Заброшенные хутора: как пустеют воронежские деревни. Губаново

РИА «Воронеж» продолжает рассказывать о последних жителях умирающих хуторов и деревень региона. Журналистов интересует, останутся эти населенные пункты на карте через 10–15 лет или исчезнут вместе со своими последними жителями. Очередной выпуск спецпроекта посвящен хутору Губаново Нижнедевицкого района.

Губаново, где живут порядка десяти человек, относится к Новоольшанскому сельскому поселению и расположено в 3 км от его центра – села Новая Ольшанка. А если ехать напрямик, по грейдеру, путь сократится втрое.

Во времена СССР в этих местах существовал колхоз «Красный партизан», а в поселке, который почему-то позже преобразовали в хутор, стояло около 50 жилых домов. Тут была школа, на соседнем взгорке – откормсовхоз на 10 тыс. быков.

Года основания Губанова никто не помнит – известно только, что в начале ХХ века сюда, на свободные земли, переселялись семьи из Новой Ольшанки.

По хутору на своих стареньких «Жигулях» корреспондентов РИА «Воронеж» провезла 74-летняя Валентина Двурекова, уроженка этого хутора и местная активистка. В 15 лет она уехала в Воронеж, где прожила около 30 лет, работала на заводе СК имени Кирова. В 2006 году вернулась домой дохаживать родителей.

Ее мать, Мария Иосиповна, умерла в 2011 году, а отца, Алексея Васильевича, не стало в 2016-м. Несмотря на пустующую квартиру на левом берегу областного центра, в Воронеж Валентина Двурекова возвращаться не стала.

– А что мне там делать? Единственный сын, Сергей, погиб несколько лет назад по-глупому, угорел в гараже. Сидели в салоне его машины с приятелями, выпивали. Те собрались уходить, он сказал, что закроет гараж и догонит их. Но не успел – уснул и задохнулся продуктами выхлопа работающего двигателя. Мужа у меня нет. Вот и осталась одна. Раз в три месяца я езжу в Воронеж, смотрю квартиру – и обратно. Раньше на своей старенькой «семерке» туда гоняла, теперь еду до станции Нижнедевицк, бросаю там машину и сажусь на дизель-поезд. Обратно на хутор возвращаюсь так же.

Валентина Алексеевна – несомненно, главная жительница хутора. Соседи зовут ее то «старостихой», то «начальницей». Во многом потому, что она довела до ума важнейшее для последних хуторян дело.

Дело в том, что от асфальта, идущего мимо хутора до его первых домов, раньше доехать было проблематично – после даже небольшого дождя дорога, идущая по жирному чернозему, становилась непроезжей. Еще Алексей Васильевич, отец Валентины Двурековой, в 2011 году начал писать обращения во все инстанции по этому поводу, а когда он умер, дочь подхватила его многолетние хлопоты.

И в 2017 году районные власти наконец засыпали отсевом эти злополучные 800 м жирного чернозема, из-за которых хуторянам порой приходилось бросать машины вдали от своих домов.

В последние десять лет жизни Алексей Васильевич регулярно в определенные часы включал рубильник десятикубовой водонапорной башни и давал воду хуторянам. Теперь и этим занимается его дочь.

Валентина Двурекова в Губанове является кем-то вроде уличкома – все просьбы и пожелания соседей она доводит до администрации сельского поселения. И это несмотря на то, что у нее хватает своих дел: хозяйство немалое – огород, полсотни кур, 20 породистых голубей, три цесарки и пять перепелок.

Когда корреспонденты РИА «Воронеж» оказались в Губанове, в гостях у хозяйки был ее бывший сосед, 74-летний  Василий Заложных. Он долгие годы живет в Воронеже и работает на одном из некогда престижных предприятий, а за его домиком присматривает Валентина Алексеевна.

– Я часто приезжаю на свою малую родину, – рассказал Василий Заложных, – тут у меня родительский дом, тут живет мой дядька, остались любимые голуби, за которыми смотрит Валентина. Соседка, баба Катя Стоякина, умерла недавно, не дожив несколько дней до своего столетия… Тут все родное до боли – как приеду сюда, обратно в Воронеж не хочется, а надо.

Отец Валентины Двурековой в округе слыл человеком хлебосольным, любил принимать гостей, для которых выгонял свой фирменный 70-градусный самогон.

– Для гостей папа делал его особенно крепким, а для себя – не больше 30 градусов, – вспомнила Валентина Алексеевна. – За сезон гнал по 200–300 л. Самогон еще остался у меня от отца, но я сама не выпиваю, а угощать, увы, особо некого.

Буквально в 300 м от первых домов хутора находится самая высокая точка Воронежской области с отметкой 264 м. Когда-то давно на этом месте стояло нечто вроде башни, потом она упала, и теперь лишь небольшая вешка отмечает эту геодезическую точку.

До вешки от пробитой в снегу дороги корреспондентам РИА «Воронеж» пришлось идти по полю около 100 м. По округе гулял ветер, и первые домики хутора выглядели декорацией на сцене кукольного театра.

Соседи Валентины Двурековой – 71-летняя Валентина Беляева и 75-летний Алексей Слепухов – часть времени проводят на хуторе, а часть – в Воронеже. В день приезда журналистов они принимали в родительском доме гостей из Новой Ольшанки, которые приехали к хозяйке стричься.

– Особого хозяйства тут не держим, а как надоедает тутошняя глухомань, едем в цивилизацию, – сообщила Валентина Митрофановна.

А вот 64-летняя Татьяна Венявская, наоборот, променяла цивилизацию на здешнюю тишину. Она приехала на хутор из Подмосковья несколько лет назад после того, как  потеряла свою 35-летнюю дочь, которой врачи поставили неверный диагноз. Всю свою нерастраченную любовь Татьяна отдала животным. У нее живут три пса и почти 30 кошек. Еще она держит необходимых в хозяйстве кур и индюков.

– Собираю живность по всей округе, – рассказала женщина. – Многие горожане просто выбрасывают собак и кошек у дорог, а я подбираю их, всех так жалко…

В жизни на хуторе Татьяна Венявская видит один существенный недостаток:

– У меня дома проблемы с водой, приходится набирать ее в колонке возле дома Валентины и везти за 300 м зимой на санях, а летом на тележке. В день мне требуется 30 л. Но мы тут все помогаем друг другу, Валя часто довозит мне все эти баклажки и канистры в багажнике своих «Жигулей».

Самый старый житель Губаново – брат Василия Заложных, 88-летний Григорий Заложных. С 2008 года он почти полностью слеп из-за глаукомы – лишь одним глазом различает границы света и тени.

С 2007 года, когда умерла его жена, Григорий Митрофанович живет один. У него двое детей, четыре внука и пять правнуков, но переезжать к родным мужчина не собирается.

– Продукты мне привозит Валентина или племянник Василий. Из живности у меня только старая коза Галя – ей 20 лет, и в «переводе» на человеческий возраст она даже постарше меня будет. Так и кантуемся с ней тут, два старика.

Василий и Татьяна Денисовы – соседи Григория Заложных. У 71-летнего Василия Денисова инвалидность – еще во времена работы в колхозе ему на голову упал обломок железной трубы. Теперь хуторянин страдает мигренью и периодически ложится в больницу.

– Больно видеть, как наша родина загибается, – считает 67-летняя Татьяна. – Раньше шумно у нас было и весело, а сейчас одни пенсионеры с инвалидами и остались. Кому мы теперь особо нужны-то? Потихоньку копаемся в своем огороде, а годы летят, не заметим, как дряхлыми стариками станем. Если, конечно, доживем с дедом.

Единственная относительно молодая семья в Губаново – приехавшая несколько лет назад из Донецка Екатерина Иванова, ее муж, дочь и мать Наталья Прядко.

Когда журналисты РИА «Воронеж» постучали в дверь их домика, супруг Екатерины – железнодорожник – был на работе, а дочь-старшеклассница – в школе. Она учится в Нижнедевицке, до которого 14 км.

После вполне европейского Донецка Губаново кажется переселенцам дырой. И Наталья, разумеется, хотела бы жить в Воронеже, но возможностей семьи хватило только на покупку скромного домика на хуторе.

– Куда тут деваться – ни работы, ни цивилизации, – посетовала Наталья Прядко.  

– Конечно, мы собираемся в будущем перебраться в Воронеж, – отметила Екатерина, – надо денег на квартиру скопить и тогда уже действовать. Потому бытом обрастать не слишком торопимся. Конечно, все необходимое для жизни у нас есть, и домик неплохой мы купили, но многого тут не хватает.

Когда журналисты из Воронежа по пути домой проезжали в сотне метров от вешки, указывающей самое высокое место региона, из-за туч выглянуло солнце. Блестящий снег, стелившийся до самого горизонта, казался пуховым одеялом, в морозы согревающим последних жителей хутора.