- Нам нетрудно, - пожал плечами я и поднялся, чтобы выполнить ее просьбу.
И в эту секунду я увидел в глазах своей спутницы ясный и сильный гнев. Как раз тот его вид, про который пишут «глаза засверкали». Помедлив пару секунд, она пересела, я тоже, и инцидент, вроде бы, исчерпался. Но я чувствовал, что спектакль моей спутнице уже неинтересен. Что, понятно, испортило настроение мне. Потом как-то улеглось, но осадочек остался. В антракте я спросил:
- Тебя что-то беспокоит?
- Да так… не люблю, когда мне указывают, что делать.
Оказывается, она восприняла вежливую просьбу как личное оскорбление, как посягательство на свою свободу и личное пространство. Культурный и благополучный человек, общающийся в основном с такими же, она обладает рефлексами узника ГУЛАГа. Если тебя о чем-то просят, тебя проверяют на слабость и лоховство – и, если подвинулся, можно двигать и щемить дальше. Поэтому, чтобы сохранить свое место под солнцем, любые попытки тебя подвинуть надо отсекать на дальних подступах. «Не верь, не бойся, не давай».
Надо сказать, что у нее больше оснований иметь такие рефлексы, чем у меня. Она живет в мире российского бизнеса, который до сих пор существует если не по законам уголовного мира, то в сходном стиле. Я как журналист сталкивался с его проявлениями, хотя и в очень вегетарианских формах. Берешь информацию у бизнесмена, оговариваешь условия публикации – и через пять минут оказывается, что ты согласился гораздо на большее, чем собирался. И все равно потом виноватым остался. Лох, да. Но мне это ничем не грозит. А она заключает сделки. У нее в спинной мозг должны быть вбиты чутье на разводки и способность им противостоять. Они не зависят от сознания и действуют автоматически и непрерывно. Но в театре эти рефлексы неуместны и только вредят.
Я называю такое душевное состояние оркитом. Пораженный этим недугом все, что доставляет ему неудобство, все, что ему не нравится, все, что может принести ему даже гипотетический ущерб, воспринимает как личный выпад, как попытку его унизить, опустить. И впадает в ярость. Если тебя задели в толпе, если за стенкой работает дрель, если соседний автомобиль в потоке совершил не очень удачный маневр – все это не мелочи быта, а личный выпад и требует обратки.
К сожалению, очень часто больной оказывается прав. Потому что это правило действует в обе стороны – окружающие в свою очередь озабочены тем, чтоб постоять за себя, и стараются как можно шире очертить свои границы. И чувствуют обязанными дать обратку при нарушении. В пересекающихся зонах этих личных кругов происходят конфликты, оборачивающиеся у маргиналов живописной поножовщиной, в бизнесе и политике – менее эффектными, но более разрушительными действиями. В романе Юлии Латыниной «Промзона» два олигарха ведут войну исключительно ради сохранения лица. В итоге: «Промышленная война принесла России около шестисот миллионов долларов ущерба и искалечила души всех, кто остался в живых».
Мы не олигархи, у нас нет таких богатых возможностей, зато нас много, и война всех против всех идет каждый день. При этом, что удивительно – агрессоров-то нет, в самом деле нет. Каждый, не лукавя, уверен, что он только защищается.
Вероятно, подобная настройка необходима для того, чтоб выжить в преступном мире, тюрьме или казарме. Но и там, насколько мне известно, нельзя перебарщивать. «Отморозки», больные оркитом в терминальной стадии, долго не живут. Проблема в том, что пока мы так чувствуем здесь, «в нормальном мире» - он и не станет нормальным, у нас и будет кругом сплошной ГУЛАГ, пусть и с евроремонтом.
Чувства нельзя разоблачить, чувства нельзя опровергнуть. Они просто есть. Их можно воспитать, что требует времени и сознательных усилий. Моя знакомая, с которой я начал рассказ, понимала, что реагирует неадекватно, но ничего не могла с собой поделать. Это как арахнофобия – человек знает, что обычный паук не может причинить ему вреда, но перестать паниковать не может. Думаю, пацифистскими призывами здесь ничего исправить нельзя. Полагаю, для начала нам всем надо осознать наличие у себя вредной и опасной фобии на людей. И чаще включать голову – действительно ли на нас напали и нужно защищаться? Учиться сдерживать свои рефлексы. Собственно, в этом и состоит культура, для этого и строят театры.
А с той дамой мы расстались после спектакля без взаимных сожалений. Она по этому минутному эпизоду сделала совершенно справедливый вывод: я лох. А что подумал я, вы уже знаете.
