Поэтический вечер поэта и эссеиста Михаила Айзенберга и презентация его новой книги «Справки и танцы» прошли 7 июня в книжном клубе «Петровский». Писатель посетил в Воронеж впервые, приехав на Платоновский фестиваль.
Михаил Айзенберг пишет стихи, по его собственному признанию, вот уже больше полувека. Родился поэт в Москве в 1948 году. По специальности Михаил Натанович – архитектор, после окончания Московского архитектурного института он работал архитектором-реставратором, с 1984 года состоит в Союзе архитекторов СССР.
Но больше Михаила Айзенберга знают как поэта. В 60-х годах, будучи студентом, он сблизился с молодыми литераторами из МГУ. Входил в знаменитую группу Леонида Иоффе и Евгения Сабурова «Орлы». В советское время поэт публиковался только за границей, но наши соотечественники читали его стихи в самиздате. Издаваться в официальной печати Михаил Айзенберг начинает с 1989 года. Его стихи выходят в журналах «Театр», «Знамя», «Вестник новой литературы», в альманахе «Молодая поэзия-89». Всего поэт выпустил девять книг стихов и четыре книги эссе о современной русской поэзии.
Воронеж поэт посетил впервые и остался доволен пространством города. Поэтический вечер Михаила Айзенберга был приурочен к выходу его нового поэтического сборника «Справки и танцы». Правда, своих поклонников поэт порадовал не только новыми стихами, но и плодами своего творчества 70-80-х годов.
Перед тем, как приступить к чтению своих стихов, поэт проделывает небольшой ритуал – затыкает уши – и остается один на один с собой.
Необъяснимо тихо. Скрипит коляска.
Вид пустыря, нет, городского сада.
Воздух бледнеет, словно уходит краска
с неба, с деревьев, с тинистого фасада.
На пустыре верткие полутени
так и танцуют, мимо скользят. «Видали?
Вот, – говорит, – бабочки прилетели,
так никогда рано не прилетали».
Ждите ответа. Здесь, как на крыше мира,
каждая фраза слишком пуста, наверно,
или темна слуху идущих мимо,
а для сидящих слишком обыкновенна.
Слишком заметны свойственные заикам
долгие паузы, слога неверный угол.
И ни степенным шагом, ни бедным шиком
не обмануть того, кто не так запуган.
Сколько усилий, чтобы стянуть магнитом
на пустыре, как в новоселье сводном,
тех, кто потом станет бесплатным гидом
и – наконец – поводырем бесплотным.
Литературный критик Лев Оборин как-то написал: «…правда в том, что уровень сложности и герметичности поэзии Айзенберга служит индикатором загрязненности воздуха времени — при том что сами стихи областей социального и политического касаются редко и, как правило, вскользь». Тем не менее, всякий ищущий найдет в его поэтических образах намеки на современную политическую и социальную реальность.
Ножевой бросок небрежный,
нитка тонкая слюны
не такой уже потешной
дожидаются войны.
В темноте таится недруг,
непонятен и жесток,
он стоит ногами в недрах
и рогами на восток.
В лирическом герое Михаила Айзенберга нетрудно заметить стоические черты. Во многом он перекликается с мандельштамовской установкой: «Еще не умер ты, еще ты не один,/ Покуда с нищенкой-подругой/ Ты наслаждаешься величием равнин/ И мглой, и холодом, и вьюгой».
Выбери шаг держать,
голову не клонить,
жаловаться не сметь.
Выбери жизнь, не смерть.
Жизнь, и еще не вся.
Жаловаться нельзя.
После поэтического вечера Михаил Айзенберг ответил на вопросы зрителей, которых заинтересовало, какой период его творчества наиболее симпатичен поэту.
– Вам самому какой из Айзенбергов симпатичнее – 80-х годов или поздний?
– Мне симпатичнее всего стиховое обличье с начала 1980-х до конца 1980-х. А ценю я больше всего самые последние стихи. Тогда я впервые понял, что у меня получается то, что не получается ни у кого другого.
– Какие темы заставляют вас писать стихи?
– Я абсолютно уверен, что тема – это то, что приходит в самом конце работы. Если это поэт, а не писатель стихов на заказ, он никогда не начинает с темы. Тема – это то, что приходит в самом конце и всегда неожиданно для автора. Закончив стихотворение, он говорит: «Ах, вот это оказывается о чем!». Когда у поэта Олега Юрьева спросили, для чего он пишет стихи, он ответил: «Я пишу для того, чтобы узнать, о чем они». Это не парадокс – это абсолютно честный ответ. Так стихи и пишут – для того чтобы узнать, о чем они.
– Кого из современных поэтов вы выделяете? Кто для вас ближе?
– Мне очень сложно свести все к пяти-шести именам – это была бы спекуляция. Список близких мне поэтов (живущих сейчас и умерших недавно) состоит из 40-50 авторов. Конечно, мне ближе всего те поэты, с которыми я вместе шел по жизни. Это Сергей Гандлевский, Лев Рубинштейн, Виктор Коваль, Григорий Дашевский. Мне интересны авторы, которые вышли на поэтическую сцену в конце 90-х – начале нулевых. Это Мария Степанова, Линор Горалик, Кирилл Медведев, Михаил Гронас. Я с большим удовольствием открываю новые имена. Среди них – довольно много интересных молодых авторов. 20-летние поэты выступают, как сложившиеся авторы. Этого раньше не было. Раньше люди начинали писать что-то свое и осмысленное к тридцати годам или за тридцать. А сейчас 20-летние поэты уже разумные люди.
– С чем это связано?
– Не знаю. Возможно, с тем, что мы вступаем в новую эру. Люди, которые принадлежат ей всем своим существом, начинают быстрее ориентироваться в этой полной темноте.
– Как настроение ваших стихов меняется с возрастом?
– Я думаю, в сторону оптимизма, но… сдержанного.
– Когда вы начали писать первые осмысленные стихи?
– У меня был четкий переход от дилетантских стихов к тем, отношение к которым изменилось кардинально. Между ними прошел год, когда я вообще ничего не писал. Мне было 18 лет, я поступил в институт, я, как и другие, писал стихи. Прошел год, и я оказался в Вологодской области, в местах, которые вообще лишены какого-либо языка. По крайней мере, для меня. Мне показалось страшно нужным написать что-то про это состояние, про голое безъязыкое пространство. Первые стихи нового времени – они об этом, условно говоря, о вологодчине. Стихи – это и есть поиск языка для того, что нельзя выразить обычным языком.
– Как-то раз вы сказали, что три самых актуальных для нашего времени автора – это Ходасевич, Мандельштам и Михаил Кузмин. Разделяете ли вы эту точку зрения сейчас?
– Да, они очень актуальны. Очень редко чьи-то стихи умеют оказаться живыми, перелететь тот археологический ров, который разделяет то время и нашу современность, которые могут стать нашими стихами. Самые актуальные поэты сейчас – в первую очередь, Мандельштам и Ходасевич.
– Подскажите, кого из поэтов лучше читать детям в три года?
– Мне кажется, что лучше сказок Пушкина человечество ничего не придумало. Читайте Чуковского, Хармса, Германа Лукомникова.
– Есть ли у вас свои поэтические ритуалы?
– Я затыкаю уши, когда читаю стихи. С годами ко мне пришел еще один ритуал: когда я работаю, для меня обязательна абсолютная тишина, вплоть до того, что я отключаю телефон или просто не беру с собой. Я работаю дома, в лесу, в поле.
– Должен ли поэт много читать?
– Я думаю, что слово «должен» не относится к этому виду деятельности. Для кого-то это нужно, а кто-то умудряется не читать. Но вообще-то читать нужно. Ведь стихи – это не вполне авторская вещь – авторство распространяется на всю поэзию. Она – истинный автор, а мы – лишь ее соавторы. Естественно, своих предшественников, соавторов, знать нужно. Иначе начнешь делать то, что делали до тебя 20 лет назад.