Заброшенные хутора: как пустеют воронежские деревни. Лавров

РИА «Воронеж» продолжает рассказывать о последних жителях умирающих хуторов и деревень Воронежской области. Журналистов интересует, останутся ли эти населенные пункты на карте региона через 10-15 лет или же исчезнут со своими последними жителями. Корреспонденты РИА Воронеж» отправились на хутор Лавров Нижнедевицкого района, где постоянно проживают три вдовы.

Территориально Лавров относится в Михневскому сельскому поселению. Проехать сюда на легковушке трудно, хотя от асфальта до крайних домов хутора не более 400 м. В сырую погоду машина обязательно «сядет на брюхо» из-за глубокой колеи на проселочной дороге.

На единственной улице, носящей название самого хутора, – на улице Лаврова – постоянно живут три пенсионерки. Еще две хуторянки умерли несколько месяцев назад.

Главное украшение зала уютного домика 70-летней Нины Корольковой – громадный куст бальзамина.

Нина Королькова в этом доме одна семь лет. Супруг Василий Антонович, с которым прожила более 40 лет, умер в 2009 году.

У пенсионерки две дочери (сын недавно погиб) и пять внуков. Но переезжать к ним в Воронеж хозяйка не собирается.

Нина Королькова сама родом из Воронежа. В областном центре более 10 лет жила с отцом Митрофаном Федоровичем и мамой Еленой Ивановной. Родители уехали из Лаврова в Воронеж на заработки сразу после свадьбы, там и родили дочь.

– Мы жили на улице Беговой, – вспоминает Нина Митрофановна. – Отец работал на заводе, но мама очень хотела вернуться в родные места, и все просила его: «Давай вернемся». Я пошла в Воронеже в школу, и все-таки родители оставили город и вернулись в Лавров. Здесь я окончила школу, после училась в Воронеже в техникуме, а в 17 лет вышла замуж.

По словам Нины Корольковой, свое название Лавров получил по фамилии первого переселенца. Он перебрался сюда, буквально на пустое место, из соседних Синих Липягов примерно в середине XIX века.

Во времена СССР на хуторе было более 60 дворов, жило примерно 300 человек. Была начальная школа, а потом детишки доучивались в Михнево, до которого почти 5 км.

– Всю жизнь я проработала свекловичницей в нашем колхозе «Знамя коммунизма», а мой муж – свекловодом. Но однажды его посадили на комбайн. И все 15 лет, когда начиналась уборка зерна, я работала его помощницей на комбайне – вставали в 4 часа, а заканчивали работу порой в 22-23 часа. Горячее время было. Районная газета «Ленинский завет» написала о нашем экипаже 23 июля 1988 года – мы с Василием всегда были лучшими комбайнерами колхоза.

Нина Королькова была и депутатом сельского Совета. По словам пенсионерки, во времена СССР любые выборы на селе были праздником.

– Хутор наш угасает, – уверена хозяйка. – Правда, дети умерших хуторян иногда приезжают летом в родительские дома, но делают это все реже. Перед смертью моего мужа мы часто вспоминали с ним нашу молодость: как весело жили в колхозе, как на избирательных участках всегда гармошка играла, как работали до седьмого пота, как детей растили, как жизни радовались. А теперь нам, последним старикам, для чего жить?

Из живности у пенсионерки всего с десяток курочек, есть огород в 50 соток. В Воронеж к детям и внукам Нина Королькова не хочет – малая родина не отпускает в город.

Напротив хатки Нины Митрофановны домик ее соседки – 86-летней Пелагеи Байбаковой, похоронившей мужа Ивана Николаевича еще в 1985 году.

Ноги пенсионерки почти не ходят, да и давление частенько зашкаливает.

У Пелагеи Алексеевны четверо детей, шестеро внуков и два правнука. Молодежь иногда забирает ее зимовать в Воронеж.

Дочь Нина, экономист по образованию, приехала помочь матери по хозяйству в день визита журналистов РИА «Воронеж».

– С курами в этом году плохо, – вздыхает хозяйка. – У меня их всего две, хотели подкупить еще (в Нижнедевицке на рынке за них просят 300 рублей), да как-то не собрались. А теперь уже дело к осени идет. Зимовать, наверное, у детей буду. Но дом свой в Лаврове не брошу. Я своим молодым так и сказала: пока своими ногами ковыляю, буду на родине жить, а когда совсем «недвижимостью» стану – везите, куда хотите.

Нездоровится не только Пелагее Алексеевне. Весной 2016 года разболелся и ее зять – заядлый пчеловод, которому пришлось на время бросить своих пчел. Без его ухода захворали и они, так что ульи стоят во дворе почти пустые.

– Мой муж собирается выкопать прудик на краю хутора, – делится с корреспондентами РИА «Воронеж» Нина, дочь Пелагеи Алексеевны. – Летом мы приезжаем сюда каждые выходные, здесь очень тихо и так спокойно, что в город возвращаться не хочется. Но тут – отдых, а дома – работа, так что деваться некуда.

Самый дальний из трех жилых домов хутора тот, где обитает 84-летняя Анна Адодина, у которой трое детей, пять внуков и правнук.

Анна Гавриловна зимует в Воронеже уже пять лет подряд. Но весной всегда возвращается домой, чтобы по традиции выпечь пасхальные куличи в своей русской печке, которую она растапливает раз в году именно перед Пасхой. Супруг Сергей Акимович умер еще в 2001 году, так что угощать фирменными куличами приходится таких же одиноких хуторянок.

– Я, может, и хотела бы остаться в Воронеже, да только жить там особо негде. Дети не в хоромах обитают, так что я в своем домишке перекантуюсь сколько бог отведет прожить. А что дом на краю хутора – не беда, вон у меня какой сторож, – говорит хозяйка.

На будке лохматой дворняги, лаявшей посреди двора, кто-то из ее внучат написал: «Бобик злой».

С этим полностью согласны 10 кур, бродящих по двору в поисках корма.

А за двором жизни нет. Дальше почти на километр тянутся лишь развалины хуторских домишек, да столбы с проводами убегают в овраги и снова поднимаются на холмы, густо поросшие земляникой.

– Я хорошо помню, как мы жили в нашем Лаврове. Будто это вчера все было, – утирает слезы хозяйка дома. – А теперь мы стареем, а с нами и хутор, словно тоже морщинами покрывается. Да, у всех нас троих есть дети-внуки. Они нас не бросают, привозят еду, помогают по хозяйству. Но мы понимаем: доживаем последние годы на белом свете. Может быть, и там, на небесах, судьба снова сведет нас всех вместе.