На Аллее Скорби в воронежской Дубовке захоронено 3290 человек. В 1930-х годах их объявили врагами народа и устроили так, чтобы никто не узнал, где их могилы. В расстрельные ямы (в микрорайоне Сомово их обнаружили 200) сваливали десятки тел, засыпали их известью и не оставляли опознавательных знаков. Скольких людей так уничтожили, до сих пор точно не известно.
Несмотря на старания палачей, потомки нашли останки несчастных. И уже 28 лет подряд в мемориальной зоне «Дубовка» в День памяти жертв политических репрессий устраивают траурный митинг и панихиду.
В глухое место осенним ветреным днем едут десятки машин и автобусов. Там среди сосен и берез звучат траурный марш и поминальные молитвы.
О прошлом, которое нельзя изменить, но уроки которого нужно помнить, журналистам РИА «Воронеж» рассказали потомки расстрелянных в среду, 30 октября.
Иван Колтаков – кулак, отец семерых детей
Светлана Зверева в Дубовке второй раз. Привезла всю семью: дочь, зятя и внуков – трехлетнюю Полину и 12-летнего Сашу. «Чтобы было кому помянуть, когда я умру», – объясняет 70-летняя женщина.
Здесь 21 февраля 1938 года расстреляли ее деда Ивана Колтакова:
– Тетка рассказывала, что дед мой был грамотным и работящим. Он родом из Березовского района, села Хвощеватка. Там у него был каменный дом, корова, лошадь, овцы, свиньи, земля и два плуга. Трудился он не покладая рук, ведь семья была большая – семеро детей. Первый раз раскулачили его в 1929 году. Семью выгнали из дома, все отобрали, его сослали, но потом он вернулся. Опять стал работать, но попал под вторую волну раскулачивания. Сосед написал, что он советскую власть ругает. Этого оказалось достаточно для ареста. Моего 54-летнего деда забрали в начале февраля, а через две недели расстреляли в Дубовке. Все родные, которые помнили дедушку, уже на том свете. Они о его судьбе так ничего и не узнали. Писали запросы в разные инстанции, а там отвечали: «Он в северном закрытом лагере». То, что его убили, я выяснила лишь в 1990-х годах.
У дочери Светланы Ирины – правнучки Ивана Колтакова – в руках букет роз:
– Мы поминаем его в церкви в день смерти, 21 февраля. А теперь решили приехать сюда.
Иван Зайчиков – владелец крупорушки, отец пятерых детей
Юрий Медведев из села Дракино Лискинского района на место гибели своего деда приезжает уже восемь лет подряд. Всегда берет с собой жену и сына Павла, который работает учителем истории.
– Я такую профессию выбрал из-за того, что хотел лучше разобраться в семейной истории. Когда рассказываю ученикам о коллективизации, всегда вспоминаю, как погиб мой прадед. Он был тем самым «перегибом на местах». Его убили за то, что он был рачительным хозяином, умел работать, владел собственностью. А уцелели в то время лентяи и «стукачи», – считает Павел Медведев.
Иван Зайчиков жил там, где и его правнук сейчас, – в Дракино. У Ивана были своя крупорушка (что-то вроде мельницы), хороший дом, большое хозяйство.
– В 1930 году его раскулачили и сослали на три года. Он отсидел, вернулся, отдал все имущество в колхоз, стал там работать. А потом кто-то донес, будто он ругал колхозы. Те, дескать, не прокормят страну, надо отдавать землю частникам. За это его забрали. Ему было 45 лет, когда его расстреляли. Без отца остались пятеро детей. Пока он сидел в тюрьме первый раз, умерла его жена и одна из дочек. Детей воспитывали кто придется – тетки, дядьки, соседи. Из дома всех выгнали. Мать моя жила по чужим углам, она была третьим ребенком в семье. Смогла окончить только школу, работала кладовщицей в колхозе. Только в 1990-х годах, когда открыли архивы НКВД, мама узнала о судьбе своего отца, – рассказал Юрий Медведев.
Петр Пестряков – скорняк, плотник и мастер на все руки
Музыкант Вера Ведерникова приехала в Дубовку с целым альбомом, где собрана история ее деда. Женщина держит фото красавца с буденновскими усами – дедушки Петра Павловича. Он работал плотником и столяром на авиационном заводе. Был трудягой и мастером на все руки. Упряжь для лошадей, которую он делал, славилась на всю округу.
Однажды кто-то донес, что Петр порвал рабочую карточку со словами «Лучше я буду работать не сдельно, а бесплатно». Было это или нет – неизвестно, но фраза стоила мужчине жизни.
– О том, что мамин отец погиб в Дубовке, мы узнали лишь в мае 2008-го. Поисковики в одной из расстрельных ям нашли записочку с фамилией, – рассказала Вера Ведерникова.
В ее детстве история деда не афишировалась. Бабушке пришло извещение о смерти мужа в январе 1943 года. В свидетельстве написали, что он умер от воспаления легких 22 января. На самом деле к тому времени красавца-плотника уже пять лет не было в живых.
– Мама всю жизнь чувствовала себя изгоем. После педучилища ее направили по распределению во Владивосток учителем младших классов. Военные морячки от нее шарахались, ведь женитьба на дочке врага народа могла и карьеру сломать. В итоге все же вышла замуж за машиниста, – рассказала Вера.
В перестроечные времена Петра Пестрякова реабилитировали. В 1995 году его дочь попала в архив НКВД. Данные о мужчине уместились в одну страницу рукописного текста.
– Мама поразилась тому, что узнала. Ее отца казнили в декабре 1937 года здесь, в Дубовке, по доносу. Кстати, она потом нашла того доносчика и спросила у него: «За что?». Он объяснил: «Время такое было». Дескать, если бы я не донес, самого могли бы пустить в расход. Забрали деда 2 ноября 1938 года, а 17 декабря расстреляли. Маме было девять лет, когда его забирали, и она помнила всю жизнь тот день. Кроме нее, у Петра Павловича остались трое детей, – рассказала внучка расстрелянного.
Степан Гречишников – пчеловод и многодетный отец
Римме Зубковой 84 года. В 2018 году в Дубовке, где убили ее деда Степана Гречишникова, она поставила крест с его фотографией. Пенсионерка приезжает на мемориал уже больше 20 лет подряд:
– Тяжело мне сюда ходить. Наверное, последний год. Вот поставила крест, пусть хоть какая-то память останется.
У Степана Гречишникова было крепкое хозяйство в селе Рогачевка Новоусманского района: сад, мельница, ульи. Он растил десять детей.
– Дом отняли, выселили в село под Архангельском. После ссылки дедушка вернулся в Новоусманский район, потом стал главным пасечником в Семилуках. А там на него донесли. Местный комсорг написал, что Степан – троцкист, выступает против советской власти. Деда посадили и 17 августа 1937-го расстреляли в тюрьме, а сюда привезли уже труп и сбросили в яму. Во время войны семье не давали пособий, как детям врагов народа. Мы чудом выжили, – вспоминает Римма Зубкова.
Василий Кошутин – железнодорожник
Москвичка Ирина Переверзева уже четыре года подряд откладывает все дела 30 октября и приезжает в Воронеж на место смерти своего деда Василия Кошутина. Он был расстрелян в 42 года 23 октября 1938-го по «делу железнодорожников».
Василий трудился начальником узла связи Юго-Восточной железной дороги, ставил семафоры в Грязях и Лисках.
– До сих пор там эти семафоры стоят. Никакой диверсии и в помине не было, но по всем железным дорогам была разнарядка отыскать среди работников врагов. Мой дед, когда его арестовали, ни про одного своего сотрудника не сказал плохого слова. Этим он, может быть, их спас. Я плакала, когда читала следственное дело и протоколы допросов, – поделилась Ирина.
Поездки в Воронеж ей необходимы:
– Невозможно, чтобы твоя родная душа была неизвестно где. Маме моей 92 года, Василий Тимофеевич – это ее отец. Она жива, но очень слаба. Мама дала какие-то свои деньги, чтобы я сюда приехала. Ей очень важно, чтобы я его тут помянула. И всей семье важно. Человек должен знать, от кого он. Даже если с его предком произошло что-то тяжелое, это надо знать. Это наша память и, конечно, трагедия.
Два года назад Ирина прибила к березе дощечку с именем деда:
– Очень волновалась, осталась ли она. Все в порядке, даже не проржавела.
Последний путь
Главе воронежской общественной организации «Мемориал» Вячеславу Битюцкому приходится слышать упреки в свой адрес. Зачем, дескать, трогать кости в Дубовке, перезахоранивать и отпевать спустя такой срок.
– Некоторым кажется, что если человек засыпан землей, то похороны уже состоялись. Это принципиально не так. Похороны – проводы человека в последний путь к Господу. Это отнюдь не просто процедура закапывания в землю как таковая. Самое главное: человека надо отпеть и оплакать. Вот истинный смысл погребения, – уверен общественник.
){kind=link}