Философия профессии

Врач-неонатолог
Андрей Савченко

Монологи профессионала, отвечающего за жизнь детей
Леночка умирала дважды. Оба раза на полихимиотерапии, но врачи из онкогематологии буквально «вытаскивали» 15-летнюю пациентку с «того света». Одним из докторов был клинический ординатор Андрей Савченко. Девочка стала одной из его первых пациенток, у которой была достигнута ремиссия заболевания, ранее считавшегося неизлечимым. Андрей Савченко выписал ее с легкой душой.
В следующий раз он встретил Леночку спустя семь лет там, где увидеть ее совсем не ожидал.

Теперь уже доктор-неонатолог, он осматривал новорожденного в палате отделения, когда его окликнули.

– Андрей Пантелеевич, вы меня не узнаете? – спросила молодая мама.
Видя растерянность врача, она назвала имя и фамилию. Андрей Савченко удивился еще больше. Это была та самая Леночка из онкогематологии. После «химии», сжигающей вместе с раковыми клетками и здоровые, его бывшая пациентка смогла забеременеть и родить здорового ребенка.

Текст
Оксана Грибкова

Фото
Роман Демьяненко
и из личного архива
Андрея Савченко
История Леночки стала для Андрея Савченко уроком на всю жизнь. Она научила молодого врача, что в борьбе с болезнью никогда нельзя сдаваться.

Для спецпроекта «Философия профессии» в Международный день врача заместитель главного врача по медицинской части Воронежской областной детской клинической больницы № 1 (ВОДКБ №1) Андрей Савченко рассказал об отношениях педиатра с родными маленьких пациентов, детской реанимации, доверии в коллективе. Доктор объяснил, почему медицина – «философское понятие», как врачу в трудной ситуации оставаться спокойным, и почему ему нельзя обойтись без доли цинизма. Савченко рассказал о выхаживании недоношенных младенцев массой от 500 граммов, о помощи родителям в принятии болезни, о противоестественности смерти детей, диагнозе по плачу малыша и главной награде для детского доктора.
1

Андрей Савченко – профессионал

О плаче и улыбке ребенка
– По интонации плача, по вскрикам, всхлипываниям новорожденного я понимаю, где и что у ребенка болит. Когда малыш голодный, характер плача один, когда болит, к примеру, ухо – другой, когда болит живот, у него третий вариант крика. Понимание конкретного ребенка происходит на уровне эмоций, оно появляется с опытом. Вся моя жизнь и работа связана с новорожденными детьми. Часто мне приносят посмотреть младенца, и пока его мама разворачивает, я вижу уже все, что нужно. Осматриваю малыша для родителей и для своего удовольствия – чтобы поиграть с ним. Я взрослого ребенка порой так не пойму, как новорожденного.

– Как ты их понимаешь, они же не могут сказать, что болит? – удивляются терапевты.

– А как вы работаете с бабушками, у которых болит вообще все от головы до пяток? – спрашиваю в ответ.
С детьми легко и хорошо работать, они пластичны. В отличие от взрослого человека, исход большинства заболеваний у детей благоприятный, за исключением тех случаев, когда болезнь неизлечима – приводит к развитию инвалидности или смерти.

Вы думаете, младенцы ничего не понимают? Они очень хорошо все понимают, запоминают и быстро учатся. Я прошу родителей чаще брать малышей на руки, они так не избалуются – зато в подсознании отложится, что их любят. Прошу разговаривать с ребенком как со взрослым человеком, используя спокойные и добрые интонации. Так он успокаивается и учится говорить правильно, без каши во рту, которая появляется из-за сюсюканья. Призываю родителей чаще гладить детей по голове в любом возрасте. Убежден, что они так растут умнее и послушнее.
Фото Роман Демьяненко
Детей нужно любить, потому что они нуждаются в любви, в нашем внимании. Я люблю детей просто за то, что они есть. Улыбка малыша во весь его беззубый рот – самое приятное, что есть в этой жизни, лучшая награда за работу педиатра.
О жизни и смерти
– Дети умирали, умирают и будут умирать. Например, ребенок рождается с тяжелой некурабельной (неизлечимой – РИА «Воронеж») патологией. Несмотря на лечение, болезнь ведет к трагическому финалу – смерти ребенка. От этого никуда не денешься. Большое горе для родителей, всегда тяжело для самого врача, который вложил в лечение ребенка много сил. Как можно привыкнуть к смерти? Да, она как рождение и жизнь – естественный процесс. Но одно дело, когда человек умирает в 80-90 лет, а совсем другое, когда от онкологии погибает мальчишка в 14 лет. Его смерть противоестественна. Я же недавно был у него, убеждал держаться, крепиться, лечиться. Парнишка слушал и смотрел на меня взрослыми глазами. Знаете, болезнь заставляет их быстро взрослеть, потому что у них мало времени, чтобы побыть взрослыми. Через два дня после нашей встречи тот мальчик погиб.
Фото Роман Демьяненко
У нас доктора в онкогематологии плачут вместе с родителями, когда детям плохо во время лечения, когда они уходят. У меня самого слезы на глаза наворачиваются.

В отделении онкогематологии дети пребывают очень долго, полгода-год. За это время лечащий врач становится членом семьи – родным человеком, которому можно рассказать все самое сокровенное. У нас в этом тяжелом отделении работают одни женщины и как-то выдерживают. Я сам проработал в онкогематологии два года, когда пришел в областную детскую больницу, и получил важный урок на всю жизнь.
Одной из первых пациенток Андрея Савченко в онкогематологическом отделении в начале 90-х стала 15-летняя девочка Лена с диагнозом «острый лейкоз». Она тяжело переносила полихимиотерапию. Дважды ее приходилось реанимировать. Врачи с сожалением думали, что Леночка может не выдержать лечения. К счастью, худшие прогнозы не подтвердились. После долгого лечения достигли ремиссии, девочку выписали.

Ту самую Лену Андрей Савченко встретил спустя семь лет в отделении патологии новорожденных, когда делал обычный обход. Девушка смогла родить здорового ребенка после тяжелого и смертельно опасного лечения в юности.

Спустя несколько лет Лена принесла к Андрею Савченко на осмотр своего второго малыша.
О цинизме и философии в медицине
В отделении сейчас лежит 13-летняя девочка, отравленная грибами, она погибает. Спасти ее невозможно. Я понимаю, что пойду на вскрытие, когда она умрет.

У меня нет гнева из-за бессилия спасти ребенка. Я прекрасно понимаю, что есть болезни, которые неизлечимы, и ребенок, несмотря на все старания врача, будет угасать.
– Если врач говорит, что в нем совсем нет цинизма, он врет. Без элемента цинизма долго выдержать работу врача невозможно. Цинизм – это защитная реакция. У каждого врача он развит по-разному. Мой цинизм заключается, к примеру, в том, как я разговариваю с неизлечимо больным ребенком. Понимаю, что он умрет, и сделать ничего не могу. Но я должен поддержать. Обычно мы с пациентом строим планы, как он выздоровеет после болезни.

В отделении сейчас лежит 13-летняя девочка, отравленная грибами, она погибает. Спасти ее невозможно. Я понимаю, что пойду на вскрытие, когда она умрет. Патологоанатомическое исследование – продолжение диагностического процесса. Я должен проконтролировать правильность постановки диагноза, назначенного лечения, проведенных манипуляций. Должен проверить, что для нее сделали все возможное.

У меня нет гнева из-за бессилия спасти ребенка. Я прекрасно понимаю, что есть болезни, которые неизлечимы, и ребенок, несмотря на все старания врача, будет угасать.
Фото из архива Андрея Савченко
Медицина – наука и философская и творческая и точно не терпящая шаблонов и стандартов. Если двух больных с одним и тем же заболеванием лечить одинаково, результат будет разный – у одного исход лучше, а у другого хуже. Организм людей реагирует на терапию по-своему, ведь все мы уникальны и неповторимы.
О помощи и услугах
– В последнее время врачам все реже говорят «спасибо». Многие только настаивают – «вы должны и обязаны», а уходят – и «до свидания» не скажут. Для меня и без «спасибо» главное, чтобы с ребенком все было хорошо. Педиатры помогают детям в любых обстоятельствах, сталкиваясь иногда с неблагополучными семьями.
Возможно, новое отношение к врачам в обществе сформировалось из-за подмены понятий. Медицинскую помощь стали называть услугами. Услуги – в парикмахерской, в гостинице, в ресторане, но не в больнице. Доктор же оказывает людям помощь, а не услуги, в нее вкладывает все свои чувства, знания, силы, эмоции, опыт, а вместо благодарности иногда получает жалобы и новые требования. А добрые слова так приятны врачу. И хороших людей, которые говорят их, много.
Я сам в этом убедился, когда стал победителем в номинации «За верность профессии» в интернет-голосовании «Мой любимый детский врач». На сайте были перечислены педиатры со всей Воронежской области, и люди голосовали, благодарили, оставляли фото, отзывы. Мне особенно запомнился один из них: «На Руси мужчина при встрече с хорошим врачом в знак признательности и уважения снимал шапку. Если бы эта традиция сохранилась по сей день, сколько бы непокрытых голов смог увидеть Андрей Пантелеевич».
Еще мой пациент Игореша нарисовал меня, себя рядом и подписал: «Вот я, а вот Андрей Пантелеевич». Правда, на рисунке я почему-то в сетчатых колготках. Хохотал от души, но сохранил рисунок на память.
Понимая, как нематериальная благодарность, мотивация важна детскому доктору, я решил издать книгу о своих врачах, медсестрах, санитарочках. Она будет состоять из отзывов детей, которые написали, что они чувствуют. Обязательно подарю книгу каждому сотруднику, ведь там есть история и о нем.
О защите и доверии
– Я уверен, что мои врачи будут делать работу так, чтобы не подвести коллег, меня, нашу клинику. Но и они знают, что в любой спорной ситуации я встану на их защиту, хотя сам потом могу и наказать. Я редко использую кнут, но и после взыскания даю понять, что он – мой человек, мой врач, самый лучший и грамотный.
Фото Роман Демьяненко
Хотя я и руководитель, но больше прошу, а не приказываю. И я благодарен своему коллективу за сплоченность и умение решать поставленные задачи. Я абсолютно убежден в компетентности своих врачей.
Строю отношения с коллективом на уважении и доверии, всегда доступен для людей. Если у сотрудника появляются жизненные, бытовые проблемы, мы с главврачом стараемся помочь их решить.
Фото из архива Андрея Савченко
У нас в основном женский коллектив, который работает круглосуточно. Случаются иногда и конфликты. Я выслушиваю обе стороны и высказываю свое мнение. Тут главное – неосторожным словом не подлить масла в огонь, иначе можно вызвать новую волну взаимных претензий. Позже я поинтересуюсь, кто все-таки оказался прав. Иногда бывают ситуации, когда приходится разговаривать жестко, приказывать, говорить: «Выполните, а потом скажите, в чем я был неправ». Ни один еще не возвращался.
2

Андрей Савченко – человек

Об ответственности
– Каждый пациент в моей больнице – мой ребенок. Что бы с ним ни случилось, ответственность за него лежит на мне, на лечащем враче и медицинском персонале.
Врач, который осуществлял контрольные функции в отношении ВОДКБ № 1, находил нарушения и выдавал предписания, волею судеб перешел туда работать. Через полгода он сообщил Андрею Савченко, что подыскивает себе новую работу. Он объяснил, что не готов нести на своих плечах такой груз ответственности.
– У меня нет права на ошибку. Неправильное решение приведет к фатальному исходу. Обдумав ситуацию, я принимаю единственное решение, которое максимально направлено на спасение жизни ребенка.
Фото Роман Демьяненко
Времени на раздумья обычно нет. Пока я буду сидеть и думать, ребенок будет умирать. Если бы сомневался в принятых решениях, не работал бы. Считаю, нервничает и сомневается тот, у кого недостаточно знаний и опыта. В любом деле нервозность только мешает. Поэтому я и врачей лишний раз не дергаю, чтобы не создавать непродуктивной напряженности.
О выборе профессии
– За всю жизнь я ни секунды не жалел, что стал педиатром. Не представляю себя в другой профессии, специальности, хотя при поступлении в мединститут и не думал, что буду лечить детей.
Фото Роман Демьяненко
Любовь к биологии, которую привила Андрею Савченко учитель Клавдия Тихоновна Мамонова, во многом определила его профессиональный выбор. Окончив в 1984 году школу, Савченко подал документы на педиатрический факультет Воронежского государственного медицинского института имени Н.Н. Бурденко.

Он представлял себя в будущем терапевтом. Конкурс на лечебный факультет был больше, и он решил начать учиться на педиатра, а потом выбрать специализацию во взрослой медицине. Из вуза ушел в армию, где отслужил два года, и вернулся к учебе.

В 1992 году Андрея Савченко после окончания вуза по распределению направили в Белгородский облздравотдел. Там ему предложили стать психиатром или патологоанатомом. И тут в судьбу ученика вмешалась его учитель, заведующая кафедрой госпитальной педиатрии Валентина Пантелеевна Ситникова. Профессор, считая, что призвание Савченко – быть педиатром, в буквальном смысле слова спасла его, добившись для ученика места в ординатуре. Так Андрей Савченко стал ординатором кафедры госпитальной педиатрии, которая изначально была организована на базе областной детской клинической больницы.

Первые два года в ВОДКБ № 1 Андрей Савченко отработал врачом в онкогематологическом отделении. Потом перешел в отделение патологии новорожденных, где позже стал заведующим.

В 2011 году Андрея Савченко назначили заместителем главврача по медицинской части, по сути, руководить всем лечебным процессом в большой больнице.
О семье
Фото из архива Андрея Савченко
– У нас семья врачей-педиатров. Жена преподает на кафедре педиатрии в медуниверситете, она доцент. Сын учится на втором курсе педиатрического факультета, пошел по нашим стопам. Будет врачом в третьем поколении, у нас обе бабушки педиатры. Сын решил поступать в медуниверситет в 8 классе. Почему решил стать врачом? Наверное, повлиял наш опыт, домашняя атмосфера. Мы с женой нередко и дома обсуждаем рабочие моменты, советуемся, рассуждаем вместе, чтобы, к примеру, поставить верный диагноз больному ребенку.

Моя семья всегда меня ждет. Ужинаем обязательно вместе. Жена, которая возвращается домой раньше, без меня за стол не садится. За исключением служебных командировок мы никогда с женой не разлучались. У нас общие друзья и знакомые, мы всегда вместе планируем отдых. Если возможность поехать в отпуск есть только у одного из нас, второй не поедет: ни она без меня, ни я без нее.
Сейчас с сыном приятно учиться заново. Он начал учить анатомию, и я вместе с ним вспоминаю то, что подзабыл из фундаментальных дисциплин. Началась гистология – один из моих любимых предметов: я достал микроскоп, препараты, смотрели с сыном слои клеток. Каждая клетка окрашивается по-своему, это очень красиво.
Фото из архива Андрея Савченко
Признаюсь, жду не дождусь, когда у меня появятся внуки или внучки. Я думаю, что буду их даже больше любить, чем сына люблю.
Хочу уже подержать на руках малышей, понянчиться.
Об отдыхе души
– Моя душа по-настоящему отдыхает в церкви. Я являюсь председателем медицинского отдела Воронежской епархии. Большое удовольствие мне доставляют занятия с семинаристами Воронежской Духовной православной семинарии, преподаю им биоэтику и вопросы взаимодействия церкви и медицины. Мне становится хорошо уже от того, что к ним пришел, такая в семинарии благодатная атмосфера.
Фото из архива Андрея Савченко
Вера в Бога во мне с детства. Помню, как бабушка по воскресеньям водила меня на службу в храм. Вера – духовная составляющая человека. Без веры жизнь пустая, и человек заполняет чем-то пустоту. К сожалению, часто чем-то нехорошим.
Фото из архива Андрея Савченко
Люблю скрипку. Когда она играет, у меня вырастают крылья. Слушаю скрипичные концерты в машине, если есть время – с дисков, иногда получается сходить на концерт. Еще люблю балет. Когда был студентом, моя первая любовь училась в балетном училище, танцевала в массовке Театра оперы и балета. Пока я встречался с ней, ходил на выступления и начал понимать балет, полюбил его. С девушкой мы через четыре года расстались, а любовь к балету осталась. Жаль, что почти нет времени ходить на балет в театр.
3

Андрей Савченко – детский доктор

О профессии педиатра
– В педиатрии работают исполнительные и ответственные люди, которые очень любят детей. Не имея трех этих качеств, человек уходит из педиатрии. Сложность работы педиатра заключается в том, что он общается не только с больным. Общение с пациентом занимает короткий промежуток времени, а потом начинаются разговоры с мамой и папой, бабушками и дедушками, тетями и дядями.

Я хочу, чтобы родители видели в докторе друга, который помогает выбраться из непростой ситуации. Как ни печально, но некоторые сейчас видят во враче врага: «Неправильно ставит диагноз, неправильно лечит, неправильно обследует, делает назначения». И начинаются жалобы на педиатра, в которых разбираюсь я. Часто они происходят из-за того, что врач что-то не объяснил родным, не нашел с ними общий язык. Я понимаю, что подобное происходит из-за загруженности доктора. У него 15 пациентов, у каждого есть мама и папа – это уже 30 человек, прибавим к ним других родственников, не на всех удается найти время и силы.

Я обычно призываю родителей, чтобы они хотя бы не мешали, а по-хорошему, и помогали. Когда врач и родители достигнут взаимопонимания, ребенок пойдет на поправку.
Фото Роман Демьяненко
А еще бывает, что из-за тяжелой болезни ребенка начинает болеть душою мама. Да и папа меняется из-за переживаний. Болеет вся семья, и мы должны лечить и поддерживать не только ребенка, но и его родителей.
О принятии диагноза
Если для смертельно больных детей лучше сладкая ложь, чем горькая правда, то с их родителями иногда приходится беседовать жестко. Мама и папа должны понимать, чем все закончится, иначе будут сомневаться во враче. Да и как относиться к врачу, если он пообещал, но не сделал? Поэтому мы говорим о реальном положении вещей, трактуем все, как есть. И даем прогноз, как мы его видим на сегодняшний день. Родители должны знать о состоянии ребенка. Если они хотят, то услышат.

Некоторые родители очень хорошо слышат и понимают, но не хотят верить. Я стараюсь найти индивидуальный подход к каждому, разделить с ними горе. Иногда приходится объяснять часами, иногда – встречаться для разговора несколько раз. В ситуациях, когда у ребенка нет реабилитационного потенциала, то есть он будет инвалидом, меняется весь уклад жизни семьи, если она не рушится вовсе. Родителей нужно подготовить морально, научить ухаживать за ребенком-инвалидом.

Если не брать совсем тяжелые клинические случаи, к примеру, сахарный диабет, я нашел слова, которые хорошо успокаивают родителей. Подобрал их много лет назад, когда ко мне принесли девочку с гипофункцией щитовидной железы.
Врачи заподозрили гипотиреоз у девочки Лизы, когда ей было пять дней. Щитовидная железа вырабатывает гормоны, которые нужны для правильной работы всего организма. Из-за их отсутствия ребенку грозила умственная отсталость, отставание в физическом развитии, нарушения деятельности практически всех органов и систем.

– Мама, заместительная терапия решает все. У нас есть L-Тироксин, прием которого компенсирует недостаток гормонов, – объяснил Андрей Савченко.

– Это же всю жизнь на таблетках, – расстроилась мама девочки.

– Если вы не будете кормить ребенка, то он тоже умрет. Если не будете есть сами, умрете, – подобрал слова врач, которые позже стал говорить родителям детей, нуждающихся в пожизненной заместительной гормонотерапии.

Сейчас девочка Лиза выросла и учится в университете. Ребенок не отставал в развитии ни на секунду. Ей всю жизнь предстоит принимать лекарство, но на качество жизни это не влияет.
О детской реанимации
– Не понимаю, почему вопрос о допуске родителей в реанимацию стал так широко обсуждаться в СМИ. К нам из-за резонанса пошли запросы из инстанций. У нас реанимация была всегда доступна для родителей. Если есть возможность у мамы, мы ее госпитализируем с ребенком – смотри, ухаживай, корми. Персонал всему научит. Если мама не может находиться в отделении реанимации, но хочет быть с ребенком, госпитализируем маму в другое отделение. Даем ей право посещать ребенка. Если хочет к ребенку папа, пустим и его.
Фото Роман Демьяненко
Малыш с наследственным заболеванием, которое не позволяет самому дышать, провел в реанимации ВОДКБ № 1 на искусственной вентиляции легких первый год своей жизни. Мама и папа практически жили с ним. Все вместе они отметили первый день рождения с гелиевыми шарами под потолком и цветами. Когда родители научились ухаживать за мальчиком, купили для сына аппарат ИВЛ, врачи выписали малыша домой.
О недоношенных малышах
С 2011 года ВОДКБ №1 вступила в программу по выхаживанию недоношенных детей массой от 500 граммов в соответствии со стандартами Всемирной организации здравоохранения. В условиях неонатальной реанимации врачи спасают детей, родившихся в сроке гестации 26-28 недель беременности.
– Недоношенные детки не любят шума и света, поэтому мы создаем в кувезах условия, максимально приближенные к утробе матери. Кормим через вену, поддерживаем нужную температуру. Нередко новорожденные появляются на свет с инфекцией, которая как раз спровоцировала преждевременные роды. Мы боремся с ней с помощью противовирусных препаратов, антибиотиков. Исход в инвалидность у недоношенных детей есть, но в целом результаты реализации программы мне пока нравятся. Отставание в развитии постепенно нивелируется, и получаются замечательные детки, глядя на которых и не подумаешь о недоношенности. Кстати, скоро малышу с минимальной за время действия программы массой в 490 граммов исполнится один год.
Фото Роман Демьяненко
О материнском инстинкте и его отсутствии
– Бросить своего ребенка могут только больные, психически неполноценные люди. Не представляю обстоятельств, которые оправдывают матерей, избавляющихся от своих детей. Одна в Нововоронеже подбросила мальчика в туалет при храме, другая в Россоши родила девочку в выгребную яму туалета. В обоих случаях переохлажденных детей мы спасли. Подобные истории ужасают. Что у таких женщин в голове? А в душе?!
В 90-е годы Андрея Савченко потряс случай, произошедший во время дежурства в больнице. В корпус на улице Ломоносова мужчина принес ребенка, которого нашел в лесу. Житель микрорайона гулял с собакой, и та выкопала новорожденного из осенней листвы. Темнокожую девочку, которой было несколько дней от роду. Она сильно переохладилась, но была жива. Врачи выходили малышку и передали в дом ребенка.
– Всякий ребенок, больной или здоровый, имеет право на жизнь. Заслуживает, чтобы его любили. Часто вижу мам с детьми-инвалидами, которые любят их больше, чем те, у которых здоровые дети.
Фото Роман Демьяненко
Недавно смотрел ребенка с тяжелой формой ДЦП, с судорогами. Мама от него ни на шаг не отходит, он для нее свет в окошке. Перспективы у этого «света», к сожалению, нет, но для нее этот ребенок – самый лучший и самый любимый. Убежден, что мама будет с ним до конца своих дней. Вот так одни способны отдавать себя больному ребенку до капельки, до донышка, а другие думают только о личном комфорте и благополучии. Последних очень жалко – скорбные они и умом, и сердцем.
Материалы спецпроекта
Made on
Tilda