Любовь Казарновская: «Оперный певец – сволочная профессия»

Любовь Юрьевна исполнила арии из всемирно известных опер, а также русские и итальянские романсы. Несмотря на статус мировой знаменитости, с поклонниками Казарновская общалась без тени звездности - запросто выходила в зал, много болтала, шутила, а одному юноше даже пообещала помочь с прослушиванием. При этом самым большим откровением стало то, что свою работу певица, оказывается, считает сволочной и собачьей.

Об издержках профессии, покусанном ухе и «божественном» голосе Киркорова оперная дива рассказала после выступления.

- Она сволочная потому, что не дает расслабиться ни на секунду. Просто нельзя. Оперный певец не имеет права гульбанить, даже выпить с друзьями винца – голос сразу тебе говорит: «Ку-ку, нельзя!» Кроме алкоголя мы не можем употреблять острую пищу. В общем, никакой жизни, кроме служения искусству! Мы – рабы лампы! Но это и самая прекрасная профессия, какая только есть. Ты трудишься, пашешь и знаешь, что это не ради длинных зеленых купюр, а ради творческого процесса, который дает движение вперед, толкает на что-то новое, неизведанное. Мы поем не только голосом, но и эмоциями, мыслями. Чего, к сожалению, не скажешь о молодых артистах. Для них профессия – просто карьерная лестница, по которой они карабкаются. Им важен контракт здесь и сейчас, первостепенен пиар, а не творчество. И это ужасно. Молодежь забыла о служении искусству.

- Может, если продюсера зацепит тот или иной исполнитель, и он займется его раскруткой. Вот и все. Обычная схема – так же было и с «Призраком оперы», и с «Фабрикой звезд». Выбиться в люди можно, только если продюсер станет вкладывать в тебя деньги. А без поддержки ты не получишь ни одной кнопки федерального канала. Ко мне приходит много талантливых ребят, чем могу, помогаю: вожу на прослушивания, даю мастер-классы, предлагаю их на концерты. Самостоятельно ничего не сделаешь, это факт. Повторюсь, сейчас побеждают те, у кого крутой продюсер или «папик», или характер такой, что танком по родной маме может проехать. Тех, кто честно выступает, несет сердце зрителю, оттирают – со своей честью и совестью сиди дома! Вы даже не представляете, какая большая конкуренция и сплошные интрижки сейчас на оперном рынке! Директора театров поголовно стали бизнесменами (они же считают деньги) и раздают команды артистам: делай то, что скажет этот режиссер или тот продюсер. Скажет раздеться – разденешься, скажет коллегу предать – предашь, потому что сзади подпирают 10 человек, которые претендуют на эту роль. Сейчас, увы, важнее не хороший спектакль, а скандал вокруг него – чтобы все СМИ протрубили.

- Не то слово, дорогая моя!

- Дело в том, что итальянская опера написана для высоких голосов. Два самых чувствительных персонажа – сопрано и тенор. Поэтому между ними бывают такие стычки! Великая шведская певица Биргет Нильсен как-то пела с блистательным тенором и настоящим красавцем Франко Корелли «Турандот». И Корелли сказал ей: «Не перетягивай верхнюю ноту дольше, чем я». Она взяла и перетянула. А он за это укусил ее за ухо! На сцене! У нее кровь текла.

- Я вспоминаю, как на сцене Метрополитен-Опера пела с Паваротти «Паяцев». Это опера, где тенор царит, и сопрано должна быть растворена в нем. И я думала: как вообще буду петь Недду, ведь он и так царит, потому что он – великий Паваротти? Вдруг за пять минут до начала спектакля стук в дверь. Открываю, на пороге стоит Лучано в гриме и говорит: «Я только хотел тебе сказать: делай, что хочешь на сцене - я обожаю, когда партнерша свободна, я тогда буду летать!» И мы с ним такое творили! Он даже в комедийной сцене перед тем, как Недду убивает, так хватанул об сцену стулом, что пробил в полу дырку. А мне на этом месте по сюжету нужно было танцевать. Я смотрю на дыру и думаю: куда же наступить, чтоб не провалиться? Потом Паваротти сказал мне: «Вот это и есть оперная сублимация, когда погружаешься в музыку и ничего не видишь вокруг!» То же самое было с Пласидо Доминго, мы пели «Отелло» (не скажу, что после родов я была уж совсем худышкой). Вдруг Доминго поднял меня на руки. Я только ойкнула, а он прошептал: «Не бойся, я сильный!» Так что, мои партнеры не только не стервились на сцене, наоборот, очень помогали.

- Пока нет. С Киркоровым вообще оказия вышла. Я делала шоу к 20-летию работы на сцене, искала партнера для дуэта «Time To Say Goodbye». Мне привезли одного тенора Большого театра – невысокого роста, с внушительным пузом, потом второго примерно такого же - и все с ужасающим английским. А нам надо было не только волшебно спеть, но и изобразить любовь. С такими партнерами ни о какой любви, естественно, и речи быть не могло. И тут появился Филипп. Красавец. Два метра чистого роста, в белом фраке, с хорошим вокалом и английским языком. Я его спросила: почему не поешь оперетту, тебе надо «Мистера Икса» исполнять. На что он ответил, что Алла не хочет. А ведь он блистательный вокалист! Пел, как Бог!

- Для такого концерта-перфоманса, где есть сцены из «Кармен», где нужно вставать на колени, я предпочитаю, чтобы наряд был не только красивым, но и удобным.

- Я в нем очень много гастролировала – пела «Реквием» Верди, давала свои первые концерты в Зальцбурге… Это настоящее оперное платье огромных размеров. Сейчас оно висит дома, но иногда я его надеваю. Хочу, кстати, попросить Славу сделать мне целый ряд костюмов для нового оперного шоу – каждому персонажу свой наряд.

- Это была комическая опера Тихона Хренникова «Золотой теленок», я играла Зосю Синицкую. По сюжету я должна была лежать на пляже под зонтиком и отгонять ухажера: мол, уйди, противный, укушу! Тогда ведь в Советском Союзе секса не было. Но я пела не в шортиках, а в штанишках, хотя и это тоже было нетипично для оперы. А сейчас на классической сцене творится черт знает что…

- Да, в спецовке и с автоматом. Я спросила у режиссера, какое отношение это имеет к «Аиде»? На что получила ответ, что идет война и все женщины, как в Чечне, должны ходить с автоматами. Сегодня изгаляются над произведениями, как могут. Но я себя максимально удалила от этого идиотизма. Последний раз в берлинской «Дойче опера» мне один такой умник предложил в «Бале-маскараде» Верди спеть арию голой. Свою позицию он объяснил тем, что Амелия так любит своего мужа Ренато и так хочет получить назад ребенка, что и ласками и сказками его на себя укладывает. Я, естественно, отказалась. Теперь я начинаю переговоры, только когда хорошо знаю режиссера и дирижера. Или сама собираю команду и делаю праздник, потому что опера – это праздник, который всегда с тобой.