Взрыв четвертого реактора на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года стал самой большой техногенной катастрофой. Ликвидаторы аварии заплатили своим здоровьем, а многие жизнями, чтобы не допустить дальнейшего распространения радиации. РИА «Воронеж» собрало истории трех человек, которые принимали участие в ликвидации последствий аварии.
«Быстрее сделаешь – меньше хватанешь»
Фото Валерии Авдохиной
Уроженец лискинского села Переезжее Владимир Кряжов после армии поступил в Саратовскую высшую школу МВД, однако в итоге все же выбрал гражданскую профессию механика.
– Переучился там же, в Саратове. А потом женился да и жить остался, – вспоминает 75-летний мужчина.
Повестку о призыве на специальные военные сборы он получил в декабре 1986-го.
– На тот момент мне было 37 лет. Подрастали дочки. Я почему-то сразу понял, куда отправляют, хотя формулировка была максимально расплывчатой. Но своим говорить не стал, чтобы зря их не тревожить, – продолжает Владимир Кряжов.
Призывников доставили в «учебку» под Оренбургом. Там две недели будущих ликвидаторов обучали основам радиационной безопасности, показывали, как пользоваться дозиметрами и другими специальными приборами. Затем 100 человек, входивших в состав «чернобыльской команды», приняли присягу и направились в Киевскую область.
– Ехали в «Уралах» под брезентовой крышей. На дворе – конец декабря и 28-градусный мороз. Но никто не жаловался, даже когда тушенка в рюкзаках замерзла. Так и ели мерзлую – разогреть-то негде было. По пути вечерело – и мы увидели то самое зарево, которое стояло над взорвавшимся реактором еще долгие месяцы после аварии. Приехали в село Ораное в 30-км зону отчуждения. Палатки на 50 мест, двухъярусные койки и две буржуйки, да и те не работают. Как согреться? Взяли пустые банки из-под тушенки и давай ими в футбол играть, пока печки нам не починили, – вспоминает ликвидатор.
Отдельный химический батальон войсковой части №32207 занимался деактивацией помещений станции. Говоря проще – очищал их от радиационного загрязнения водой и специальными растворами.
– Работали максимум по два часа в день – больше уровень радиации не позволял. Так продолжалось три месяца, пока я не набрал допустимую дозу облучения. За это время 34 раза выезжал непосредственно на четвертый энергоблок. Тяжело было. Холодно, а мы все мокрые, как будто в бане, – от напряжения, от скорости. Чем быстрее все сделаешь, тем меньше «хватанешь». А чтобы не так тревожно было – трудились с песней, – вспоминает Владимир Кряжов.
За время своей работы на станции он был трижды награжден почетными грамотами командования войсковой части и другими знаками отличия. Кроме того, есть весомая государственная награда – медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. Как и многие другие ликвидаторы, в Чернобыле он «заработал» не только регалии, но еще и инвалидность.
Полная фуражка йода
Похожая история – и у 60-летнего жителя села Лискинское Михаила Борщева. Он получил повестку с такой же размытой формулировкой – «специальные военные сборы» – в октябре 1986-го.
– Я недавно вернулся из армии, женился. Но что поделаешь? Надо так надо. Мы тогда особо не рассуждали. Жена Наташа пришла провожать меня к военкомату, а ее и остальных близких и родственников не подпускали к автобусам. Потом кто-то из военных сказал: «Да что вы переживаете? Поедут они в Бобров на свеклу!», – вспоминает Михаил Александрович.
Из Воронежа Михаила Борщева и остальных доставили в Курск, а там посадили в проходящий поезд «Воронеж – Киев». И тогда сомнений о конечном пункте назначения не осталось ни у кого.
– Конечно, не обрадовались. Но и не ныли. Тем более я только «срочку» отслужил – не успел отвыкнуть. Много среди нас было парней-афганцев – те тоже держались молодцом. А вообще, вспоминая то время, думаю – а вот ребята, которые сейчас на СВО, они ведь тоже вопросов лишних не задают, идут и работают. Чтобы другим жизнь сохранить. Вот так же и мы тогда, – рассуждает Михаил Александрович.
Войсковая часть №39356, где служил лискинец, располагалась в том же селе Ораное. Молодой человек работал по своей гражданской специальности – водителем, его смена длилась значительно дольше, чем у остальных: с 6 утра до 11 вечера. Он вывозил мусор с территории АЭС, доставлял бетон из Киева к станции. За три проведенных на ликвидации месяца сменил четыре машины – их забраковали и отправили в могильник дозиметристы.
– Техника быстро накапливает радиацию. Вот и я, работая на ней, набрал самую большую дозу среди лискинских ликвидаторов, – поясняет Михаил Борщев.
Каждый день путь водителя к АЭС пролегал через Рыжий лес. Скорость там была не ограничена.
– От палаточного городка до КПП давишь на газ что есть сил – лишь бы этот участок побыстрее пролететь. Треск дозиметров сначала раздражал, а потом привыкли. Ну и каждый день нам выдавали йодовые таблетки в больших количествах. Мы как-то шутки ради высыпали свою дневную дозу в фуражку – полная и набралась, – продолжает Михаил Александрович.
С друзьями, которых он обрел там, лискинец общается до сих пор. И в жизни местной организации ветеранов-чернобыльцев Михаил Борщев тоже активно участвует. В 2001 году за самоотверженность, проявленную при ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, героя публикации наградили орденом Мужества.
«Думали, что скоро вернемся»
Надежда Смоляк (в девичестве Дубровская) родилась и выросла в Лисках. В семье было восемь детей, и родительский дом девочке пришлось покинуть рано.
– Мы там попросту все не помещались, жили очень скромно. Поэтому я переехала в общежитие, едва получив профессию мастера маникюра, – рассказывает 60-летняя женщина.
Маникюрщицы тогда зарабатывали мало, девушка едва перебивалась от зарплаты до заплаты. Однажды в гости к ее родителям приехал родственник из Припяти.
– Дядя Миша позвал меня к себе – говорит, будешь работать у нас, только вот переучиться придется на сварщика. Профессия рабочая, перспективная, не то что у тебя. И я решилась, – поделилась Надежда Смоляк.
Весной 1983 года Припять произвела на 18-летнюю девчонку неизгладимое впечатление. В магазинах – в свободном доступе дефицитные по тем временам сливочное масло, гречка, мясо. Кругом – дома в 9, 12 и 16 этажей. На улицах – много молодежи и детей.
– И общежитие меня поразило. Три девятиэтажных корпуса на улице Спортивной стояли, как свечечки. Номер у всех общий – 10, а буквы разные. Поэтому жилье молодых атомщиков прозвали «АБВГДейкой». Комнаты просторные, соседи дружные. Одним словом – счастье, – улыбается Надежда.
Следующие три года события развивались очень стремительно. Сначала девушка обучалась ручной сварке, а потом ее перевели на аргоновую. После она освоила стендовую – предназначенную для резервуаров большой емкости. Вскоре способную ученицу отправили на курсы повышения квалификации в Киев, где она познакомилась с будущим мужем – Григорием, сварщиком с Ровенской АЭС. Молодые люди решили: когда поженятся, жить будут в Припяти. Надежду поставили в очередь на получение квартиры.
Григорий часто приезжал к невесте в гости. В субботу, 26 апреля 1986 года, они тоже были вместе.
– Проснулись, вышли на кухню, а там девчонки-дефектоскопистки вернулись с ночной смены и рассказывают про взрыв. Одна протянула мне две таблетки йода и говорит: «Выпей, нам на станции дали. Я, конечно, поделилась с Гришей», – вспоминает Надежда.
Тем же утром по радио объявили, что автобусные маршруты до станции отменены, а жителям Припяти следует оставаться дома, закрыв двери и окна, вплоть до дальнейших распоряжений. По словам Надежды, многие даже радовались этому неожиданному выходному, не воспринимая все всерьез. А вечером молодежь взобралась на крышу девятиэтажки – смотреть на алое зарево над реактором.
– Зрелище было, конечно, впечатляющее. Мы тогда еще не знали, что в этом зареве не просто все наши планы горят – жизни многих из нас. Неизвестно, сколько бы мы там просидели, если бы не взрослый мужчина из соседнего дома. Он увидел нас и прикрикнул: «А ну слезайте немедленно!», – продолжает героиня публикации.
На следующий день – 27 апреля – началась эвакуация. Григорий и Надежда не сомневались, что уезжают на пару-тройку дней. Эвакуированных из общежития атомщиков привезли на железнодорожную станцию Вильча и расселили по домам местных жителей. Припятских принимали радушно, но, не желая быть никому в тягость, молодежь из «АБВГДейки» нашла другой выход из положения.
– На тупиковом пути станции стояли плацкартные вагоны, в которых жили военные. Мы попросили выделить нам вагон, чтобы никого не обременять. Так прошло дней пять. За это время мы успели съездить в Чернобыль на ликвидационные работы. Это называлось – «на песок». Мы засыпали его в мешки и относили к вертолетным площадкам. Потом военные сбрасывали эти мешки с вертолетов прямо в реактор. Там пробыли целый день. Остались бы и на следующий, но нас отправили назад, объяснив, что дольше здесь находиться нельзя. Вернувшись, пошли в сельсовет с вопросом, который тогда задавали многие: «Когда назад, в Припять?». И председатель нам ответил: «Скорее всего, ребятки, никогда», – говорит Надежда Смоляк.
Все, что оставалось паре, – отправиться в Ровно, к родителям Григория. Там Надежда тоже устроилась на местную АЭС, молодые поженились. А через несколько месяцев к девушке приехали подружки, с которыми она познакомилась в Припяти, и позвали работать на Запорожскую атомную станцию в город Энергодар. «Вы не представляете, как Энергодар похож на Припять!» – уверяли молодоженов гости. И супруги Смоляк переехали в Запорожье. Там у них родилась дочь Лина. Надежда работала сварщицей, а Григорий периодически ездил на восстановление Чернобыльской АЭС. В 2007 году, когда Надежда досрочно вышла на пенсию, поехали на ее малую родину – в Лиски.
– В целом жизнь сложилась. Но Припять до сих пор перед глазами – молодая, весенняя, красивая. Как мечта о том, чего не случилось. Плохо, что, уезжая тем утром 27 апреля, мы не взяли с собой ни одной фотографии – думали ведь, что скоро вернемся, – сожалеет Надежда Смоляк.
){kind=link}