Андрей Битов в Воронеже: «Платоновский фестиваль – это оплеуха столице»

Писатель-постмодернист, «потомственный петербуржец» и обладатель Платоновской премии по литературе Андрей Битов рассказал воронежцам о книгах, которые он так и не смог прочитать, о своей вере в числа и о том, почему он никогда не берёт в долг. Творческая встреча прошла 4 июня в Камерном театре.

О чувстве долга

– Знаете, почему я здесь? Я должен был приехать в город Платонова и сосланного сюда Мандельштама. Потому что мне всю жизнь перед ними стыдно. Я никому никогда не был должен и не брал в долг. Это мой принцип. А им я должен. А как с ними расплачиваться? С Мандельштамом как-то расплатился. О Платонове написал три заметки и пытался отметить его юбилей…

О Платоновской премии

– Я польщён премией, которую мне сегодня вручил губернатор. А премией, которую мне вручал Медведев, я польщён не был. Я не заслужил её, потому что я не написал ни одного слова благодаря власти – только вопреки ей. Международный Платоновский фестиваль – это дань Платонову и самим себе. По размаху он не уступает столичному, и это оплеуха столице. Это правильно, потому что нельзя жить в одном Кремле.

О нумерации книг

– Здесь лежат мои четыре книжки. Все они вышли в прошлом году и называются «Империя в четырех измерениях». Я долго не знал, как их назвать, потому что я категорически против словосочетания «собрание сочинений» и против нумерации томов. Я думаю, что человек рождается с текстом, и вся его жизнь – это текст. Жизнь продолжается, а текст идет. Получается, что другой структуры, чем хронология текстов, не существует.

О малой родине

– Первая моя книга называется «Аптекарский остров». Это моя малая родина. Не надо думать, что малую родину присвоили себе только писатели-деревенщики. Аптекарский остров – это маленький островок в Санкт-Петербурге. Он существовал с 18 века, я на нем вырос, встретил четырехлетним мальчиком блокаду.

О Пушкине

– Самое ценное, что я написал о Пушкине, – не моя книга «Пушкинский дом», а «Пушкинский том». Всего одну букву заменил. Я настаиваю, что Пушкин родился не 6 июня, как принято считать в советском литературоведении, а 26 мая. Он с этим прожил.

О западной литературе

– Мы жили в закрытой стране, не могли никуда выехать и не имели связи с современной западной литературой, но имели связь с классической западной литературой. Её чтение было для нас единственным способом побывать там. Взять, к примеру, роман Дюма «Три мушкетера». Эта книга для нас – часть русского менталитета. Дюма для нас – потенциально русский писатель. В классической русской литературе сквозила «дырка» – не было героя. Она была восполнена французской литературой.

О профессии писателя

– Раньше, поскольку я не был ангажирован, я писал тогда, когда я действительно не мог не писать. Долгое время я писал вперёд, как всякий молодой человек. Живу себе день за днём – и не думаю ни о чём. Написал – хорошо. После этого есть возможность выпить с друзьями, поухаживать за девушками. Почему меня привлекла литература, даже в советский период? Потому, что я никому ничего не обязан писать. Это мое дело, мой заказ, который я сам для себя выполняю. Это единственный способ стать самостоятельным человеком. Если ты сам себе даешь задания и сам их выполняешь, значит, ты нужен самому себе. Но потом я выработал другое суждение. Если тебя поймёт хотя бы один человек в том смысле, в котором ты сказал, значит, ты не сумасшедший, потому что два сумасшедших друг друга не поймут.

О литературе

– Литература – это воздух, которым дышит одновременно всё человечество, а вовсе не страны. Мировая литература – это общий воздух мира. Умудриться попасть в него можно с помощью двух-трёх книг. Самые мои любимые книги – «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо и «Записки охотника» Тургенева. Эти две книги остаются для меня священными, потому что больше всего я люблю русскую и английскую литературу. Но я читатель избранной литературы. Как я могу претендовать на то, чтобы меня прочли? Восемь книг – это же ужас! Я и Пушкина всего не прочитал, хотя занимаюсь его изучением уже полвека. Литературой достаточно дышать, а не читать взахлёб. У меня есть две книги, которые я могу читать с любой страницы. Например, сочинения Паскаля. Открываешь в любом месте, читаешь абзац – и наедаешься им навсегда. Свобода любить литературу – это одна из самых важных свобод, а не обязательство.

О своем поколении

– Наше поколение мало что знало. Раньше мне никогда не удавалось писать для детей. А сейчас я думаю, что я писал для взрослых детей – таких же безграмотных, таких же оторванных от мира, как и я. В этом, быть может, я совпадал с моим поколением, хотя я до сих пор терпеть не могу слово «поколение». То, что меня относят к шестидесятникам, – это клевета. Никаких шестидесятников в Ленинграде в то время не было и быть не могло. Это московское явление. А в Ленинграде было много талантливых людей, которым негде было сунуться, но они любили русскую литературу.

О чтении

– Когда-то я научился читать русскую классическую литературу. Я думаю, это самое важное, что произошло в моей жизни. Я до сих пор я читаю по буквам. И ни одной книги, которую нельзя читать по буквам, я читать не буду. Поэтому так ценен Платонов. Его читать невозможно. Если я читаю кого-то, мне достаточно порой трёх-четырех книг. Библию я не прочитал – не могу. Текст должен быть сытным, не проживаемым и вечным. Я смог прочесть «Улисса» Джойса – это невозможно. Слишком толсто, слишком трудно. Но я его нюхал, подкладывал под подушку…

Фото — Анастасия Сарма

О современной литературе

– Я могу прочитать лишь ту книгу, которую я буду читать слово за словом, а таких книг мало. Пожалуй, я соглашусь с тем, что Пелевин – крупный писатель. Его роман «Т» я прочитал целиком. Это была последняя толстая книга, которую я прочитал до конца. Виктор Пелевин – абсолютно самостоятельный человек, который не лезет через тусовки, который сам прошел свой путь. Дай Бог ему здоровья. Что касается моих современников, то их мало осталось. Это Фазиль Искандер и Людмила Петрушевская. Ее роман «Время ночь» я считаю гениальным, и то, что она не получила первого «Букера» было преступлением жюри, в котором я состоял. У нас «жюрить»-то не умеют. Дело в том, что «Букер» – это английская премия, а англичане очень давно стригут свои газоны. За 300 лет они научились судить конные бега, соревнования по футболу и боксу. У них есть культура того, как судить. А у нас этого нет. Мы, обладая таким хорошим тылом, как классическая русская литература, сочетаем в себе низкопоклонничество с ура-патриотизмом. Это бред! Мы обладаем тысячелетней культурой, и этого достаточно. Не надо бить себя в грудь.

О людях

– Как биологический вид мне человек не нравится, поэтому я не гуманист. Хотя, конечно, я – прогрессивных взглядов. Но что это такое? Я такой же негодяй, как почти все».

СПРАВКА РИА «Воронеж»

Андрей Битов родился 27 мая 1937 в Ленинграде, в семье архитектора. Во время блокады был эвакуирован на Урал, затем в Ташкент. В 1955-1962, с перерывом на службу в армии, учился в Ленинградском горном институте. Работал буровым мастером в геологических экспедициях.

Начал писать в 1956 году. Первый сборник рассказов «Большой шар» (1963) был осужден официальной критикой в газете «Известия» «за чрезмерную приниженность и растерянность героев».

В рассказах 1960-х годов главным героем Битова был человек, «не совпадающий» с действительностью по причинам не идеологическим, а экзистенциальным. В 1979 Битов стал одним из авторов бесцензурного литературного альманаха «Метрополь», после чего его перестали публиковать в СССР. В то же время его произведения издавались в Западной Европе и в США.

Писатель считается родоначальником отечественного постмодернизма, а его книга «Пушкинский дом» — первым постмодернистским романом в СССР.

С 1991 года Битов — президент русского Пен-клуба, объединяющего профессиональных писателей, поэтов и журналистов. Живет в Москве и Петербурге, преподает в университетах Европы и США.