Заброшенные хутора: как пустеют воронежские деревни. Иловка

РИА «Воронеж» продолжает рассказывать о последних жителях умирающих хуторов и деревень региона. Журналистов интересует, останутся ли эти населенные пункты через 10−15 лет на карте или исчезнут вместе со своими последними жителями. Очередной выпуск спецпроекта посвящен хуторку Иловка Россошанского района, где в двух домах постоянно живут четыре человека.

Территориально хуторок относится к Алейниковскому сельскому поселению и отстоит от его центра – хутора Украинский – примерно на 7 км. Единственная улочка Иловки – М. Горького. Она тянется вдоль заросшей речушки Малая Меженка, на другом берегу которой стоит село Алейниково. Его последняя улица носит имя Кутузова и переходит в небольшой хуторок Никоноровка.

По некоторым данным, Иловка была основана в конце XVIII века. Два жилых дома, где во времена СССР располагалось одно из отделений крупного откормочного совхоза «Алейниковский», стоят в самом начале и конце хутора. В советские времена тут было 20−25 домов и проживало примерно 100−120 человек. Здешние ребята ходили за полтора километра в Алейниковскую школу.

Заброшенных домов сегодня на хуторе практически нет, у нескольких пустующих есть хозяева – дети и внуки давно умерших местных стариков. А на некоторых подворьях жители соседних сел и хуторов держат пчел и скотину.

Асфальт до хуторка не дошел примерно километр, и, чтобы попасть сюда, надо съехать с дороги, ведущей из Россоши мимо Алейниково на Верхний Карабут. Затем по утрамбованной и регулярно очищаемой зимой от снега грунтовке можно добраться до первого жилого дома Иловки.

Его хозяйка – 58-летняя Нина Кузьменко – живет в нем вместе со своим другом Сашком, который категорически отказался общаться с журналистами из Воронежа. А сама Нина рассказала нам историю своей жизни.

– Пятнадцатилетней девчонкой я уехала отсюда, из родного хутора, в город Шахты Ростовской области к тетке. Там устроилась прядильщицей на местный хлопчатобумажный комбинат, где проработала 25 лет.

До 2012 года жила там, а приехала сюда дохаживать больную маму Любовь Стефановну. Мой отец Иван Акимович погиб еще давно – его придавило трактором. Мама умерла несколько лет назад, я решила не возвращаться в Шахты. Там у меня сын Руслан и дочь Кристина, двое внуков. Все устроены, у дочки свой бизнес, но снова жить в городе не хочу. Я похоронила двух мужей, а третий – неофициальный Сашок – сейчас занимается подработками по округе. Раньше держали коз, продавали молоко, делали сыр, но сейчас у нас осталась только птица.

Левый глаз хозяйки ничего не видит. Еще в Шахтах при выходе из подъезда своего дома женщина столкнулась с соседом. Она упала, ударилась головой, и с тех пор зрение стало резко падать.

– Группу инвалидности я в свое время так и не оформила, – сетует Нина, – а теперь уже поздно заниматься этим. Коллектив у нас на производстве отличный был! Как одна семья жили и зарабатывали по тем меркам очень прилично. Эх, где теперь это все?..

На старых черно-белых фото молодая Нина смотрится как актриса – стройная, длинноногая. Но все это теперь далеко, а о той жизни хозяйке напоминают разве что дети, живущие в городе, где прошла ее молодость.

– Сын с дочерью часто приезжают сюда, зовут меня к себе обратно жить, но что мне там делать-то в цивилизации? Это все было в той, другой, жизни. А сегодняшний день для меня – работа на огороде и тихая размеренная деревенская жизнь, к которой я вернулась спустя четверть века.

Двор Нины, построенный в 1966 году прежними хозяевами (о чем свидетельствует вырезанная из железа дата на карнизе), охраняет собачка Шурочка. Она воспитывает своего трехнедельного щенка и другого, от ее матери Розы, которая недавно погибла. Щенки, которые приходятся друг другу «дядей и племянником», потешно возятся друг с другом, а молодая мама беспокойно следит за ними.

Примечательно, что все домики Иловки – и полузаброшенные и жилые – отделаны причудливыми наличниками. Это дело рук давно умершего местного мастера, уроженца хутора.

Крохотное здешнее кладбище, на котором не более трех десятков могил, расположено точно напротив второго жилого хуторского домика. Эта небольшая усыпальница по-домашнему уютна.

Возле одного из погостов стоит пластиковый стол, накрытый скатертью и посаженный на колья, вбитые в землю. На Пасху, когда сюда съезжается родня похороненных здесь хуторян, можно поставить на него нехитрую снедь и помянуть усопших родственников.

От первых могил до домика, где живет 58-летний Виктор Диканский с супругой Надеждой, метров сто пятьдесят.

Виктор, можно сказать, самый важный человек всей округи. Он – атаман станицы Россошанская Северо-Донского казачьего войска, а по званию – подъесаул.

Один из его прадедов, Илья Репалов, был казаком. А сам Виктор подался в казаки в 2004 году и за это время успел неплохо продвинуться по службе.

– Казаков у нас не так уж и много, – сетует хозяин, – в окрестных селах и хуторах, пожалуй, с десяток наберется. Иногда собираемся, проводим свой круг, решаем какие-то вопросы. Раньше я работал в совхозе «Алейниковский», теперь – в россошанском ЧОПе. Туда-обратно за 20 верст на рейсовом автобусе мотаюсь – ни обычного коня себе не нажил, ни железного. Вон только один сломанный велосипед в сарае стоит.

От первого брака у Виктора два сына, дочь и две внучки, а с Надеждой они вместе уже 16 лет, но общих детей так и не нажили.

Когда корреспонденты РИА «Воронеж» зашли на подворье казачьего подъесаула, хозяйка разделывала и опаливала на огне зарубленных индоутят, а хозяин только вернулся с работы из Россоши.

– Раньше у нас в доме было полно скотины, а теперь только птица и осталась, – пояснил Виктор. – Конечно, тут у нас нынче не слишком весело – тишина, глухомань. Но зато земли много, от прежнего хозяина этого дома внизу огорода остался ставок (небольшой пруд – прим. РИА «Воронеж»), который надо бы почистить и зарыбить.

Мы с Надеждой иногда подумываем перебраться отсюда поближе к цивилизации, но куда там с нашими заработками да пенсиями это сделать! Понемногу собираю железо по округе, сдаю его, но это занятие особых доходов нам не приносит.

В годы войны в этих местах стояли и немцы, и мадьяры, и итальянцы, и потому здешняя земля хранит много артефактов тех лет, которые нет-нет да и выкопает на своем огороде казачий подъесаул.

Например, журналистам РИА «Воронеж» он показал обломки металлической (военной, как утверждает Виктор) кружки и старую ржавую подкову.

Кстати, подъесаул крепко дружит с Сержантом – так зовут молодую безродную дворнягу, охраняющую подворье казака.

– У меня в армии тоже был пес Сержант, и этого назвал так в память о своей молодости, – пояснил казачий подъесаул. – Он звонкий у меня, а чужих людей чует за полкилометра, что в нашей глухомани иногда бывает очень даже полезно.

Семейное дневное чаепитие – непременный ритуал супругов, если, конечно, хозяин не находится на дежурстве в Россоши. Надежда заваривает чай на травах, аромат которого разносится по всему дому.

– Тут в конце лета по лугам мы и собираем эти травы – душицу, липу, лапчатку, зверобой. Магазинный чай не уважаем, а травяного попьешь – и снова жить хочется, – заметил хозяин. – Нам, казакам, на природе всегда лучше живется, чем в городе. Здесь родная земля всегда поддержит!