- В советское время отдушиной всегда было народное искусство, в котором разрешалась и условность, и декоративность. А любое другое искусство должно было быть соцреализмом. Я делал деревянную, раскрашенную, грубую скульптуру, у меня выработался стиль примитивизм, которому следовал и художник Саша Ножкин. Этот наивный стиль позволял художнику свободно высказываться в карикатурной, гротескной манере, не опасаясь преследования властей.

- Мы с Виталием Кулешовым в 1983 году сняли под мастерскую частный дом на Большой Стрелецкой. Там собирались художники, поэты, приносили с рынка книги по искусству, говорили о творчестве. А с началом перестройки появилась возможность выйти из андеграунда, проводить выставки. Нам нравилось европейское искусство, импрессионисты, модернизм, и хотелось перенести это на воронежскую почву. В 1988 году мы создали творческое объединение «Дом» под эгидой Всероссийского фонда культуры. И хотя это было некоммерческое объединение, по существующему тогда законодательству нас зарегистрировали как кооператив. Мы с презрением относились к «салонному» искусству, считали, что художник должен шокировать, быть рупором всего нового.

- Многие воронежские художники стали в 1990-е годы участниками зарубежных выставок, сотрудничали со столичными галеристами. Я с 1988 года сотрудничал с немецкими и австрийскими галереями. В 1989 году мы провели со Стариловым и Ножкиным в Чехословакии выставку, которую там очень тепло встретили. И в Воронеже зрители с большим интересом ходили на выставки, было много дискуссий на радио и телевидении. В кинотеатрах «Луч» и «Юность» проходили фестивали, экскурсии, лекции, и тут же выставлялись работы художников. Кто-то покупал, коллекционировал это искусство, и через много лет мы обнаружили, что это стоит больших денег, а тогда об этом даже не думали.

- Раньше каждый спектакль принимала комиссия, которая находилась под очень сильным давлением партийных органов, так что многие спектакли снимались сразу или после нескольких показов. С началом перестройки режиссеры получили возможность брать для постановки те пьесы, которые они хотели, а не те, которые давал обком партии.

- К сожалению, одновременно с контролем партийных органов исчезло и достаточное финансовое обеспечение. Нужно было думать, как зарабатывать деньги. Ведь раньше из бюджета выделялись пусть и небольшие государственные деньги, но стабильно. А теперь театрам, актерам надо было думать, как зарабатывать. На сцене и экране появилось много пошлости, хлама, абсолютной ерунды. И если раньше все было зажато в тиски цензуры, то бесцензурье привело к абсолютной вольнице, которая эстетически не всегда была оправдана.

- С одной стороны, жилось нам очень трудно: зарплату задерживали, в театре было сложно с материальным обеспечением, приходилось прилагать невероятную смекалку и фантазию, чтобы на скромные деньги ставить полноценные спектакли. И у нас получалось! А зритель даже не догадывался, что сверкающее платье Золушки - всего лишь искусно подсвеченная фольга. Но мы были молоды, жили весело и задорно, радовались эмоциям после спектакля, когда зрители аплодировали и кричали «браво!», подолгу не отпуская нас с поклона.

- Приспосабливаться было сложно, но мы освоили большую сцену. Мы стали больше уделять внимания технике речи, ведь зритель должен был все слышать в огромном зале и в то же время не чувствовать, как актеры напрягают голос. У нас был замечательный руководитель Анатолий Иванов, ему не раз предлагали зарабатывать арендой, сдавать площади под ресторан или ночной клуб, но он стоял на своем: театр должен оставаться театром. Зато создавались новые театральные формы: делались спектакли малой формы в фойе, в буфете, мы зарабатывали своим искусством, а не арендой. Иванов никогда не ставил низкосортных пьес, он считал, что мы должны зрителя поднимать до своего уровня, а не наоборот. Когда начали появляться провокационные пьесы с обнажением, с ненормативной лексикой, он говорил: когда нечем удивлять, то снимают трусы. Никакой пошлости, скабрезности никогда не было в его спектаклях, он умел о современности сказать интеллигентно, без фальши и дешевых эффектов. Даже в пьесах с трагическим содержанием всегда был позитив, и зритель не уходил подавленным, всегда была надежда на лучшее, а в то время это было очень важно. Зритель ходил в театр за яркими эмоциями, хотел уйти от смуты времени. Некоторые по десять раз ходили на спектакль, чтобы напитаться эмоциями, красотой, радостью.

- Лавина художественной самодеятельности покатилась по стране в начале 1980-х, когда в Ленинграде образовался рок-клуб. Так органам, курирующим молодежную культуру, было удобнее присматривать за этой самой культурой. Тем не менее нововведение не стало еще одной формой официоза. В Воронеже рок-клуб появился в середине 1980-х и базировался в маленьком ДК ТЭЦ на левом берегу около Вогрэсовского моста. За короткое время на его сцене и на других площадках Воронежа побывали такие коллективы, как «Крематорий», группа «Дед Мороз» с вокалистом Евгением Осиным, позже певшим в «Браво», «Нюанс», «Пого», голландцы Нурага, «Объект насмешек», «Звуки Му», «Гражданская Оборона», «Ва-Банк», Цой.

Меня в рок-клуб затащил мой друг Витя Найхин, известный впоследствии как журналист Виктор Беккер. Наш коллектив мы назвали «Молотов Коктейль». Репетировали сначала там же - в ДК ТЭЦ, где находился рок – клуб. На репетиции захаживал и даже пару раз садился за барабаны Юра Клинских, он подыскивал себе музыкантов, чтобы создать группу. Ансамбль Юры «Сектор Газа» выступил впервые на концерте-прослушивании, по результатам которого выносилось решение о приеме в рок-клуб. По просьбе Юры на этом концерте я играл на гитаре в составе «Сектора Газа». Никогда бы не подумал, что мне придется об этом вспоминать. Я, мягко говоря, не поклонник творчества Хоя (кстати, почему «Хой»? Псевдоним был взят в честь британского панка Oi - «Ой»).

- Клипы снимались на огромные студийные камеры, монтировалось на видеомагнитофонах "Кадр-3м" с огромными рулонами ленты, которые видеоинженеры тормозили руками. Их показывали не только в Воронеже, но и на федеральных каналах, с комментариями Троицкого и Новгородцева, и на телефестивалях.

- Одна из старейших студий звукозаписи «Black Box», основанная музыкантами группы из воронежского политеха «Фаэтон», находилась в «Полтиннике». Студий звуко- и видеозаписи в 1990-е в Воронеже было пруд пруди. Но они занимались тиражированием и продажей на кассетах музыки и фильмов. Студия же «Black Box» была настоящей студией звукозаписи с многодорожечным магнитофоном, пультом и средствами обработки звука. Это позволяло, скопив необходимую сумму, качественно записать самодельный музыкальный материал. Дальнейшая судьба этого материала могла быть всякой. Например «Сектор Газа», записавшись на «Black Box» и поначалу бесплатно распространяя запись через ларьки звукозаписи, растопил сердца горожан в первом поколении и снискал себе славу и богатство, которые не принесли счастья. Для меня 90-е были хороши главным образом тем, что открылись границы, исчезли идеологические барьеры и хорошая некоммерческая музыка мира стала доступна.

- В 90-е годы в Воронеже проходило множество концертов и фестивалей. Кавер-групп, которых сейчас множество, тогда практически не было (за исключением свадебно-ресторанного сегмента). Все старались сочинять и исполнять собственный материал. Стили и направления были представлены самые разные: рокабилли (группа «Джук бокс», "Propellers"), рок-н-ролл («Мемфис»), инструментальный фьюжн и джаз-рок («Погонщики улиток»), реггей («Акклюзия»), пост-панк «Молотов Коктейль», гитарное инди ("Gleam"); грандж/евро бит/фанк ("Pork roll"); акустическая музыка с кельтскими мотивами ("Левый берег", «Лоэнгрин», "Крошка Лили", "Йрмолай"), депрессив эйдж ("Хуйтун-Тайга"), психоделия ("Эхо 5"), в которой пела юная Ольга Табацкая, ставшая впоследствии известным фотохудожником. Очень модную танцевальную музыку на стыке ню-диско и эйсид-джаза исполняла группа Los Chicos.
Были и совсем диковинно-экзотические экземпляры: например рок-бард Красный Огурец или коллектив "Голден аватар сонгс". Он состоял из кришнаитов, которые активно участвовали в рок-фестивалях, играли на аутентичных инструментах: караталах, фисгармонии, скрипке, пели мантры и баджаны; плясали с Бхагавад-гиттами и угощали зрителей индийскими сладостями.

- В начале 1987 года власти официально объявили о создании клубов по интересам, для нас это был путь к изданию книг. Многие клубы тогда взял под свое крыло «перестроившийся» комсомол, и мы тоже получили регистрацию в Городском молодежном центре как клуб поэтов «Лик». Мы начали делать клубные проекты, провели в фонотеке серию вечеров, на которых несколько человек, переплетая стихи друг друга, создают новое поэтическое вещество. Через год фонотека ушла на ремонт, а клуб «Лик» перешел в городскую юношескую библиотеку. Там был прекрасный сводчатый подвал, где продолжились поэтические вечера. Комсомол выделил деньги, и мы издали в 1989 году «Дюжину» - сборник стихов ликовцев. Подружились с поэтическими клубами из других городов. Параллельно «Лик» стал основной силой независимого профсоюза литераторов.

- Закон о приватизации позволял передать эти объекты в частную собственность, но только "Спартак", "Пролетарий" и частично "Юность" сохранили свой профиль. А например, "Родина", "Заря", "Старт" и "Мир" очевидно были умышленно обанкрочены и перепрофилированы. Воспрепятствовать этому не удалось, несмотря на обращения в правоохранительные органы.