У воронежского подполковника в отставке, 95-летнего Павла Машканцева, мало времени на разговоры с журналистами: в полдень у него встреча в Совете ветеранов Советского района, потом – поездка на дачу. На парад Победы Павел Семенович придет обязательно: ведь он сегодня единственный представитель своего 116-го гвардейского Краснознаменного истребительного авиационного полка.
Жизнь ветерана войны полна забот, и так было всегда – и в довоенное время, и на фронте, и в мирные годы.
О том, как ребенком принял самолет за клочок сена, как решил стать авиамехаником, о фашистских пулях и небанальной истории получения медали «За отвагу» Павел Машканцев рассказал корреспонденту РИА «Воронеж».
Доброволец в 17 лет
Родился Павел Семенович в 1925 году в деревне Спасское Кировской области. Когда учился в школе, уже чувствовалось, что страна готовится к войне. Для старшеклассников ввели первичную военную подготовку – они учились ходить строем, стрелять, изучали винтовку. В восьмом классе у Машканцева уже был значок «Ворошиловский стрелок».
– О самолетах я мечтал с первого класса, когда впервые увидел это чудо техники. У нас в деревне не было ни машин, ни тракторов – только лошади. И вдруг посреди урока мы услышали удивительный звук – шум мотора. Высыпали на крыльцо и видим что-то в небе. Один мальчишка закричал: «Ребята, клочок сена летит!» Нам самолет и сравнить-то было не с чем, – вспомнил Павел Машканцев.
Кто бы мог подумать, что скоро он будет знать в этой машине каждый винтик и сможет собрать мотор с закрытыми глазами.
Повестку Машканцев получил в 17 лет. Шел 1942 год, нужны были авиамеханики для обслуживания самолетов, и парня со школьной скамьи отправили в Вольскую авиашколу.
– Меня брать не хотели – я был маленький, худой, рос в голодное время. За год прибавил в росте всего на один сантиметр. Но настоял на своем и написал рапорт, что иду в Красную армию добровольцем, – рассказал фронтовик.
Механиков учили год и четыре месяца, выпускали в звании сержантов. В конце апреля 1944 года Павла Машканцева направили в Аткарск, в запасной авиаполк. Туда поступали новые, с завода, самолеты и такие же «новые» летчики – после шести месяцев в училище. За пару месяцев им предстояло пройти боевую подготовку, научиться вести воздушный бой. Полеты шли в две смены. Менялись только летчики, а механики обслуживали по несколько самолетов в две смены, с 5:00 до 22:00. С мая по август было подготовлено два полка летчиков, а с последней группой Павел Машканцев отправился на фронт.
Павел Машканцев – в верхнем ряду справа
Пуля от немецкого снайпера
Советские войска были уже на западных границах. Фронт остановился перед очередным наступлением, стягивая силы. Полк, где служил Павел Машканцев, отвели в тыл под Брестом. Там авиамеханики проверяли и подгоняли самолеты, только что поступившие с заводов, – их делали в спешке, и кое-что приходилось сразу ремонтировать.
– На том аэродроме я впервые увидел гибель летчика. Прилетела немецкая «рама» – самолет-разведчик. Сбить его не получилось, тогда вслед поднялись два наших самолета – Як-3 и Ла-7. Всегда шел спор летного состава, какой из этих самолетов лучше, но они фактически одинаковые, только у Яка мотор водяного охлаждения, а у Ла-7 – воздушного. Летчик на Яке хотел сделать петлю, но зацепил землю и разбился. Потом случилось еще несчастье: разбились командир полка со штурманом. Похоронили их в Бресте, в городском парке. Там было много могил наших бойцов, на которых стояли американские танки. Наши танкисты на них воевать не хотели, потому что их тонкую броню прошивали немецкие снаряды, из-за этого было много убитых, – вспомнил Павел Семенович.
Когда вновь объявили наступление, летчики полетели к фронту, а техникам пришлось добираться на попутках.
– На трассе я чуть не получил пулю от немецкого снайпера. Он целился в висок, но я поскользнулся на снегу, и пуля задела череп по касательной. Я почувствовал сильный удар, отделался тем, что только кожу снесло.
Второй случай, когда жизнь висела на волоске, произошел во время налета немецкой авиации:
– Мы с товарищем вбежали в кирпичный коровник, но я сразу прижался за выступ в полкирпича, который укреплял стену. Бомба взорвалась у входа, осколки иссекли мне всю шинель и немного задели живот. А мой товарищ побежал через весь коровник, и его убило осколком.
«Мой истребок»
На фронте Павел Машканцев обслуживал самолет Як-3 за номером 34. Сохранилась его крошечная фронтовая фотография с этим самолетом и подписью: «Мой истребок».
– «Истребок» – это и «ястребок», и «истребитель». Наш полк был сформирован после Сталинградской битвы, он участвовал и в Курской битве. Одна эскадрилья нашего полка сбила 168 фашистских самолетов, остальные – по 120−130, – рассказал Павел Семенович.
Мода рисовать на самолетах звезду за каждого сбитого фашиста быстро прошла: за такими машинами немцы специально охотились и атаковали их группой.
– Мой «истребок» дважды был подбит. В первый раз снаряд пробил водяной радиатор. Летчик сел на нейтральной полосе. Ночью на полуторке к самолету подвезли новый радиатор и заменили его. Самолет удалось поднять на рассвете, под минометным обстрелом. Мотор перегрелся, потерял мощность, но после ремонта самолет был опять готов к бою, – сообщил ветеран.
Во второй раз Як-3 поразили сразу два снаряда: один попал в левое крыло, другой – в правый стабилизатор на хвосте. Слева и справа уменьшилась подъемная сила, но аэродинамика компенсировалась, самолет смог дотянуть до аэродрома. Если бы он был подбит только с одной стороны, то не удержался бы в воздухе.
Подбитое крыло пришлось клеить, грунтовать и красить, а ночами авиамеханик сушил самолет у печки-буржуйки, под специально сооруженным чехлом. Днем Машканцев ремонтировал – ночью сушил. Не спал трое суток ни минуты. Когда сдал самолет, начальство разрешило поспать четыре часа.
– Я проснулся бодрый, посмотрел на часы – ровно четыре часа прошло, не опоздал! Рядом доктор сидит, щупает мне пульс. А я прекрасно себя чувствую. Пошел заполнять журнал осмотра самолетов, вижу – число указано не то, хочу исправить. А ребята смеются: оказалось, я проспал 28 часов. Меня поднимали, дергали за руки, за ноги, но никак не могли разбудить.
Когда освободили Познань, Машканцев впервые увидел фашистский концлагерь. Немцы огородили трехэтажный заводской корпус колючей проволокой и содержали в нем около 3 тыс. заключенных. Когда стали подходить советские войска, здание подожгли, а тех, кто выпрыгивал из окон, расстреливали.
– Мы нашли этот концлагерь по указанию поляков, которые несли оттуда гробы. Там все горело, уцелели только стены. Запомнился огромный окровавленный пень во дворе, рядом валялись кандалы, топор – немцы здесь казнили пленных, – рассказал ветеран.
Бой за аэродром
Перед самой Победой, в последних числах апреля, 116-й полк прилетел на полевой аэродром рядом с местечком Гютерготц, что западнее Берлина. Летчиков разместили в соседней деревне, за полтора километра, а с самолетами остались только авиатехники. Ночью 2 мая шеститысячная группировка фашистов прошла через деревню, застав летчиков врасплох. Немцы хотели прорваться к американцам – русским сдаваться они не хотели. Летчики, одеваясь на ходу, скрылись в ближайшем перелеске, лейтенант Владимир Горбань успел вынести полковое знамя, обмотав его вокруг торса под одеждой.
Пройти так же легко через аэродром фашистам не дали авиамеханики.
– У нас были только карабины с 15 патронами. Когда у меня осталось три патрона, я вспомнил, что во время учебы в Вольске преподаватель рассказывал: во время боев на Халхин-Голе японцы пытались захватить аэродром и техники били по японцам из самолетов. Я развернул свой Як, под хвост подставил ящики, чтобы опустить нос, и вел огонь по немцам. Израсходовал весь боекомплект и перешел на второй самолет. Так продержался, пока на защиту аэродрома прислали 13-й механизированный корпус, – буднично поведал о своем подвиге Павел Семенович.
Немцев окружили, все понимали бесполезность жертв. Обе стороны прекратили огонь.
Но командир полка прощался с жизнью и с однополчанами: он решил, что знамя потеряно, а его утрата означала расформирование полка и трибунал для руководства. Семерых сержантов на полуторке, в сопровождении броневиков отправили в деревню, где было полно немцев: вдруг удастся выручить и летчиков, и знамя. Вооружились они автоматами и пистолетами, которые нашли у убитых фашистов. Прорвались сквозь обстрел, нашли и летчиков, и лейтенанта Горбаня со знаменем.
Тут поступил новый приказ – брать немцев в плен.
– Мы, три механика – я, Василий Доронин и Алексей Жохов с немецким пулеметом, – чуть не попали под очередь из кустов. Жохов обстрелял кусты из пулемета – убил двух немцев и одного легко ранил. Раненому мы приказали кричать на ходу «хенде хох». Он крикнет и падает, боится, что свои же подстрелят. Вышли мы на поляну, я из-за дерева выглядываю и вижу, как немец за кустом на меня автомат поднимает. Вот тут впервые за время боя сердце сжалось: только сейчас осознал, что могу быть убит, – вспомнил Машканцев.
На крики «Хенде хох, Гитлер капут!» вышел майор и спрашивает: «Нихт капут?» – не убьете, мол? И все остальные за ним потянулись, спрашивают: «Нихт капут?» – и бросают оружие. Так вышли 268 немцев, а сержантов-то всего трое.
– Начали мы их строить, и тут выходит последним седой плачущий немец – как выяснилось, профессор. Мы посмотрели за куст, откуда он вышел, а там убитые – женщина и две девочки-подростка. Он так боялся русских, наслушавшись немецкой пропаганды, что застрелил свою семью, а себя убить духу не хватило...
По словам фронтовика, немецкая пропаганда работала повсюду – в Польше фашисты изображали на плакатах русских солдат с рогами. Машканцева поляки даже просили снять шапку и щупали голову – искали рога. И удивлялись, что карабины у русских висят на кожаных ремнях, а не на лапотных веревках, как говорили немцы.
После этого боя сержанта Машканцева наградили медалью «За отвагу».
В тот же день был взят Берлин, и ночью на горизонте стояло зарево – это пехота стреляла в воздух. Бои окончились 8 мая, хотя эсэсовцев добивали еще до 18 мая, и самым страшным было умереть после Победы.
После войны Павел Семенович служил в армии еще 34 года. Два года работал на Кубе – учил кубинских авиамехаников обслуживать вертолеты, которые им поставлял СССР. Еще 23 года отдал службе в войсках гражданской обороны и МЧС.
Сейчас ветеран посвящает много времени семье – детям и внукам, – но успевает встречаться и со школьниками, так, на днях общался с ними в музее-диораме. Считает это своим долгом, ведь не так много осталось тех, кто может рассказать новому поколению, какой была война на самом деле.
){kind=link}