Жительница рабочего поселка Елань-Коленовский Новохоперского района Елена Глазкова бережно хранит воспоминания, которые записывал ее отец – участник Великой Отечественной войны Александр Меринов. Он удостоился двух медалей «За отвагу» и ордена Отечественной войны I степени, вернулся живым, окончил университет, завел семью. Всего у него пятеро детей. Всю жизнь Александр Меринов работал педагогом, был Заслуженным учителем Дагестанской АССР (они с женой долго жили и преподавали в школе в Дагестане, потом переехали в село Елань-Колено).
– Мы благодарны своему отцу за все, в том числе за эти воспоминания, которые он оставил для детей, внуков, правнуков, чтобы они помнили о той страшной войне и никогда не допустили подобного ужаса, – рассказала Елена Глазкова.
РИА «Воронеж» публикует отрывки из дневника, который фронтовик писал на войне.
Крапива
«На Орловско-Курской дуге до города Козельска нас везли только ночью в товарных вагонах. От Козельска шли пешком 160 км. Жара и пить хочется. Меня назначили связным командира роты. Я нес свой и его вещмешки. К вечеру второго дня устал и свалился в траву. Когда утром проснулся, то оказалось, что я спал в зарослях крапивы. Ничего не почувствовал. Зеркала, чтобы посмотреть на себя, не было».
Трагедия
«Проходили какую-то совсем разбитую деревню. А на выезде из нее – танковое кладбище. У одного из танков под гусеницами лежал наш солдат. Танк подмял его так, что он изогнулся под углом в 45 градусов, лицо было красно-синее, а глаза вылезли из орбит».
Усталость
«После целого дня пешим ходом по жаре к вечеру поступил приказ вырыть окоп для себя и рядом – для командира роты. К утру малой саперной лопатой я вырыл два окопа в полный профиль. Очень хотелось есть. На рассвете пришел командир и принес котелок каши с американской консервированной колбасой. Я подумал: теперь-то наемся. Взял ложку каши в рот – глотать не могу, хочу проглотить, а не глотается. Ну, думаю, колбасу-то уж съем. Но и колбаса тоже не глотается. После этого я не ел три дня».
С женой
Сон
В декабре 1943 года после первого ранения из госпиталя в Наро-Фоминске пешком шел в Смоленск. Это примерно 360 км. Шли только ночью и спали на ходу. А днем все движение на автостраде Москва – Минск замирало, прятались в лесу или в старых блиндажах. Днем не спалось, поэтому приходилось спать на ходу, держась за бричку».
Бомбежка
«Под Смоленском я попал под крепкую бомбежку. Спали мы в дачных домиках, сколоченных наспех. И я чувствую, что наш домик уходит из-под ног. Мысль сработала молниеносно: быстрей наружу, а то задавит! Рядом окоп – я в него. В это время падает на этот окоп большая сосна и накрывает меня ветками. Она упала на окоп серединой, но ни один поломанный сук меня не задел. В небе немцы повесили фонари – это долгогорящие ракеты на парашютах для прицельного бомбометания. Бомбежка продолжалась минут 40. Весь наш эшелон с продуктами бы разбит, и потом целый месяц питались одной овсянкой».
На работе
В окружении
«Я 23 декабря 1943 года в составе отдельной штурмовой бригады принял участие в боях за освобождение Витебска. Наступление было неудачным. Мы продвинулись вперед километров на 15, до города оставалось семь. Немцы зажали нас с флангов, и большая группа наших войск оказалась в окружении. Потом наше командование нанесло удары, и окружение было ликвидировано. Чуть позже в боях за местечко Шпола я был ранен второй раз, в руку. После выздоровления вернулся в свой полк».
Два ключа
«В конце апреля меня забрали в разведотряд. В отряде было 40 человек, командир – Герой Советского Союза. Это 3-й Белорусский фронт. Наше направление было центральным. Его называли «ключ к Москве и ключ к Берлину», так как отсюда было ближайшее расстояние до Москвы и до Берлина. Занимались только по ночам в маскировочных халатах. Маскировочный халат – это как лыжный костюм в 1936 году, но только не белый, а раскрашенный в разноцвет, на голове капюшон с разноцветными мочалками и на спине такие же мочалки».
Пятеро детей солдата
Пакет
«Мы вошли в тыл немцев на 9–10 км. Вечером меня вызвал командир и дал приказ пройти в Шарки и отнести пакет. Шел ночь. Перебрался вброд через реку Лучосу. Перед рассветом был на месте. Там спросили: «Отдыхать будешь?» «Нет». Под прикрытием утреннего тумана прошел передний край и нейтралку, часам к девяти был у своих на прежнем месте. Но их там уже не было. Выручила пустая консервная банка, в ней была бумажка с координатами отряда. Ориентируясь по карте и местности, к вечеру нашел отряд. Уснул мертвецким сном. Доспать не удалось. Часа в два ночи подняли и сказали вновь собираться в путь. Хотелось спать, но что делать. Надо! Должен, чтобы не позорить родину-мать Таисию Максимовну и всех моих братьев и сестер. Получил второй пакет, запрятал его в потайной карман и направился по старому пути».
Третье ранение
«Вновь переходя через Лучосу, видел, как в небе повисли «юнкерсы». Пошел по бывшим немецким окопам. Потом вышел на дорогу. Прошел немного и услышал сзади хлопок. Потом как будто ударили молния и гром, где я видел небо, там стала земля, и у меня закружилась голова. Когда очнулся, голова уже была перевязана. Саперы, которые опоздали разминировать это минное поле, перевязали меня. Я поднялся. Как мне тогда хотелось спать! Я вспомнил Таисию Максимовну. Мама! Зачем ты меня так рано будишь, я еще хочу поспать! Боли не чувствовал, но эта проклятая слабость и беспросветный туман в голове… Командир саперов спросил, куда я иду. Я ответил, что в Шарки, в штаб. «Дойдешь?» «Не знаю». Вместе с ним вышли на дорогу, он остановил грузовую машину, которая как раз ехала в Шарки. И я вручил пакет начальнику разведки корпуса. Он увидел, что я ранен, и приказал отправить меня в санбат. Как я садился в машину, как ехали, ничего не помню, видимо, потерял сознание. Как потом оказалось, у меня было внутреннее кровотечение в грудную полость. Оказалось, два осколка пробили левый бок и застряли в легких. Кровь шла не наружу, а внутрь».
С внуками. Тот, что справа, назван в честь дедушки
Операция
«Очнулся на госпитальной полке. Подошла медсестра, сказала, чтобы я меньше шевелился, дала какое-то лекарство, возможно, спирт. Я три раза впадал в беспамятство. И все время пытался понять: ко мне подходит одна и та же медсестра или разные. Когда очнулся в третий раз, спросил, какое сегодня число. Мне ответили: 2 июля. Я это запомнил, и стало легче.
Через день меня отнесли в операционную и положили на стол. До моей операции оставалось еще два стола с лежащими на них тяжелоранеными. Столько воплей, стенаний и махровой матерщины я не слышал никогда в жизни. Подошла моя очередь. Перевернули на живот, ничего не вижу. Схватили крепко руки и навалились на ноги – не пошевелиться! Операция проводилась без усыпления хлороформом и без замораживания уколами – не хватало морфия. Сначала я крепился и только стонал. Вытащили осколок из черепа. Под лопаткой определили проникающее ранение, и осколки искать не стали. Зато когда добрались до поясницы, тут я заорал. Они искали осколок в тазовой кости. Причиняемая боль описанию не поддается. После окончания операции я был весь в поту, как после парной в русской бане. Провалялся в госпитале два с половиной месяца – и снова на фронт...»
){kind=link}