Впервые Краков попал в синагогу в 1936 году пятилетним мальчиком.
– Тогда синагога еще принадлежала общине. Я увидел веселье, танцы со свитками, угощения. И раввина Липскинда. Кстати, его зять рэб Эфраим уже в 1990-х был самым образованным членом воронежской общины, знал Тору наизусть с любого места. Так что эта связь поколений религиозных евреев в Воронеже никогда не прерывалась, – рассказал Лев Краков.
В 1950-х курсант Лев Краков приехал в отпуск из высшего военного училища и собрался на Йом-Киппур. Праздник проходил во дворе дома рэба Кальмановича, неподалеку от завода имени Калинина. Родители не хотели, чтобы сын шел туда – время для евреев по-прежнему было опасное. Но он пошел.
– Дом Кальмановича был полон. Может, потому, что евреи объединяются именно в экстремальных условиях? В застойные, но не опасные для жизни 70-е годы мы уже еле набирали миньян, чтобы прочитать каддиш по моему умершему отцу. Это были в основном пожилые евреи. На молитву тогда собирались в частном домике на Донбасской. В 80-х стали собираться в пятиэтажке на Заставе – тогда миньян уже не набирался. В 1986 году умерла мама, нужно было читать каддиш. Я, будучи офицером, сотрудником секретного производства, пришел в общину и спросил, сколько надо за каддиш по маме заплатить. Старики мне сказали: ничего платить не надо – надо ходить! Так мы и стали ходить к старикам «для счета» – я и мой ровесник, 40-летний диспетчер воронежского аэропорта, – рассказал Краков.