РИА «Воронеж» продолжает рассказывать о последних жителях умирающих хуторов и деревень региона. Журналистов интересует, останутся эти населенные пункты на карте через 10-15 лет или исчезнут вместе со своими последними жителями. Очередной выпуск спецпроекта – о хуторе Самойленко Подгоренского района, где постоянно живет шесть человек.
Хутор Самойленко территориально относится к Скорорыбскому сельскому поселению и находится в 5 км от его центра – хутора Большой Скорорыб. От него до Самойленко идет асфальт, уложенный еще в 90-е годы ХХ века.
Хутор в разные годы назывался то Самойленково, то Самойленков, а его теперешнее название происходит от фамилии братьев Самойленко – служивых людей государя, которым в этих местах пожаловали землю в начале ХVIII века. В 1900 году в хуторе насчитывалось 114 дворов и жило 735 человек.
А до Великой Отечественной войны жителей было около 1 тыс. В Самойленко был храм, куда на службы съезжались люди со всей округи, но перед войной церковь разобрали, и на ее месте построили клуб, а в поповском доме открыли школу. Останки другой – начальной – школы, в которой после закрытия был магазин, сохранились в Самойленко и сегодня.
После войны на хуторе был колхоз «Новая жизнь», который позже вошел в состав колхоза имени Калинина. Началось укрупнение, закрывались фермы, и люди из-за отсутствия перспектив покидали родные места, перебираясь ближе к цивилизации. На хуторе остались порядка 20 домов, большинство из которых используются под дачи, плюс брошенные строения. Последние жители Самойленко живут на улице Мира и в двух переулках – Березовом и Садовом.
Софья Евченко в свои 85 лет живет одна, супруга Ивана Алексеевича она похоронила в 2003 году. Пенсионерка всю жизнь проработала свинаркой и дояркой. У нее трое детей, четверо внуков и три правнука.
Один из ее сыновей, 57-летний Сергей, живет в Россоши и каждые выходные приезжает проведать мать.
– В нашем старом доме, где мы жили лет 40 назад, я держу пасеку, – рассказал Сергей. – Раньше я звал маму переехать к себе, но понял, что это бесполезно: старики никуда не едут со своих насиженных мест. Поэтому я решил просто чаще самому приезжать на свою родину проведывать маму.
В хозяйстве Софьи Евченко остались только куры да утки. Раньше были и свиньи, но силы пенсионерки теперь уже не те.
– Мой папа Прокофий Васильевич пропал без вести на фронте в 1943 году, в том же году от болезней умерла моя мама Вера Мефодьевна. Мне тогда было семь лет. Как сегодня помню войну, немцев и итальянцев на нашем хуторе. Как-то немцы пытались увести у нас со двора корову Рябуху, мама не давала ее. Немец ударил маму прикладом, забрал корову и почему-то пытался запрячь ее в бричку, но Рябуха вырвалась и убежала на другой конец луга.
– Я учился в нашей начальной школе, потом в Большом Скорорыбе, – добавил Сергей. – В армию уходил отсюда, возвратился, а потом уехал в Россошь, осел там и живу до сих пор. Жить в Самойленко можно и сегодня – асфальт сюда идет, магазин недалеко, да и автолавка раз в неделю приезжает. Вокруг густые леса: грибы, охота. Но, конечно, через 10-15 лет тут никого не останется, разве что братская могила будет стоять…
Братская могила №248 находится почти напротив дома Софьи Евченко. Надпись на табличке гласит, что здесь похоронены десять солдат Советской армии, погибших в окрестностях хутора в годы войны.
Недавно Сергей перетащил к памятнику со двора своей матери садовую скамейку, чтобы старикам во время возложения цветов на 9 Мая было где присесть, поплакать и вспомнить свою молодость.
Соседи Софьи Евченко – пенсионеры Крикуновы. Григорию Макаровичу 80 лет, его супруге Варваре Васильевне 77. У них трое детей и пятеро внуков. Хозяин дома всю жизнь проработал электриком в колхозе, его жена – свинаркой.
Пенсионеры прожили вместе 56 лет и до сих пор берегут свои свадебные фото.
– У нас на свадьбе в мае 1963 года гуляло более 100 человек, – вспомнил хозяин дома. – Самогонки тогда было заготовлено литров 20…
Молодые жили тогда в крохотном домике, который сейчас старики приспособили под летнюю кухоньку и мастерскую. В одной комнате площадью 15 «квадратов» спали супруги вместе с матерью мужа. Сейчас в ней мастерская и амбар, где хранится корм для многочисленных кур.
В семейном архиве Крикуновых не только свадебные фото, но и награды хозяйки – медали «За трудовую доблесть» и «За доблестный труд», полученные за высокие привесы ее «подопечных» свиней в далекие колхозные времена.
В одной из комнат сын Крикуновых Сергей – электрик по специальности – установил сделанный своими руками 150-литровый нагреватель для воды, так что теперь его родители живут вполне по-городскому.
По-городскому могли бы жить и мать с сыном Евченко (это самая распространенная здешняя фамилия), но до их дальней окраины хутора асфальт не доходит, а потому осенью-весной выбраться оттуда на «большую землю» проблематично. Но у сына, 48-летнего Юрия, есть «Калина», на которой он вполне освоил езду по бездорожью.
Валентине Григорьевне, работавшей раньше почтальоном и продавцом, 70 лет. Юрий больше 15 лет проработал физруком в школе хутора Большой Скорорыб, но его недавно сократили, и теперь они с матерью дома откармливают телят и поросят.
Своей семьи у Юрия нет, но жизнь с матерью его не слишком напрягает, тем более что у бывшего школьного физрука есть увлечение – резьба по дереву.
То, что мастерит резчик-самоучка Юрий, выглядит как настоящие произведения искусства.
– Я режу по дереву с самого детства, причем никто меня этому не учил, стало интересно самому, ну и дальше пошло-поехало, – объяснил мужчина. – Для работы я использую разное дерево: клен, вяз, грушу, липу, сосну, березу. Простые вещи типа кружек, ложек или поварешек меня не очень вдохновляют – мне интересна объемная резьба, сложные маленькие фигурки с мелкими деталями.
Одна из работ Юрия представляет собой медведя с барабаном и палочками. На барабан прилеплены фигурки разных людей, символизирующие русскую деревню. Из них складывается слово «Россия».
Буква «р» – крестьянин, запрягающий лошадь в сани, «о» – хоровод девушек на лугу, «с» – былинные богатыри, вторая «с» – землепашцы, «и» – кузнецы, «я» – рыбаки, тянущие невод. Барабан крутится, и медведь отчаянно бьет палочками по символам российской глубинки, словно добивая последних представителей русской старины.
Другая работа, еще не завершенная, – полуразрушенная изба, вокруг которой ползают крысы.
– Это символ нашей короткой памяти, – рассказал мастер. – Крысы живут там, где есть людское жилье, в данном случае крысы – символ людей, которые родились в глубинке, все получили от своей малой родины, а теперь бегут от нее в город, в цивилизацию, именно как крысы с тонущего корабля. А их родина – русская деревня – медленно рушится и гибнет…
Есть в коллекции Юрия и другие работы с интересными сюжетами – старик косит траву и косой нечаянно задевает птичье гнездо в траве, встревоженные птицы летают вокруг него, а старик начинает креститься и просить прощенья у птах. Или черт смотрится в безобразную жабу, как в зеркало.
Все работы резчика с умирающего хутора несут в себе философский подтекст, они о добре и зле, о гибели русской деревни.
Несколько заказов Юрий выполнял для россошанских баров и ресторанов, но покупают такие работы не слишком успешно – они непросты для понимания и рассчитаны на думающего человека.
Пока журналисты РИА «Воронеж» рассматривали работы резчика, его мать пекла в электропечке хлеб (его, кстати, пекут жители всех трех домов хутора Самойленко).
Прощаясь с гостями, Юрий заметил: «Я самый молодой здешний житель, уезжать никуда не собираюсь. Значит, в ближайшие годы мой родной хутор обязательно будет жить».
){kind=link}