Заброшенные хутора: как пустеют воронежские деревни. Литвиновка
Какая беда заставила постоянную местную жительницу покидать дом на зиму
Леонид Шифрин, 15 февраля 2021, 00:30
РИА «Воронеж» продолжает рассказывать о последних жителях умирающих хуторов и деревень региона. Журналистов интересует, останутся эти населенные пункты на карте через 10–15 лет или исчезнут вместе со своими последними жителями. Очередной выпуск спецпроекта посвящен хутору Литвиновка Острогожского района.
Населенный пункт расположен прямо вдоль трассы Воронеж – Луганск и от центра поселения – села Криница, до которого идет асфальт, – находится примерно в 12 км. До районного центра – Острогожска – от Литвиновки еще ближе.
На хуторе две улицы – Мира и Дорожная, первая плавно переходит во вторую.
На улице Мира всего два жилых дома, не считая нескольких хаток, купленных жителями Острогожска под дачи. Постоянные жители Литвиновки – семья 61-летних пенсионеров Хиценко и 91-летняя Мария Бабешко.
В теплое время года Мария Андреевна возвращается в родную хатку и ухаживает за курами, которых зимой из Должика приезжает кормить ее дочь Надежда.
В Литвиновке, которую после революции образовали жители окрестных хуторов, переселившись на эти земли, во времена СССР было около 20 дворов. Здесь находился колхоз имени Карла Маркса. Сегодня о тех годах напоминают лишь бывший колхозный пруд да еле заметные остатки фундамента овцефермы.
Виктор и Наталья Хиценко – не коренные литвиновцы. Корни Виктора – в Марковском районе Луганской области, как раз граничащей с Кантемировским районом Воронежской области.
Родственники Натальи – с Полтавщины. После революции их раскулачили и выслали на Дальний Восток, где Виктор служил прапорщиком на флоте. Там они с Натальей познакомились и поженились в 1985 году. В 1992-м он перевелся в воинскую часть, дислоцированную в Острогожске.
– Я сделал это, чтобы быть ближе к родителям и чаще ездить к ним под Марковку, – рассказал Виктор. – Острогожск был единственным городом, где базировалась воинская часть, если ехать от границы через Кантемировку на Воронеж. В 1994 году я вышел на пенсию и занялся перевозками, а с 1996-го до 2004-го мы жили в Питере. Наталья пыталась торговать на тамошних рынках, а я работал дальнобойщиком – возил продукты в сторону Мурманска. Но зацепиться за этот город у нас не получилось, и в 2004 году мы вернулись в Острогожск. У нас двое детей и двое внуков.
Виктор всегда мечтал о деревне. На домик, обложенный красным кирпичом, где семья живет сегодня, начал засматриваться, еще когда мимо Литвиновки мотался к родителям на Украину.
Как-то на острогожском рынке услышал, что домишко, хорошо заметный с дороги, продается. В 2014 году Хиценко оставили свою острогожскую квартиру сыну, а сами переехали в Литвиновку.
– Я городской житель, и до сих пор у меня чемоданное настроение, – призналась Наталья. – Никак не привыкну к деревенской жизни, да и, честно говоря, не хочу к ней привыкать. Тут мы с мужем не сходимся. Понятно, что до Острогожска хоть каждый день можно ездить на машине за продуктами. На хуторе с 2020 года проблема с водой – она просто ушла изо всех колодцев. Единственное, где она есть (наверное, там проходит водоносная жила) – у нашей соседки бабы Мани. Вот к ней в колодец за водой Виктор и ходит по несколько раз на дню – у нас птица, скотина, на день нам надо порядка 200 л. До ее колодца по огороду 100 м, но и на тележке не навозишься. Мыться ездим в свою квартиру в Острогожск, посуду моем максимально экономно, чтоб лишняя капля не улетела. А если бурить новую скважину, то минимум метров 100–120 – это встанет примерно в 130–150 тыс. рублей. Из-за этого огород теперь толком не посадишь – проблемы с поливом нарисуются. Вот наша главная головная боль!
Примерно в 300 м от домика Хиценко расположен тот самый пруд, куда до сих пор в теплое время года наведываются горожане с электроудочками, выбивая последнюю оставшуюся рыбу. В прошлом году 10-килограммовый толстолобик оторвал у незадачливого рыбака леску с поплавком и долго плавал с ней по поверхности. Из окрестных хуторов приезжали посмотреть, как поплавок перемещается по водной глади.
В полукилометре от домика Хиценко в балке из земли бьет родник, и питьевую воду они берут из него. Но ее тоже вдоволь не запасешь – рельеф местности такой, что доставлять воду домой непросто.
Прямо возле трассы догнивает остов кафе, не достроенного в 2017 году жителем Острогожска, который хотел минимально обустроить придорожный сервис. Кафе потихоньку разобрали, и теперь водители, проезжающие по трассе мимо Литвиновки, видят последствия так и не осуществленных планов.
– Поскольку хуторские дома стоят близко к асфальту, к нам часто заезжают то воришки, то наркоманы. Я присматриваю за соседскими дачами, но иногда нет-нет да кто-то залезет в них, – посетовал Виктор. – Приходится все время быть настороже.
У Хиценко три коровы – Калина и ее дочери Марта и Ветка. Супруги иногда везут молоко в Острогожск на заказ, но Калина доится плоховато, так что о полноценном молочном бизнесе пока говорить не приходится.
– Все равно я рано или поздно мужа уломаю, чтобы мы в Острогожск вернулись, – уверена Наталья. – Некомфортно мне тут, и все!
– Ничего, привыкнешь, – возразил Виктор. – Я всю жизнь мечтал жить в деревне, и теперь мечта стала явью.
Виктор – мастер на все руки. В хозяйстве у него – 40-летний трактор «Беларус», который помогает заготавливать корм для коров. Мужчина сам делает вязанки – приспособления для переноски сена из сарая.
Главный старожил Литвиновки – Мария Бабешко – зимы в основном пережидает у дочери в соседнем хуторе Должике, который всего в 3 км отсюда. И так – с 2009 года, когда в доме супругов (еще был жив ее муж Василий Сергеевич) случилась трагедия.
– Я обычно летом каждое утро приезжала к маме на велосипеде, – рассказала дочь пенсионерки Надежда Блинова. – Приехала утром, гляжу – куры замкнуты в курятнике, не бегают по двору. Я сразу поняла: что-то стряслось. Забежала в дом – мама вся в крови лежит на полу, а папа в кресле сидит и не дышит. Ночью к ним кто-то постучал и попросил воды, отец открыл, в дом ворвались двое. Начали бить родителей и требовать деньги и драгоценности. Наш дом – ближний к трассе, и к нам часто обращались за помощью водители: у кого колесо прокололось, кто на ночлег просился. Мы всегда пускали гостей.
Стариков пытали – били, жгли утюгом, Василия Сергеевича молотили черенком от вил в живот. Мужчина умер, а его жена потеряла сознание. Взять у пенсионеров было нечего. Добычей бандитов стал лишь старый кнопочный мобильник, который они потом пытались продать кому-то в Должике.
В теплое время года, когда Мария Андреевна возвращается в Литвиновку, Надежда дважды в день на велосипеде приезжает проведать мать.
– Сама я родом с соседнего хутора Щербаково, а вышла замуж на хуторе Марс, который раньше находился между Щербаково и Кодубцом. Марса уже полвека как нет. Потом мы с мужем немного пожили в Киргизии, но все равно вернулись сюда, на родину – там такой картошки, как в наших краях, никогда не вызревало. Помню себя девчонкой, здесь в годы войны стояли мадьяры, они выгнали нас из дома. У мамы было пятеро детей, и мы жили в хлеву, а чтобы наша корова не замерзла, накрывали ее какими-то тряпками. Зимой 1942-го стояли холода, до -30 доходило… – рассказала Мария Бабенко корреспондентам РИА «Воронеж».
Теперь Мария Андреевна планирует вернуться на хутор в мае – и снова уехать в октябре. Надолго ли останутся в Литвиновке супруги Хиценко – тоже вопрос.
Так что в ближайшее время хутор вполне может опустеть, а поманит ли кого-то еще тот самый красивый дом, обложенный красным кирпичом?
– В городе, конечно, жить проще, только тут, на хуторе, теплее, что ли. И роднее. Хотя это и не моя родина, – сказал журналистам на прощание Виктор.