РИА «Воронеж» продолжает рассказывать о последних жителях умирающих хуторов и деревень региона. Журналистов интересует, останутся эти населенные пункты на карте через 10–15 лет или исчезнут вместе со своими последними жителями. Очередной выпуск спецпроекта посвящен хутору Саприно Подгоренского района, где постоянно живут шесть человек.
Территориально хутор Саприно относится к Гришевскому сельскому поселению и находится в 14 км от его центра – поселка Опыт. В Подгоренском районе есть одноименный населенный пункт – село Саприно, относящееся к Витебскому сельскому поселению, где живут около 450 человек. Оно было основано в середине ХVIII века, а хутор Саприно, по некоторым данным, основали в начале ХIХ века переселенцы из того самого села.
Саприно находится в полукилометре от трассы Воронеж – Луганск, на другой стороне которой, точно напротив, располагается хутор Варваровка. Асфальт до Саприно проложили в 1992 году, а в 2011-м сюда пришел газ. Во времена СССР на хуторе были магазин, ДК, почта и даже сельсовет. Но всего этого уже нет лет 30–40, а магазин, работавший в Варваровке, закрылся несколько лет назад.
– На нашей жизни это никак не сказывается, – рассказала журналистам РИА «Воронеж» 70-летняя Валентина Мокрушова. – В Саприно трижды в неделю приезжает автолавка, а если что-то потребуется, то дед на мотоцикл сядет и привезет…
Супруг Валентины Ивановны, 76-летний Иван Филиппович, – обладатель раритета – мотоцикла «Днепр» производства 1964 года с коляской, который еще на ходу. Пенсионеры в глуши чувствуют себя вполне комфортно.
Когда в их доме, стоящем на единственной хуторской улочке Степной, собираются дети и внуки, все большое семейство часто поет в караоке.
– Я всю жизнь трудилась в здешнем совхозе «Опыт», а супруг, с которым мы прожили 51 год, по профессии связист, почти всю жизнь проработал в Россоши. Во времена СССР на хуторе было примерно 70 домов, жили более 300 человек. Мы и сами раньше овечек, свинок с коровками водили, а теперь только птица осталась – тяжело уже, хотя, конечно, дети помогают, – рассказала хозяйка.
– Во времена войны в Саприно стояли мадьяры. Мой батя, Филипп Иванович, воевавший еще в Первую мировую, зимой 1941 года под Москвой был тяжело ранен, и после госпиталя его комиссовали, он приехал домой, – сообщил Иван Мокрушов. – Мадьяры всех хуторян выгнали в землянки, а сами заняли наши дома. Как-то отец сидел в погребе, его мадьяр вытащил, увидел на нем военную гимнастерку, достал пистолет и приставил ко лбу. Слава богу, один из наших хуторян, служивший у оккупантов полицаем, отбил тогда отца. Сразу после войны здешний колхоз носил имя члена Политбюро Георгия Маленкова, а потом уже на его месте появился совхоз «Опыт».
В семейном архиве Мокрушовых – масса старых фотографий. Есть снимки из их детства, есть кадры свадьбы, которую они в 1969 году отмечали в своем доме.
Хотя условиям жизни в Саприно могут позавидовать многие жители умирающих хуторов региона, пенсионеры уверены: через 10–15 лет их малая родина опустеет. На хуторе есть несколько бесхозных домов, вполне пригодных для проживания, но работу ближе, чем в Подгорном или Россоши, найти невозможно.
Напротив Мокрушовых живет старейшая жительница Саприно – 85-летняя Зоя Киселева, родственница Валентины Ивановны. Она передвигается по дому с палочкой, по улице – с двумя. У пенсионерки четверо детей и трое внуков, а один из сыновей – Геннадий – вместе со своей подругой Натальей поселился в одном доме с матерью.
Постоянной работы у пары нет, зато по утрам за ними иногда приезжает машина, владелец которой везет их работать к нему на огород – вскопать, полить, прополоть… Тем и зарабатывают.
В то утро, когда журналисты РИА «Воронеж» приехали в Саприно, Геннадий и Наталья как раз усаживалась в автомобиль, чтобы ехать на «вахту».
– Вот так и живем, – махнул рукой Геннадий. – Было бы что-то стабильное поблизости, разве ж мы отказались бы? Но приходится временными заработками перебиваться.
Зоя Филипповна проработала всю жизнь в совхозе «Опыт». Ее отец – американец Филипп Абросимов – умер на рубеже веков в Чикаго, куда, судя по всему, попал после войны из Германии. Родные долгие годы считали его пропавшим без вести.
– Папа родом из соседнего села Гончаровка, – рассказала Зоя Киселева. – Родился он в 1911 году, работал продавцом в хуторском магазине. Я даже немного помню его, как он перед войной носил меня, маленькую, на руках. Они с моей мамой, Евгенией Митрофановной, поженились то ли в 1931-м, то ли в 1932 году. Когда началась война, папа отправился на фронт, и, по-моему, в 1942 году нам пришло извещение, что он пропал без вести. До середины 1950-х о его судьбе ничего не было известно. Неожиданно маму вызвали в Гончаровку и в сельсовете сказали, что пришло письмо из США, но маме его не покажут. Сказали только, что отец объявился там. И все годы после этого он посылал нам оттуда и деньги, и одежду. Мама тогда ничего о нем не рассказывала, но, кажется, отец на войне попал в плен, а после перебрался в США. По-моему, он был фермером и взял себе новую фамилию – Абросимов. До этого был Киселевым.
– Когда в нашей стране началась перестройка, он один раз приезжал в СССР, заехал к родне на Украину, потом побывал в Саприно, – добавила Валентина Мокрушова. – Его мой муж на своих «Жигулях» по округе возил. Как-то Филипп узнал знакомого, попросил мужа остановить машину, выскочил, бросился к нему... Да только хуторянин тоже узнал его и дал деру – может, подумал, что если человек попал в плен, то он непременно предатель…
В тот свой единственный однодневный приезд в родные места русский американец Абросимов купил жене с дочерью холодильник, привез много одежды, фотографировал на память родные места, оставил несколько фотографий своего американского дома и уехал.
– Я тогда не восприняла его как родного человека, тем более что в речи отца появился сильный акцент, – вспомнила Зоя Филипповна. – О чем нам было с ним говорить, если я росла без папы? Хотя, конечно, он долгие годы помогал нам с мамой. А потом как-то связь оборвалась. Конечно, его уже давно нет в живых.
В доме пенсионерки остались пальто и шубы, которые ей полвека назад присылал отец. На стене висит ковер с изображением веселого мексиканского оркестра – тоже подарок отца, об истории жизни которого дочь почти ничего не знает.
На самом дальнем конце Саприно живет 50-летний Сашко Кулешенко, приехавший в эти места вместе с родителями и сестрой из Грозного еще в 1987 году. Жены и детей у Александра нет, сестра в соседней Ольховатке живет, а он пустил корни в новом для себя месте.
Александр купил старенький домик, которому теперь «дает ума» – укрепляет стены, роет во дворе погреб, разводит кур, ухаживает за огородом. В хозяйстве у него две главные достопримечательности. Первая – обнаруженная в старом сарае ступа метровой высоты, оставшаяся от прежних хозяев, – только Бабы-яги рядом не хватает.
А вторая – мотоцикл, собранный из нескольких старых. Например, приборная доска на нем – от «Москвича -2140». Коляска – нечто вроде кузова, в котором он возит до 400 кг груза.
– Наши корни в Грозном, – рассказал Александр Кулешенко. – Отец из казаков, и уехали мы оттуда в центр России вовсе не из-за начала чеченских событий. Просто родителям захотелось куда-то вглубь России перебраться на старости лет. Я несколько раз ездил туда уже в ходе чеченских событий, соседи нормально встречали, но я понял, что это уже не мое. В Саприно мне нравится – асфальт, близость райцентра, надо – сел на мотоцикл и доехал куда угодно. Конечно, работы на земле много, а куда деваться? Продаю понемногу овощи, сестра иногда помогает. Плохо, что работы никакой в округе нет, но у меня своя земля и море тишины, что тоже неплохо.
Рядом с домом Александра – старейший хуторской колодец-журавль, откуда хозяин берет воду. Корреспонденты РИА «Воронеж» утолили ею жажду.
А потом Александр провел их по заброшенным окрестным домикам. Еще лет 15 назад здесь кипела жизнь, а теперь дворы густо заросли кленом.
){kind=link}