Со вчерашнего дня Интернет кипит от обсуждения оценок воронежской культуры, сделанных приглашенными экспертами. «Не отметили то, не оценили этого», жалуются одни. «Верно ухватили самую суть», восхищаются другие. А я, как человек, который наблюдает за родным городом не только изнутри, но и со стороны, считаю, что все это – мышиная возня. Люди, вы вообще видели, кто потребляет эту вашу культуру, о которой вы так яростно спорите?
На мой взгляд, проблема Воронежа в том, что он слишком стремится быть культурным. Хотя подходящего базиса для этого нет. Нет, я не спорю, в Воронеже много истинных художников в широком смысле этого слова, которые тянут на себе городскую культуру. И у них есть своя аудитория – одни и те же люди, которые посещают все выставки и концерты. Эти лица узнаю даже я, хотя и живу в Воронеже не постоянно, а культурные мероприятия посещаю, в основном, в европейских столицах. Но когда начинается широкое общественное обсуждение, все почему-то говорят о воронежской культуре в целом, о воронежцах во множественном числе, и почему-то забывают об одном: а для кого эта культура? Господа, для кого вы это все делаете?
Некоторое время назад воронежские друзья пригласили меня на выставку, которая проходила в Воронежском областном художественном музее имени Крамского. Про китч. Известнейший куратор – Кирилл Светляков из Третьяковки (я знакома с его экскурсиями на Винзаводе и его Школой коллекционеров и экспертов, это действительно человек с энциклопедическими знаниями и прекрасным чутьем к современности). И что же? Пока мы ходили и рассматривали арт-объекты, нам все время мешали это делать люди, которые – что бы вы думали? – фотографировались! Они становились спиной к арт-объекту и щелкали друг друга на свои мыльницы. Крутили попами перед объективом.
Две девицы в коротких сарафанчиках и на шпильках (они, видно, полагали, что нарядились на вернисаж) просто изумили меня – они минут двадцать вертелись рядом со статуями, являвшими собой одну из инсталляций, обнимались с ними, прижимались к ним, обходили спереди, обходили сзади – и запечатлевали все это на фотокамеру. Позже я заметила, как они фотографируют что-то на заднем плане пошлейшим образом – подставляя ладошки, как будто держат это что-то в руках. Еще позже они попались мне, когда пытались скопировать девушку на картине у них за спиной – не знаю, с какого дубля им это удалось. Но за все это время я так не увидела, чтобы они подошли и прочитали аннотацию хоть к одному объекту.
Толстый папаша долго фотографировал дочку лет восьми, одетую в спортивный костюм, перед работами, подразумевавшими пародию на соцреализм. Я, конечно, человек широких взглядов, но что ребенок восьми лет может понять в пародии на соцреализм? Зачем в домашнем архиве фото ребенка на фоне этих работ? Ответ может быть только один: отметиться «мы там были». Наверное, уже вечером он показывал эти фотографии друзьям у себя в «Одноклассниках» – и, наверное, врал не краснея: «Ходили на выставку. Картины из Москвы. Окультурились. Катеньке понравилось». Осталось ли у него и у Катеньки в голове хоть что-то из этой экспозиции? Понимание китча как явления, понимания бренности наших представлений об искусстве, более широкий взгляд на искусство? Не смешите меня. Но вы так много говорите о культуре, что даже этот пентюх потащился в музей, чтобы поставить галочку в жизненном плане. И даже лопаты на стене не привлекли его внимания.
А этот позор на Платоновском фестивале? Я регулярно посещаю музеи и театры – для каждого города мира, где я бываю, я начинаю планирование поездки с изучения информации о музеях. Но чтобы попасть на спектакли Платоновского фестиваля, я добиралась в Воронеж почти сутки с пересадкой в Петербурге (мой рабочий график был таков, что спланировать заранее удобные билеты я не могла). И все же я не пожалела. За стеклом в мамином антикварном серванте, который я помню с детства, меня ждала целая стопочка зеленых билетов на спектакли и концерты. Каждый раз я сидела в зрительном зале, затаив дыхание! Я могла увидеть столько прекрасных постановок в одном месте – и мне не нужно было ждать для этого, когда я снова окажусь в Таллинне или в Вене. И как к такой возможности отнеслись воронежцы? На том спектакле эстонского театра, где вы оскандалились, зал даже не был полон. И когда этот мужчина, который, напоминаю, пришел в театр в гавайской рубахе и нелепых штанах с пузырями на коленях, встал и начал возмущаться, это было ужасно. Но как он там оказался? Почему пошел в театр вместо того, чтобы пить пиво и хрумкать сухариками, как ему, видно, очень хотелось? Не ваши ли это амбиции, господа культурные деятели, – продать больше билетов, сделать их дешевле, написать больше статей в прессе, расклеить больше афиш, чтобы каждый вчера слезший с пальмы пришел «на культуру»?
Наутро в прессе стали появляться прилизанные заявления местных интеллигентов и чиновником о том, что да, вкусы у всех разные, что нет, надо было подписать в афише, о чем спектакль, но я смотрела на другое. Комментарии под текстами и в соцсетях! Ах, голые люди, ах, безнравственность, ах, Бычков нам что-то там подрывает. Десятки, сотни таких комментариев.
Понимаете, это – диагноз. Воронежцы могут пригласить за хорошие гонорары еще хоть сотню московских экспертов, которые побывают в самых интересных пространствах Воронежа, поживут в хорошем отеле, поедят в приятных ресторанах, пообщаются с местной творческой интеллигенцией и напишут вам отчет, как хорош город, что в Воронеже просто по Чехову «есть библиотека, театр, клуб, бывают балы, что, наконец, есть умные, интересные, приятные семьи», но это значит выдавать желаемое за действительное, закрывая глаза на правду. А правда в том, что город пыжится, выпрыгивая из штанов, чтобы показаться культурной столицей, в то время как наполнен мужчинами с барсетками в гавайских рубашках и носках под сандалиями, и девушками-фотолюбительницами.
