Заброшенные хутора: как пустеют воронежские деревни. Луговской

Откуда в Голландии узнали о пчелах, выведенных в сельской глубинке.

Леонид Шифрин, 3 августа 2020, 00:30

Андрей Архипов

РИА «Воронеж» продолжает рассказывать о последних жителях умирающих хуторов и деревень региона. Журналистов интересует, останутся эти населенные пункты на карте через 10–15 лет или исчезнут вместе со своими последними жителями. Очередной выпуск спецпроекта посвящен хутору Луговской Воробьевского района, где постоянно живет лишь один человек.

Территориально Луговской относится к Березовскому сельскому поселению и находится примерно в 15 км от его центра – села Березовка. Большую часть этого пути надо проехать по асфальту, который идет по селу Нижний Бык, затем – съехать с твердого покрытия и двигаться примерно километр по полевой дороге, а после переехать пересохшую в этих местах речушку Подгорная. Ближе к Калачу она становится более полноводной, но возле Луговского немного наполняется разве что после сильных ливней.

Сам хутор – вернее, его единственный жилой дом – стоит на краю леса, который издавна называется Васильевой Яругой («яруга» по-польски означает «овраг»,) площадью около 50 га. Густой лес расположен на холмах, а потому напрямую по нему пройти довольно сложно.

– Наш хутор был основан до революции переселенцами из соседних сел – Верхнего и Нижнего Быка и Никольского-2-го, – рассказал единственный житель хутора, 64-летний Василий Федосов. – Мои дед с бабкой как раз были в числе первых поселенцев в этих местах. Во времена СССР в Луговском было около 30 домов. Здесь находилось одно из отделений колхоза «Новый путь» – свиноферма и овцеферма. А магазин и начальная школа работали за речкой, ближе к Нижнему Быку. Мы всегда жили на отшибе. Бывало, после разлива речка так поднималась, что на 10-12 дней оказывались отрезанными на своем хуторе, приходилось к магазину и школе на лодках плавать.

После службы в армии Василий уехал из родных мест в соседний Калач, долгие годы работал там дорожником, но связи с малой родиной, где жили его родители, не терял. А в 1989 году стал первым фермером Воробьевского района.

– Мы с моим отцом, Иваном Семеновичем, решили взять землю в родных местах, собрали все необходимые документы и начали фермерствовать. Начали с 30 га земли, потом взяли еще – всего у нас ее оказалось 150 га. Но нам достались самые «неудобья», солончаки, которые давали минимальный урожай. В те годы, когда фермерское движение только начиналось, банки давали грабительские кредиты под 300% годовых! Конечно, преуспевающими фермерами мы так и не стали. Все эти годы работали почти «в ноль», а когда в 2010 году отец умер, я решил завязывать с фермерством. Избавился от земли, бросил технику и теперь занимаюсь только пчелами.

Почти все время Василий проводит в Луговском. И хотя в Калаче у него дом, жена, дети и внуки, он до сих пор считает себя хуторянином. Здесь его дом, который строил его отец в 50-х годах и откуда Василий уходил в армию, а потом, как тогда казалось, в другую жизнь. Но спустя годы Василий вернулся на малую родину.

– Примерно с 90-х годов Луговской стоял пустым, но теперь я стараюсь хоть как-то возродить его, – заметил Василий. – Здесь я провожу примерно 10 месяцев в году. Занимаюсь пчелами, причем не только качаю мед, но и развожу пчелосемьи. Каждый год отбираю лучших пчел, создаю семьи, потом снова улучшаю породу и продаю их. Это для меня главный заработок. Мед – это, конечно, хорошо, но мне интересно доводить породу до совершенства, создавать максимально морозоустойчивую и медоносную пчелу. Выведенную породу я назвал именем своего хутора – Луговская. Ульев у меня не очень много – примерно 50-60, но несколько раз мой мед покупали уроженцы наших мест, которые живут сегодня в Болгарии и Голландии, везли его домой и потом звонили из-за границы, чтобы поблагодарить за качественный продукт.

По словам Василия Федосова, заниматься медом с каждым годом становится все труднее – окрестные поля опыляются какими-то новыми химикатами, и пчелы, слетав туда, начинают болеть, что неизбежно сказывается на качестве меда. Донимают и щуры – птицы, поедающие пчел. От этой напасти избавиться сложнее всего.

Единственная хуторская улица – Садовая – прямо за домиком Василий Федосова упирается в заросли клена, чтобы через километр вновь появиться из ниоткуда и идти дальше, в сторону Никольского 2-го.

Брошенных домов в Луговском не осталось – лишь в паре километров оттуда сохранились стены бывших строений. Почти все дома в этих местах раньше клали из крупных кусков мела.

– У нас было принято брать подводу и ехать на дальнюю меловую гору, а там ломом или киркой откалывать крупные куски мела – «глуздки». Хозяева привозили этот стройматериал себе, чтобы класть из него дом. В нем всегда было тепло зимой и прохладно летом, – рассказал Василий Федосов.

В хозяйстве бывшего фермера – мокик (мопед, сделанный по схеме обычного мотоцикла, с коробкой передач и без велосипедного привода), на котором хозяин по необходимости ездит за 50 км в Калач и обратно, а также УАЗ-«буханка» 2003 года выпуска, который выручает Василия весной и осенью, когда добраться от асфальта до его домика проблематично.

Кроме занятия пчелами, хозяин сажает небольшой огород, а ближе к осени покупает уток.

В 10 м от дома – погреб, выложенный меловыми плитами, где Василий зимой хранит урожай.

Когда Василий Федосов знакомил журналистов РИА «Воронеж» с территорией хутора, их внимание привлекла одинокая могила. Надгробья не было видно с заросшей дороги, петляющей по холмам, но местный житель безошибочно вышел к ней.

– Здесь лежит наш хуторянин Василий Сергеевич Ярцев, родившийся в 1895 году и умерший в 60-х (дата смерти на памятнике стерлась. – Прим. РИА «Воронеж»). Люди рассказывали, что в годы коллективизации он был зажиточным крестьянином – по-тогдашнему, «кулаком». У его семьи забрали все имущество и всех выслали в Сибирь. Потом он вернулся на родину, работал в колхозе, а когда умирал, просил, чтобы его похоронили не на хуторском кладбище, а здесь, на лугу. Родные выполнили его просьбу. Я иногда бываю здесь. Честно говоря, хочу, чтобы, когда умру, меня похоронили рядом с ним – на косогоре, откуда открывается вид на родной хутор, – заметил Федосов.

Его бабка, кстати, во время коллективизации тоже чуть не попала в «кулаки». Она занималась выделкой кож и, когда в дом неожиданно зашел милиционер с наганом и начал писать бумагу на выселение и ссылку в Сибирь, показала ему кусок кожи и предложила сшить сапоги. Сшила уже через несколько дней. Так ее семья избежала ссылки.

Дед Василия погиб во время войны и был похоронен в Украине на территории Луганской области.

– Еще когда я занимался фермерством, мечтал о том, чтобы в наш уже умерший в те годы хутор приехали новые люди, вернулась прежняя жизнь. В планах было даже проложить на Луговской асфальт. Но планы так и остались планами, никто сюда не приехал да и теперь уже точно не приедет. А я сегодня пока поддерживаю жизнь моей малой родины, а не станет меня – и все зарастет кленом, дорога сделается непроезжей, и люди вообще забудут, что в этих местах был хутор Луговской… Раньше на каждый праздник наши хуторяне накрывали столы. Особенно любили гулять на Троицу. Помню эти годы, и сердце сжимается от того, что они уже никогда не вернутся, – вздохнул Василий Федосов.

На этой странице используются файлы cookies. Продолжая просмотр данной страницы вы подтверждаете своё согласие на использование файлов cookies.