«Беглецов заставили рыть себе могилу». Воронежские сельчане – об ужасах военной оккупации

В селе Семидесятном Хохольского района живут более 70 человек, которые побывали в фашистских концлагерях. Голод, страх, смерть близких, колючая проволока, злобные окрики часовых и выстрелы стали первыми и самыми яркими воспоминаниями их детства.

Оккупацию 1942–1943 годов хорошо запомнили жители сел Семидесятное и Яблочное. Их страшные рассказы – в материале РИА «Воронеж».

Останки 40 человек

Хата семьи Недобежкиных стояла вблизи оврага в урочище Козлово, в котором фашисты устроили концлагерь для военнопленных. Дети гоняли на выпас коров и нередко становились очевидцами расстрелов советских солдат.

– Я видел, как пленных небольшими группами вели по оврагу, ставили у кромки и расстреливали. Потом приводили других солдат с лопатами, и те засыпали погибших землей, – вспомнил Николай Недобежкин, которому в те времена было десять лет. – По моим наблюдениям, в этом месте покоятся минимум 40 человек. Никто их никогда не перезахоранивал, не вскрывал могилу.

Осенью 2019 года захоронением заинтересовались поисковики воронежского отряда «Дон». Приехали на место, побеседовали с сельчанами. Как сообщил руководитель объединения Михаил Сегодин, в 2020 году собираются проводить раскопки. Рельеф местности здесь сложный, стены оврага сползли вниз, останки могут оказаться под пятиметровой толщей земли.

Детская память Николая Недобежкина сохранила многие картины военного прошлого. У него наворачиваются слезы, когда он вспоминает просьбы военнопленных: «Сынок, принеси чего-нибудь поесть».

– А что я мог им дать? У самих ничего не было. Немцы выгнали из хаты, поели кур, забирали молоко. На огороде выдерну несколько свеколок сахарных, брошу им через проволоку – и бежать. Мадьяры следом, если поймают – побьют плетками…

Стреляли без предупреждения

Лагерь располагался в глубоком овраге, был огорожен колючей проволокой. Всех, кто там содержался, заставили вырыть себе в земле углубления для сна. Кормили похлебкой из тухлой конины. Еду варили рядом, в большом котле. Раз в день к воротам выстраивалась очередь из несчастных, измученных людей с котелками и банками в руках. Днем им разрешалось передвигаться по территории лагеря, а с приходом сумерек наступал комендантский час, надо было лежать не шевелясь. Кто поднимал голову – стреляли без предупреждения.

– Однажды пленный солдат задвигался, охранник выстрелил, попал в лежащего рядом паренька. Старик-отец узнал об этом, пришел забрать тело сына, а ему прострелили шею. Он выжил, но остался инвалидом, – рассказал Николай Недобежкин.

Редким счастливчикам удавалось бежать из-под стражи. Уходили через промоину под проволокой и дальше – по оврагу, к засеянному рожью полю, а там уже рукой подать до своих. Дети не раз видели бегущих и молчали об этом. Однажды трое побежали, а кто-то из пленных сообщил немцам. В погоне одного убили, двоих привели обратно, заставили вырыть себе могилу и расстреляли.

– В другой раз нашего бойца преследователи ранили, он попросил помощи у местных жителей. Дед по кличке Петух отказал, сказал: «Уходи, сейчас сдам тебя мадьярам», а бабушка-соседка перевязала ему рану. Солдат был родом из Истобного, ушел туда. А когда село освободили, он вернулся и хотел пристрелить того деда, но его уже и так не было в живых, – описал Николай Недобежкин еще один эпизод из прошлого.

Таких лагерей в Семидесятном было три: на окраинах современной улицы 9 Января, улицы Аси Тарковой (Козлово) и за нынешним магазином на улице Бабенко. Точных данных, сколько там погибло солдат и мирных жителей, нет. В акте от 12 мая 1943 года указано, что в лагерях «содержалось до 7 тыс. человек военнопленных и гражданского населения, преимущественно женщины, дети и старики», местные жители и беженцы из окрестных сел, Воронежа. Сельчане видели, как почти каждый день фашисты расстреливали от пяти до 20 человек, десятками люди умирали от голода. «При обследовании оврагов на территории колхоза «ОСО» обнаружены порядка 170 тел, совершенно истлевших», – говорится в том документе.

Директор музея «Донской рубеж. Гремячье» Юрий Кашкин отметил, что на месте бывшего концлагеря в урочище Козлово в Семидесятном можно сделать памятник, музей под открытым небом.

– Николай Недобежкин подробно описал, где проходила проволока, был вход, жила охрана. По его рассказу можно все восстановить и возить сюда экскурсии, чтобы наши современники, которые никогда не видели войны, могли вживую представить, в каких нечеловеческих условиях враги содержали пленных красноармейцев и сельчан, – отметил Юрий Кашкин.

Вернулись – ни дома, ни сада

Заняв хохольское село Яблочное, захватчики собрали жителей, выстроили в колонну и погнали полевой дорогой в сторону Староникольского. Свидетельница тех событий, бывшая несовершеннолетняя узница фашистского концлагеря Нина Булатова рассказала:

– Мне было шесть лет, но эту бесконечную дорогу я запомнила на всю жизнь. Стояла сильная жара, дорога была пыльная, в горле першило, очень хотелось пить. Но каждую просьбу и жалобу взрослого или ребенка прерывал удар прикладом по голове. Мы с мамой и 100-летней бабушкой с трудом дошли до места.

Там пленников поместили в сарай. Кормили скудно, гоняли на работу. Освободили узников в январе 1943 года советские войска.

– Одежонка у нас износилась, обуви почти не было. Как идти домой по глубокому снегу, в мороз? Снимали с убитых немцев ботинки, плащ-палатки рвали на портянки. Добирались домой пешком, из последних сил, – добавила Нина Булатова.

Пришли в село. От родного дома не осталось ничего, стоял только колодец и соломенная кадушка для зерна. Сад весь выпилен.

– И на таком пустом месте мы начали жить заново. Копали землянки, селились по несколько семей в уцелевших хатках. Работали не покладая рук сутки напролет: днем – в колхозе, а ночью на своем огороде копали-сажали.

Много лишений и трудностей выпало на долю женщин и детей в 1940-х годах. Пешком ходили за керосином и семенами зерновых на станцию Латную, землю пахали на волах, вручную косили поля созревшей ржи.

– А бабушка-то наша, Солоха, по документам Салмонида, выжила в немецком лагере, перенесла все тяготы плена, а умерла от волнения в 1943 году, когда ей сказали: «Вон твой Митюшка идет на двух костылях». Ее сын вернулся домой после ранения, – завершила рассказ Нина Дмитриевна.