Международная научная конференция «Принудительный труд (1939 – 1945 годах) в восточноевропейских и германской культурах памяти: прошлое, настоящее, будущее» прошла в Воронеже в конце мая. Ее участники – исследователи из Германии и России – вместе попытались разобраться, как предотвратить превращение памяти о войне в войну памяти, когда столкновение крупнейших держав XX века используется для информационной поддержки конфликтов XXI столетия. Пониманию между государствами и народами может помочь устная история – живые свидетельства очевидцев событий и их потомков. Накануне Дня памяти и скорби 22 июня РИА «Воронеж» публикует интервью с исследователями проблемы принудительного труда в «Третьем рейхе». Они рассказали, что думали обычные немцы о миллионах бесплатных рабочих с Востока во время войны и что изменило для Германии признание вины за преступления нацизма.
«Мечты о реванше – пережиток болотца радикалов»
– Чем вызван сегодня такой интерес немцев к проблеме восточноевропейских рабочих в годы войны? Обычно принято говорить о других жертвах нацизма.
Александр фон Плато, доктор истории, профессор, основатель института истории и биографии в Хагенском университете (ФРГ), приглашенный профессор ВИВТ, вице-президент Международной ассоциации устной истории: – Нынешний интерес никак не связан с текущими политическими проблемами. «Восточные рабочие» – моя давняя тема, я был инициатором крупного международного проекта в 2005 году. Тогда мы провели около шестисот интервью, к которым подключился и воронежский Региональный центр устной истории. Записали воспоминания людей, в том числе воронежцев. Ведь в общей группе принудительных рабочих больше всего было именно «восточных рабочих» – людей, угнанных в Германию из СССР. Французы и итальянцы составляли меньшую часть и содержались совсем в других условиях.
– Статус восточных рабочих был ниже, чем французских или итальянских?
Томас Рай, представитель Германского народного союза по уходу за воинскими захоронениями (эта организация построила в том числе немецкое кладбище в селе Еманча Хохольского района. А в Германии опекает захоронения советских солдат): – Конечно, ниже. Все, кого привезли на принудительный труд из СССР, носили знак «ост». Нацисты сначала полагали, что этих людей можно вербовать на добровольной основе. Но добровольцев оказалось слишком мало. Тогда их погнали в Германию силой. У «восточных рабочих» был самый низкий уровень жизни. Это было связано с нацистской теорией чистоты расы. Поэтому – скученные бараки, очень скудное питание, запрет передвигаться по рабочей территории свободно. 8 марта 1985 года президент еще не воссоединенной ФРГ Рихард фон Вайцзеккер впервые в истории официально призвал воспринимать капитуляцию Германии как ее освобождение. Прежде такая идея в немецком сознании не возникала. Считалось, что Германия войну проиграла – и все. А здесь была сделана попытка сломать комплекс побежденных на статус нации, освободившейся от национал-социализма. Именно тогда было расширено понятие жертв нацизма, к которым стали причислять «восточных рабочих».
Томас Рай
Фото — Ольга БренерАлександр фон Плато: – Нацизм отличался высокомерием по отношению ко многим нациями, не только к евреям и цыганам. Славяне, африканцы были поставлены на одну ступень, безусловно, более низкую, чем у французов и итальянцев. Отсюда и разные условия содержания. После исторической речи президента Рихарда фон Вайцзеккера и воссоединения Германии страна решила компенсировать труд именно «восточных рабочих». Был создан общественный фонд, в который вкладывались крупные предприятия, банки. Половину средств платило государство. За несколько лет всем обратившимся бывшим «восточным рабочим» была выплачена компенсация. Бывшие итальянские военнопленные, которые тоже принуждались к труду, тогда почувствовали себя обойденными.
Эльке Шерстяной, профессор, ведущий сотрудник Мюнхенского университета современной истории: – Действительно, как отнестись к итальянцам, которые после крушения Муссолини отказались воевать на стороне немцев и в трудовых лагерях тоже изрядно претерпели, но компенсацию не получили?
Александр фон Плато: – Мы, немецкие историки, которые занимаются всеми этими спорными вопросами, очень удивились, когда именно в 2015 году, в условиях напряженных отношений Германии и России, наш президент вдруг снова публично и окончательно закрепил в общественном сознании тезис освобождения Германии от национал-социализма. Ведь до сих пор многие с этим определением были несогласны и по-прежнему апеллировали к идее поражения Германии во Второй мировой войне с необходимостью реванша. Теперь это стало пережитком правых радикалов. И я наблюдаю, что в России сейчас схожую позицию имеют некоторые национал-патриоты, они вроде болотца наших правых радикалов. Слишком много шумят, но для развития национального самосознания и сближения наших народов не сделали ничего.
«Жестокость к «восточным рабочим» была обязательной»
– Вы говорите об идее освобождения Германии от нацизма. Освобождения – кем?
Александр фон Плато: – Союзниками антигитлеровской коалиции. Но именно сегодня наш президент впервые признал, что наибольший вклад в это освобождение внес Советский Союз, и поблагодарил солдат – в первую очередь красноармейцев. И попросил прощения за все горе, которое причинила гитлеровская Германия советским военнопленным. Мы-то, немецкие историки, хорошо знаем, что 5,5 млн советских солдат и офицеров были в плену и 3,5 млн из них погибли. Но в нынешнем году это неожиданно для нас впервые признано на высоком политическом уровне и принесены официальные извинения.
– На ваш взгляд, полное освобождение немцев от идей нацизма состоялось?
Александр фон Плато: – Конечно, состоялось. Германия вынуждена признаться, что самостоятельно освободиться от нацистского режима она не смогла. В том числе на уровне сознания. Для меня лично это болезненно прослеживалось по давним спорам в семье. Мой отец воевал под Ленинградом, был тяжело ранен, всю жизнь страдал. И когда мы, дети, его спрашивали: "Что ты вообще там делал под Ленинградом?" – он всегда отвечал агрессией.
– Какую роль, по вашим оценкам, сыграли «восточные рабочие» для этого освобождения и развития нового немецкого сознания?
Александр фон Плато: – Очень сложный вопрос. Во-первых, никто в Германии не чувствовал себя виновным, в том числе на бытовом уровне. Бесплатный работник с Востока был чуть ли не в каждой семье.
Эльке Шерстяной: – Нет, я не согласна с Александром. Далеко не в каждой семье был «восточный рабочий». И не все так просто с общественным сознанием было уже тогда.
Томас Рай: – Здесь, пожалуй, следует различать ситуацию в городе, где «восточные рабочие» содержались в жестко обособленных условиях промышленного производства, и в деревне, где соседство с немцами и с другими рабочими было тесным и в труде, и в быту. И не надо забывать про указ Гиммлера, где четко определялась дискриминация «восточных рабочих», вплоть до количества пищи и нормы общения с «восточными рабочими». Если норма была превышена – это уже считалось преступлением для немецких граждан. Крестьяне, только сильно рискуя, могли дать пищи побольше. И чтоб никто об этом не знал. Не стоит также забывать, что большинство взрослых мужчин ушли на Восточный фронт. Дома оставались женщины, дети, старики. И они все были рады получить «восточного рабочего» в хозяйство, чтобы заменить мужчину.
Александр фон Плато
Фото — Ольга Бренер– И возникали в том числе личные отношения?
Александр фон Плато: – Это каралось законом. Но все было, конечно. Когда уже в наше время мы приглашали в Германию бывших «восточных рабочих», были и те, кто говорил: «Я бы хотел увидеть свою немецкую подругу из того времени». И двух таких мы даже нашли. Никто не признался, что это была любовь. Но она была очевидной. Также мы интервьюировали «восточных рабочих», которые после войны в СССР не вернулись. Союзники, освобождавшие территории, предлагали им: или оставайтесь здесь, или перемещайтесь в Восточную зону, и вас вернут на родину. Многие оставались по разным причинам: превалировали страх вернуться в СССР и личные отношения, свадьба в том числе. Когда в 1944 году Красная Армия начала освобождать восточные территории Германии, то многие мальчики и девочки – подростки из СССР, встречая советских солдат, показывали им, кого из своих немецких хозяев, после всех унижений, нужно застрелить. А кого-то наоборот защищали, просили сохранить жизнь. И так спасли многих немцев. Кстати, если вдруг сначала между хозяином и работником с Востока складывались нормальные личные отношения, а потом вдруг со стороны хозяев демонстрировалась жестокость, то пережить это было сложно. Сложнее, чем в концлагерях. А жестокость к «восточным рабочим», согласно расовым законам, была обязательной. Но тем непонятнее и тяжелее потом становилась для них отправка на родину в советские лагеря. По данным госархивов России, до 30% «восточных рабочих» после капитуляции Германии оказались в советских лагерях.
– Но ведь не все немцы были убежденными нацистами. Как нация философов и тонких ценителей искусства, люди с особым метрономом мысли и совести – смогли вдруг позволить себе все это, на бытовом уровне? Жестокость, унижение, уничтожение себе равного. Равного по всем гуманитарным и христианским ценностям.
Александр фон Плато: – Нет, не было никакого зазрения совести. Люди уповали на войну – мол, война все спишет. И это была, в том числе эмоциональная, защита «тонких ценителей искусства». В послевоенное время многие полагали, что в Советском Союзе происходит примерно такая же несправедливость по отношению к немецким военнопленным. И многие вещи, которые оказались неизбежны при наступлении Советской армии, немцы также списывали себе в оправдание. Вот почему после войны в интеллектуальных и религиозных кругах многие так и не могли понять – КАК могло все это случиться? Были люди, которые чувствовали себя лично или опосредованно виновными. Но в целом вопрос не обсуждался. Да никто этого и не требовал. Шли Нюрнбергские процессы. И там показали все зверства немцев, в том числе по отношению к «восточным рабочим». Но многие немцы после войны просто начали новую жизнь, не давая себе отчета во всем произошедшем. В 1972 году в Лондоне проходила конференция западных союзников, там обсуждалось, как Германия должна отчитываться перед миром, кому и за что платить. Но тогда так и не был найден окончательный ответ, и проблему отложили. Именно Западная Германия немногим позже взяла на себя ответственность за деяния «Третьего рейха». ГДР никакой ответственностью себя не обременила.
Эльке Шерсятной: – Я считаю, что Александр неправ. Я родом с Востока, он – с Запада, и кто снял с себя ответственность, а кто взял ее – наш долгий спор. По поводу вопроса о глубинном сознании немцев – я уверена, что было большое чувство ответственности за то, что они сделали во время войны. Об этом свидетельствуют наши социологические опросы.
Александр фон Плато: – Между тем опрос среди простых рабочих, которые во время войны были молодыми и могли быть отправлены на Восточный фронт, но остались дома на заводах, продемонстрировал их признания: да, все это было очень некрасиво по отношению к «восточным рабочим» на производстве, но мне-то самому было хорошо, потому что не пришлось идти на фронт! Вот такая двойственная рефлексия души.
Томас Рай: – Национал-социалисты сделали много, чтобы раздвинуть рамки дозволенного и вытеснить у немцев состояние совести. Еще до начала войны государство начало проводить общественные эксперименты вокруг погромов – на предмет того, как может далеко все это зайти? И стало внедряться убеждение, что для сохранения нации и «расовой чистоты» все это необходимо. В том числе эксплуатация «восточных рабочих».
Томас Рай и Эльке Шерстяной
Фото — Ольга БренерЭльке Шерстяной: – А христианство не играло никакой роли в национал-социализме. Он был антирелигиозным по своей сути, как и коммунизм в СССР. И ни одна из церквей в то время не выступила в защиту прав человека, ни своих, ни русских. А те, кто осмелился, кто призывал к христианским ценностям, закончили жизнь в концлагере. Но самой церкви, по большему счету, было «до фени». Она не заботилась об участи восточноевропейских рабочих и даже сама использовали их труд. У вас слишком идеальное представление о Европе и о немцах, как христианах. Там такие же люди.
Томас Рай: – После войны протестантская церковь признавалась в том, что многое не хотела бы видеть и знать. И призналась, что ее роль во время нацизма была отнюдь не христианская. Религиозные лидеры и рядовые прихожане намеренно закрывали в войну глаза и говорили: если сам фюрер о всех этих зверствах не ведает – то почему мы должны? Нет, церкви были вовсе не ангельскими и к таким испытаниям оказались не готовы.
– Томас, ваша организация сейчас курирует в том числе захоронения в Германии «восточных рабочих». По какой причине обычно наступала смерть?
Томас Рай: – В то время за захоронения гражданских лиц отвечала полиция и коммунальные службы. «Восточных рабочих» хоронили на задворках кладбищ. А в больших городах для них появились специальные кладбища. К слову, в 2012 году, благодаря одному немецкому краеведу, мы нашли в Германии могилу «восточного рабочего» из Воронежа. Это Николай Алексеевич Иванов, родившийся в вашем городе 11 января 1918 года. Теперь в Воронеже мы хотели бы найти его родственников.
А причин смерти было слишком много: тяжелые условия жизни, производственные травмы, жестокие побои, роды у женщин, не выжившие дети. Во время бомбежек «восточные рабочие» не имели права пользоваться бомбоубежищами. А если это были ковровые бомбежки в западных городах американскими союзникам, то спастись было почти невозможно. "Восточных рабочих" было запрещено подкармливать. Но некоторые немецкие рабочие прятали для них в укромных местах бутерброды.
Александр фон Плато: – Вот поэтому нам очень трудно оценивать отношение немцев к «восточным рабочим» – мы знаем и те, и другие факты. Обобщить их в исследованиях очень важно для взаимопонимания двух наших народов и, если так можно выразиться, для интеграции памяти. Ведь тот, кто припрятывал для «восточного рабочего» бутерброд, тоже рисковал жизнью.
Контекст
Воронежская конференция «Принудительный труд (1939 – 1945 годах) в восточноевропейских и германской культурах памяти: прошлое, настоящее, будущее» – первое в послевоенной истории России мероприятие такого уровня, посвященное «остарбайтерам» – рабочим, угнанным в Германию с оккупированной территории Советского Союза. Со стороны России конференцию организовали Региональный центр устной истории, действующий в структуре Воронежского института высоких технологий, Институт всеобщей истории РАН, Российское общество интеллектуальной истории. Со стороны Германии – Свободный университет (Берлин), Германский исторический институт в Москве, Фонд «Воспоминание, ответственность, будущее».
Заместитель директора Института всеобщей истории РАН Виктор Ищенко отметил, что проведение таких двусторонних научных мероприятий особенно важно именно сейчас, когда Вторая мировая война стала поводом разгоревшихся политических баталий, а память о войне превращается в войну памяти.
Именно поэтому также важны оказались русскоязычные онлайн архивы с живыми воспоминаниями бывших «восточных рабочих». Они – плод сотрудничества воронежского Регионального центра устной истории, Института всеобщей истории РАН, Российского государственного архива социально-политической истории и немецких коллег. По словам руководителя Регионального центра Натальи Тимофеевой, теперь предстоит сделать интерактивную платформу для российских учителей истории по использованию этих архивов на уроках.
){kind=link}