штанов и кожаный – подпоясывать гимнастерку.
– В вещмешке – табак, сухари, саперная лопатка, которую мы называли «моя спасительница», – уточняет ветеран.
Потом окончил курсы командира пулеметного взвода в Балашовском пулеметно-минометном училище. Попал на центральный фронт в город Ливны. В это время там шли ожесточенные бои. Из-за того, что в роте, где служил Михаил Александрович, было много неопытных бойцов, она попала в резерв. Собеседник рассказал, что в наступательных операциях их не задействовали, они прикрывали фланги.
Курская дуга и плен
В плену – сначала на Брянщине, потом в польском Освенциме, а потом в Германии – наш земляк оказался после ожесточенных боев на Курской дуге в июле 1943-го в составе 115-й отдельной танковой бригады. Михаил Александрович был станковым пулеметчиком. Вес пулемета – 64 килограмма. Один пулемет – два бойца: один отвечает за ствол, другой – за станину. Участник вспоминает ожесточенные бои. Говорит: «Был приказ: стоять насмерть». Они и стояли. Но противника не всегда удавалось сдержать. Михаил Киншаков признается, что у немцев была хорошая техника, оружие, и их было много, «как тараканов».
– Что творилось! – вспоминает ветеран, – белого света не было видно, небо было серое от пыли и гари. Танки горели, кругом – черный смрад.
Тот бой станет последним для Михаила Киншакова. Из его батальона в живых осталось только 13 бойцов. Собеседник вспоминает, как после сражения немцы ходили по полю и добивали раненых солдат. То, что он выжил, ветеран называет удивительным везением: из-за разорвавшейся рядом бомбы, он получил сильную контузию, но все-таки остался жив. Какое-то время он ничего не слышал и не мог говорить. Двое немцев подняли его, обшарили и вместе с другими оставшимися в живых солдатами отправили в лагерь. Сначала попал в один из брянских лагерей, потом – в Освенцим.
– Сколько всего было лагерей, я и со счета сбился, – рассказывает Михаил Александрович.
В лагерях люди умирали «пачками», особенно зимой, – просто замерзали. Болезни, голод. Кормили баландой из нечищеной, немытой картошки, капусты, брюквы. Хлеб – наполовину с опилками. Пленные сидели в бараках взаперти, отчего нередко сходили с ума. В праздничные дни фрицы развлекались. Одно из развлечений – это когда полуживых пленных заставляли петь веселые песни. По тем, кто не мог, проходились автоматной очередью. Из Освенцима трудоспособных пленных немцы вывозили на разные работы – по 200, 300 или по 500 человек, остальных – сжигали. Вспоминает: как-то утром человек 500 пленных построили в колонны, а он остался в бараке. Среди оказавшихся в колонне были двое товарищей Михаила Киншакова, предчувствуя недоброе, они стали звать его: «Мишка, давай с нами!»
– Я рискнул и перебежал к ним, – рассказывает участник, – за что и получил увесистой дубинкой по голове от охранника. – Ребята меня подхватили, и я не упал. Это меня и спасло от смерти.
Михаил Александрович рассказал, что в Освенциме он пробыл меньше месяца и чудом избежал участи быть сожженным. Рассказывает, что много раз видел, как на огромную телегу сотнями грузили умерших пленных. Последний лагерь, где был Михаил Александрович, находился близ немецкого города Фульда. Вместе с пленными англичанами и французами советские солдаты должны были строить там оборонительные сооружения.
Планам немецко-фашистских захватчиков помешали американские союзники, прорвавшие в этом месте линию фронта.
– В один из дней налетело около полусотни американских истребителей и начали обстреливать нас из крупнокалиберных пулеметов, – говорит он. – Фашистский конвой, их собаки, лежали вперемешку вместе с пленными, как снопы...
Все, кто был на дороге, погибли. В конце колонны были пленные англичане, они начали махать белой тряпкой. После этого обстрел прекратился. Михаил Александрович успел сползти вниз и спрятаться в канаве. Оставшихся пленных фашисты собрали и повели обратно в лагерь. Всем было понятно – идут на смерть, в лагере их будут сжигать. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Михаил Киншаков и еще двое красноармейцев решили бежать прямо из колонны.
Хлеб от поляка
Восемь дней беглецы прятались в лесу. Ветеран вспоминает, как несколько раз они чуть не напоролись на отступающих эсэсовцев. Спас молодой ельник, в котором отсиживались долгие часы. Замерзли, вымокли, обессилели от голода. Когда один из товарищей перестал вставать, посинел и начал заговариваться, Михаил Киншаков решил идти в соседнюю деревню и просить еду. Оказавшись в деревне, понял, что здесь проходит линия фронта, – немцы занимали оборону на другой стороне населенного пункта. Возле первого дома его, советского пленного, встретил местный житель. Увидев на одежде надпись мелом КГ (прим. автора: сокращение немецкого слова кriegsgefangene – военнопленный), удивленно спросил: «Ты откуда, русский, вас же повели убивать?».
– В голове пронеслось: этого просить бесполезно, – вспоминает Михаил Александрович, – я тут же дал дёру. Хотел затеряться, свернув в проулок, но здесь увидел еще одного, как ему тогда показалось, немца. Но «немцем» оказался поляк.
–Я пОляк, – сказал незнакомец, видя растерянность молодого парня.
– По-русски понимаешь? – спросил Михаил Киншаков.
– Все понимаю.
– Я рассказал ему, что товарищ умирает в лесу от голода и попросил его дать какую-нибудь еду, – вспоминает собеседник. – Испуганно замотав головой, поляк сказал, что за это его самого убьют. А подумав, добавил, что придумал, как мне помочь.
Мы уговорились, что между своим и соседским домом он положит завернутый в газету хлеб, который я смогу взять. Так и вышло. Через несколько минут Михаил пришел к условленному месту, взял увесистый сверток и побежал по этой же дороге обратно, к ожидающим его в ельнике друзьям. На обратном пути попал под пулеметную очередь, видимо немец, с которым он встретился в деревне, успел рассказать о нем своим. Просвистев мимо, беглеца не задела ни одна пуля... Хлеб от поляка разделили на троих. Слегшему товарищу дали побольше. Он сразу же повеселел, ожил. Через несколько часов над деревней начал летать кукурузник, а спустя еще некоторое время мимо деревни поехали колонны американских танков.
Возвращение в Красную Армию
Вышедших к союзникам пленных отвели в штаб. Там с беглецами разговаривал хорошо понимавший по-русски поляк. И первое, что он сказал, было: «Счастливые вы, что живые».
– Выяснив детали, дали распоряжение нас накормить, – вспоминает участник тех событий. – Но сказали, что тушенку и другую еду нам пока есть нельзя, иначе умрем: только немного сухарей и воды.
После беседы с советским консулом Михаилу Киншакову предложили вернуться в действующую армию, мол, война еще не закончена. Это было в апреле 1945-го. И хотя Германия еще не капитулировала, было понятно: все случится со дня на день. После объявления окончания войны, Михаил Александрович Киншаков, по его выражению, «прошел особый отдел». Это было уже в Польше. Особисты внимательно изучили его биографию, въедливо, придирчиво проверили каждое сказанное слову, но не найдя за что зацепиться, оставили служить дальше.
Мирная жизнь
Она началась для Михаила Александровича в 1947-м году на Урале. Сюда он приехал работать на танковом заводе слесарем-инструментальщиком. Говорит, в голодное послевоенное время рабочим оборонки жилось лучше, чем остальным, к примеру, ему на сутки полагался 1 килограмм хлеба. Ветеран вспоминает, как его товарищ поехал в 47-м навестить своих родственников, которые жили под Курском. Парень быстро вернулся, не отбыв отпуск на родине до конца.
– Домой больше не поеду, – сказал он. – Там голод, брат с семьей в землянке живут, кругом нищета.
А Михаил тосковал по дому и в 1948-м вернулся в Каменка-Садовку. Потихоньку жизнь стала налаживаться. Женился, родились трое сыновей. Работал в совхозе «Садовский» шофером, потом механиком. Сейчас у него четверо внуков и пятеро правнуков. А значит жизнь – продолжается!
){kind=link}