Кровь на льду. Житель Воронежской области считает день освобождения своего района траурным

Для 79-летнего жителя села Лыково Александра Нарышкина день освобождения его родного Подгоренского района – 19 января 1943 года – печальная дата. Буквально за два часа до того, как в хутор Репьев, где жили Нарышкины, вошли советские войска, его отца – 34-летнего конюха здешнего колхоза – расстреляли вместе с 25 земляками-хуторянами и тремя красноармейцами. Спустя ровно 77 лет во многом благодаря Александру Нарышкину на братской могиле №509, где похоронены убитые в тот далекий день, появился новый памятник.

Пенсионер рассказал корреспонденту РИА «Воронеж» о последнем дне жизни своего отца Павла Нарышкина.

Шоколадки вместо гранат

Хутор Репьев, относящийся к Гришевскому сельскому поселению, основали в конце ХVIII века переселенцы с территории нынешней Украины. В советские времена здесь насчитывалось порядка 400 жителей, сегодня осталось всего три жилых дома. Памятник на братской могиле – главная местная достопримечательность.

– Сразу после того расстрела хуторяне поставили простой деревянный памятник погибшим, потом, в 1975 году, он был заменен на другой – из мраморной крошки, – который простоял до осени 2019 года. В прошлом году мы вошли в областную программу, получили финансирование и поменяли его на мраморный, который был торжественно открыт 19 января 2020 года – в день освобождения Подгоренского района, – рассказал корреспонденту РИА «Воронеж» глава Гришевского сельского поселения Подгоренского района Алексей Сергеенко. – Большую работу проделал уроженец Репьева Александр Нарышкин, который по крупицам собирал ту историю, обращался с письмами об установке нового памятника в разные инстанции. Общими усилиями мы добились своего.

На мраморном памятнике высечены 29 фамилий расстрелянных – трех красноармейцев, а также хуторян – Олейниковых, Назаренко, Ендовицких, Дониных и других. Есть здесь и фамилия 34-летнего конюха здешнего колхоза «Красный победитель» Павла Нарышкина.

– Мои родители поженились в 1929 году. Я родился в 1940-м и сам, конечно, мало помню военные годы, но всю жизнь интересовался событиями тех лет, много мне рассказала мама, – пояснил Александр Нарышкин. – На фронт папу не взяли из-за перерезанного сухожилия на руке – она толком не сгибалась. В июле 1942 года в Репьев ворвались немецкие автоматчики на мотоциклах, убедились, что все в порядке, развернулись и уехали. А следом въехала легковая машина с офицером. В те полгода оккупации немцы у нас особо не зверствовали. Конечно, они выгоняли хуторян рыть окопы и ухаживать за колхозным скотом. В январе 1943 года немцы что-то заволновались, а 16 января один дед, который воевал еще на Первой мировой и немного знал немецкий язык, услышал их разговор и сказал, что их дела плохи и они готовятся отступать. На следующий день оккупанты начали потихоньку выезжать с хутора. Уже со стороны Дона была слышна артиллерийская канонада, и репьевцы поняли: скоро придут наши.

По словам Александра Нарышкина, его отца вместе с соседом забрали накануне ночью – просто за то, что они в сумерках шли по хутору. А 18 января немецкая машина проезжала мимо лесного массива от поселка Опыт в сторону Ольховатки, и ее из густой посадки обстреляли красноармейцы, прятавшиеся во время оккупации в лесах. Вроде никто не погиб. Оккупанты по рации вызвали подкрепление и прочесали лес, но никого не нашли. И, видимо, решили наказать за это хуторян. К вечеру 18 января они согнали всех людей в здание фермы. Маленький Саша Нарышкин плакал на руках у матери.

Ночью внутрь вошли два немца, начали светить фонариками в подвал, где тоже были люди. Учительница немецкого из Белогорья, которая оказалась вместе с остальными в здании фермы, перевела: немцы собирались бросить пару гранат в подвал, но увидели внизу маленьких детей и не стали делать этого. Даже протянули кому-то из них две шоколадки.

Смерть на пруду

События последнего дня жизни своего отца Александр Нарышкин знает почти что по минутам. Утром 19 января всех выгнали на улицу, и команда полицаев во главе с Николаем Светличным из Сергеевки (после войны его осудили на 10 лет за пособничество врагу) начала выбирать самых крепких и сильных мужчин и подростков – видно искали тех, кто мог напасть на машину. Тогда хуторские женщины сняли с себя платки и отдали их 16-17-летним мальчишкам, чтобы те надели их и выдали себя за девочек.

– Отобрали людей и повели в сторону хуторского пруда, а остальных загнали обратно в здание фермы, – продолжил Александр Павлович. – И та же учительница перевела разговор двух офицеров: скоро должен прийти танк и подавить всех гусеницами. Танк подъехал к ферме, но тут налетел советский самолет, пронесся над хутором, и танкисты от страха увели машину в укрытие. По дороге к пруду к колоне добавили отца и соседа, которые провели ночь в штабе. Там же были и трое пленных красноармейцев. Так 29 человек повели на расстрел. В те дни стояли сильные морозы, и лед на пруду был толстый. Их вывели на середину, построили и расстреляли, потом немцы еще долго ходили и добивали штыками тех, кто подавал признаки жизни.

После этого, добавил Александр Нарышкин, враги бежали – советские войска были уже в 10 км. Примерно в 13-14 часов 19 января в Репьев вошла советская армия, и уже к вечеру всех расстрелянных привезли в центр села неподалеку от здания правления колхоза и клуба, а на другой день вырыли большую яму, завернули тела в венгерские одеяла и похоронили.

– Один наш хуторской дед отдал для своего убитого сына гроб, который раньше сам сделал для себя, и положил парня в него. Мама мне рассказывала, что во время похорон отца держала меня на руках и старалась не рыдать в голос, чтоб не испугать меня. Летом на братской могиле поставили простенький деревянный памятник, куда каждое 19 января и 9 мая приходили хуторяне, чтобы почтить память своих земляков. Да и сейчас – через почти 75 лет после войны – сюда на эти даты приходит много людей, – сообщил Александр Нарышкин.

Он пересказал еще одну интересную историю военных лет:

– В нашей семье, где были пять братьев и сестра, в годы оккупации хутора прятался красноармеец. Тогда, после отступления советских войск, почти в каждой хуторской семье остались советские солдаты, не успевшие уйти, и хозяева выдавали их за своих родственников. У нас жил Михаил Касаткин 1924 года рождения. Помню, как он играл со мной. В конце оккупации он сумел уйти за Дон к своим и уже после войны – 18 декабря 1953 года – приехал сюда и пришел в школу в поселок Опыт, где я тогда учился. Учитель меня позвал, сказал, что кто-то спрашивает. Я подошел – стоит незнакомый человек. Обратился ко мне: «Саша, помнишь меня?». С трудом понял, кто это, а он сказал, что в Подгорном проездом, что ему до поезда час остался. Потом Михаил несколько раз приезжал к нам уже с дочерью Олей в 60-70-х годах, когда работал шахтером в Казахстане, и все благодарил мою маму, что спасла его в годы войны. В последний раз он был в Репьеве на 9 мая 1975 года, потом связь с ним оборвалась.

Мать Александра Нарышкина, Мавра Акимовна, умерла в 1998 году.

Александр Нарышкин был колхозным передовиком, сейчас на пенсии. После смерти жены на рубеже 2000-х живет один в селе Лыково. В поселке Опыт, буквально в десятке километров от Репьева, находится его сводный брат Николай, родившийся у Мавры Акимовны уже после войны. Отец Николая всю жизнь прожил в Подгорном и с сыном почти не общался.