Воронежская область отмечает Международный день освобождения узников фашистских концлагерей в понедельник, 11 апреля. Корреспонденты РИА «Воронеж» собрали воспоминания узников.

Масштаб: Германия

Мемориальный комплекс Бухенвальда (Германия) пригласил из Воронежа дочь бывшего узника Степана Приходько Наталью Рыжкову на международную конференцию, посвященную очередной годовщине освобождения концентрационного лагеря 11 апреля. Именно освобождение Бухенвальда 11 апреля 1945 года стало исторической основой Международного дня освобождения фашистских концлагерей.

Наталье Рыжковой 70 лет. Она работает педагогом-логопедом в воронежском детском саду № 134. С российской стороны ее поездку организовал Региональный центр устной истории (Воронежский институт высоких технологий). Наталья Рыжкова везет в Германию архив отца с его воспоминаниями о концлагере, фотографиями. Корреспондент РИА «Воронеж» встретился с Натальей Степановной накануне ее поездки в Германию, чтобы записать рассказы о тяжелом времени, которое ее отец провел в Бухенвальде.

 
 

– Хочу пройти по местам самой тяжелой памяти отца. Ведь он стал рассказывать о своем времени в Бухенвальде только в 60-е годы. Сразу после войны больше молчал, работал на кожевенном заводе и каждый месяц ходил куда-то отмечаться. А куда ходил – мы не знаем до сих пор, – рассказала Наталья Рыжкова.

Отца призвали 30 июня 1941 года. Зачислили командиром отделения в 123-й запасной, а затем в 81-й стрелковые полки. Они обороняли Минск, с боями отходили к Москве. В 42-м году в окружении под Вязьмой он познакомился с моей будущей мамой, военным хирургом Зоей Тарасовой. А после прорыва окружения снова ушел на передовую. Его взяли контуженным после того, как группа бойцов разведки попала под минометный огонь недалеко от Смоленска. Пришел в себя – вокруг немцы с собаками. Он побывал в разных лагерях. Из Магдебурга решил бежать. Его поймали, жестоко избили и отправили в Бухенвальд.

 
 

В кошмаре Бухенвальда отчасти его спас аппендицит. Оперировал тоже военнопленный, француз. А потом папа каждый день расковыривал шов, чтобы тот сильно гноился, и в эти дни на работы не забирали.

Наверное, над ним все время парил ангел-хранитель. Там был такой «хитрый домик», как называли узники. Тебя туда вызывают, заходишь – и через специальное устройство в стене стреляют в затылок. Когда папу вызвали, другие узники в бараке попрощались с ним. Заходит в «домик», а там сидит охранник и говорит отцу: «Садись. Открывай рот». Вырвал щипцами три зуба: «Теперь три часа ничего не ешь». Это была такая шутка. На его глазах в лагерь привезли Эрнеста Тельмана и сожгли.

Отец был связным между разными группами советских военнопленных. Он состоял в международной подпольной организации Бухенвальда, которая готовила восстание. Он был «парикмахером» – брил узников в разных частях лагеря и на ухо передавал поручения, информацию о подробностях восстания. Каждый из узников мог знать только еще троих подпольщиков, не больше. На тот случай, чтобы под пытками не сдать всю организацию. В ведре его барака был спрятан самодельный приемник. Подпольщики знали, что войска коалиции на подходе к Бухенвальду, и готовились к штурму лагеря. Американцы ведь легко вошли в Бухенвальд, освобождение которого уже началось изнутри подпольным сопротивлением. Охрана была уже перебита самими узниками. За снятие охранников с вышек отвечал отец.

Папа вспоминал, и это есть в его архивах: когда он с группой других узников ворвался в квартиру коменданта лагеря, то в гостиной увидел горы человеческих волос. Может, прислуга собиралась набивать матрасы. На письменном столе стояла лампа, изогнутая на мумифицированной подставке из высушенной человеческой ноги. А еще он рассказывал, что жена коменданта регулярно выходила на плац и открыто выбирала людей с «красивой», на ее взгляд, кожей. Узнику делали памятную наколку, а из его кожи потом после уничтожения – портмоне, сумки.

Для нас это всегда самый сложный вопрос: как могла группа смертельно истощенных людей перебить охрану, прорваться и выйти навстречу американцам? Ведь каждый день с каменоломней возвращалась только половина узников. Остальные погибали от изнурения.

 
 

В нашей семье 11 апреля всегда праздновался как второй день рождения отца.

Он очень любил домашних животных. У нас всегда дома было полно живности. А я подростком мечтала о немецкой овчарке. Но даже от одного этого слова его начинало трясти.

Позже, когда папа работал модельщиком на заводе Калинина, он по памяти сделал деревянный макет Бухенвальда. Со всеми бараками. В Воронеже он создавал организацию узников Бухенвальда, а затем музеи в 42-й и 17-й школах. Сейчас уже в живых никого не осталось.

Масштаб: Воронежская область

Мы работали полный световой день. Утром подвозили такие цистерны, разрезанные пополам, как корыта. В них военнопленные под надзором варили овес, просо, жмых. Толпиться было нельзя. Толпу сразу «выбивали», чтоб дисциплина была. С Кантемировки нам привозили из другого лагеря женщин и детей 12-14 лет снег чистить. Они чистили железную дорогу и разгружали рельсы. Если попытка к побегу – расстреливали. Там шла одна насыпь, где каждый метр полит кровью. Или убивали, или люди сами умирали на сильном морозе. А еще делали «усмирение»: ставили человек семьдесят к стенке и семерым выборочно стреляли в затылок из винтовок. Остальных разворачивали – и снова на работы. Но многие разворачивались уже безразлично. Кто-то кричал, чтобы его добили. Я тоже через это прошел. На работы нас возили в клетках из ближнего Зубрилинского зверосовхоза.

Это воспоминания Петра Башкова, бывшего 14-летнего узника концлагеря на территории Богучарского района, которыми он поделился с сотрудниками Регионального центра устной истории. Книга воспоминаний несовершеннолетних узников воронежских концлагерей «Детство у меня было….» издана региональным центром при поддержке правительства Воронежской области.

На территории оккупированной Воронежской области было около сорока лагерей, если судить по свидетельствам очевидцев. Директор Регионального центра устной истории Наталья Тимофеева убеждена, что их было гораздо больше. Многие лагеря были импровизированными и документально нигде не оформлялись. Часть из них сразу уничтожалась, когда умирали все узники.

– Это было в основном уничтожение физическим трудом. В воронежских лагерях оказалось много местных – не мобилизованных мужчин, подростков. Они погибали очень быстро, потому что в большинстве лагерей людей практически не кормили и не поили. Вода – дождевая. В лагерь под Костенками охрана сбросила дохлую лошадь, и люди ее разрывали руками. В Воронежской области был абсолютно репрессивный режим. На других оккупационных территориях солдаты Вермахта так себя не вели. Наш регион оказался в прифронтовой и фронтовой, а не тыловой области Восточного фронта. Сейчас мы пытаемся донести до мировой общественности эту специфику войны именно здесь, где оккупация стала временем экстремального насилия над советскими гражданами. В фашистском тылу для населения были совсем другие условия. Немецкие историки, которые к нам приезжают, прежде не догадывались об уровне жестокости обращения нацистов с воронежцами, – рассказала Наталья Тимофеева.

Контекст

В 2016 году Региональный центр устной истории начинает сотрудничество с мемориальным комплексом Бухенвальда. Воронежские студенты – пока первыми из России – будут работать волонтерами с посетителями и в архивах мемориального комплекса.

Заметили ошибку? Выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Читайте наши новости в Telegram, «ВКонтакте», «Одноклассниках» и «Дзен».