В Воронеже Иван Вырыпаев рассказал, почему пространство искусства закончилось
Знаменитый режиссер и драматург прочел лекцию по современному искусству во ВГАИ.
Софья Успенская, 17 декабря 2013, 10:38
В Воронеж приехал известный режиссер и драматург Иван Вырыпаев. В нашем городе он провел сразу несколько разноформатных мероприятий: в воскресенье устроил в театре драмы им. Кольцова читку своей пьесы Dreamworks для актеров, а вчера, 16 декабря, прочел лекцию о современном искусстве и провел мастер-класс по актерскому мастерству. Актер, режиссер и драматург, идеолог «новой драмы» рассказал воронежцам о разнице между понятиями «искусство» и «творчество», о том, что такое «современное искусство», зачем актеру раздеваться на сцене и почему черный квадрат больше никто не нарисует.
Свою лекцию Иван Вырыпаев начал с экскурса в историю искусства – чтобы прояснить, чем современное искусство отличается от всего, что было до него. Вырыпаев рассказал, как развивалось искусство и где мы находимся сегодня.
– Восприятие все время меняется. Сначала искусства не было, а было, как говорит философ Владимир Мартынов, «пространство сакрального»: звуки, музыка - все это было нужно для того, чтобы человек соединялся с Богом. Когда-то театр Станиславского обвиняли в натурализме, а если сейчас посмотреть записи, то кажется, что актеры очень театрально играют. Форма все время развивается – театр Мольера, театр Станиславского, натуралистичный театр, даже паталогический театр, когда на сцене блюют – но в какой-то момент мы все это прошли, все уже было, и блевали на сцене, и раздевались.
По мнению режиссера, сейчас наступил момент, когда все прежние представления об искусстве исчерпали себя.
– Постмодернизм разбивает все критерии – что такое искусство?. Если я сейчас нарисую каля-маля фломастером, соберу искусствоведов и скажу, что я не хуже да Винчи, то ни один из них научно не докажет, что это не так. Это криво? А я так хотел. Цвет плоский? А я так хотел. Ничего непонятно? А я так хотел. И вот мы подходим к такому моменту, когда действительно все новые формы себя исчерпали, больше вы ничего не можете придумать нового. Можно сделать вывод, что само по себе пространство искусства - оно закончилось. Я согласен с тем, что искусство уже не существует само по себе.
Сегодня искусство - это управление вниманием зрителя. Сегодня нужно ломать стену между художником и зрителем. Без этого сегодня ничего не происходит. Сегодня зритель больше не верит в существование персонажа, на первый план выходит сам человек. Самое важное - это непосредственный диалог, не между актером и зрителем, а между человеком и человеком. И поскольку пространства искусства больше не существует, освобождается энергия, освобождается творчество.
Много разговоров было о разнице между искусством и творчеством. Иван долго задавал вопросы залу, выслушивал мнения и наконец выдал свою точку зрения:
– Творчество везде, оно не обязательно принадлежит искусству. Можно творчески заниматься искусством, а можно и нетворчески, это тоже часто бывает, к сожалению. Творчество – это соединение человека с глубочайшим импульсом внутри, который развивает форму. Творческим человеком может быть каждый, необязательно быть Леонардо да Винчи, чтобы рисовать. Мы не любим дилетантов, не переносим любительское творчество, но их ошибка не в том, что они делают не то, а в том, что они претендуют на искусство.
После небольшого перерыва разговор о творчестве перешел уже в практическое русло – Иван стал рассказывать о своем режиссерском методе, о том, как, по его мнению, сегодня надо играть, чтобы зацепить зрителя.
– Что сейчас происходит? Надо всегда этот вопрос держать в голове. Надо говорить себе: «Я играю Гамлета», не я Гамлет, у меня шпага и усы наклеенные, но я не пытаюсь вас убедить в том, что я датский принц, я всегда помню, что я - человек, играю в театре, на сцене. Вот тогда внимание зрителя будет ваше. Ключевой момент – «кто я?», познание себя, это цель. Что такое современное искусство? Это не разговор о Чечне, не мобильный телефон на сцене, это способ коммуникации. Мы все время ищем способ коммуникации друг с другом: комедия дель арте, Мольер, психологический театр, паталогический, зрители избивают актеров, раздеваются на сцене... Все это поиски способа коммуникации. И чтобы быть современным, надо следить за изменениями коммуникации. «Попадает» в людей ваше искреннее отношение к тому, что вы говорите, ваше человеческое присутствие здесь и сейчас, попадает не актер в зал, а человек в человека.
Тезис продемонстрировали на конкретном примере – вместе со студенткой третьего курса ВГАИ Иван разобрал ее роль и показал залу, как искать что-то свое в чужой роли и как показывать это свое залу.
Финальную часть мастер-класса посвятили вопросам от зрителей.
– Когда вы работаете над пьесой, вы сильно ее переделываете и правите или пишете сразу набело?
– Конечно, я пишу долго, но всегда есть момент, когда я говорю себе «стоп». Я все свои пьесы почти что написал на заказ. Мне обычно не говорят сюжет, мне говорят просто «напиши пьесу», но это заказ. Я это люблю, это дисциплинирует. Но я всегда пишу ее как человек, который это поставит. И это минус, потому что никто их потом не может поставить. К моим пьесам нужен ключ, а ключ – это мой метод. В принципе их можно поставить, но у меня другой подход к режиссерской работе. Мне кажется, что нужно ставить пьесу и только, а не интерпретировать, не строить другую реальность. Я, например, недавно поставил «Женитьбу» Гоголя, и это было очень интересно – просто поставить гоголевский текст, это лучше, чем напихать себя в Гоголя и ничего о нем не узнать. – Должен ли существовать этический кодекс у актера?
– Да. Ты не можешь играть без любви, ты должен любить этот зал. Ты не имеешь права закрывать человека. Мы все это нарушаем, это ничего страшного. Если ты не хотел, это ошибка, это не осуждается. Но мы должны стараться раскрывать людей, а не закрывать, чтобы какие бы тяжелые вещи мы не говорили, люди выходили бы со светлым чувством. Я не считаю, что все должны этому правилу следовать, но я для тебя такой выбор сделал. – Как вы работаете с актерами как режиссер?
– Если мы говорим о какой-то чувственности и открытости, то надо, чтобы актер чувствовал себя свободным и защищенным. Нельзя насиловать человека, а потом требовать от него творчества. Но как режиссер ты все-таки решаешь определенную задачу, так что демократии в полном смысле у меня на площадке нет. Режиссер должен вести, показывать на какие-то ошибки, которые видны только со стороны. Мне самому тоже нужен режиссер, когда я играю, поэтому я прошу кого-то посидеть в зале и посмотреть. Есть какое-то разграничение наших забот, но атмосфера на площадке должны быть красивая.
– Как вы фиксируете свои идеи? Что делать, если вдруг появилось вдохновение, как его удержать?
– Я не держусь за идеи. Бывает, что я просыпаюсь в 5 утра, и понимаю, что вот, я знаю как эту сцену поставить. А поскольку мне лень записать, и я обычно думаю, что вот, сейчас еще посплю и запишу, то наутро она конечно забывается. Но это нестрашно, сегодня одна идея, завтра другая. Все эти идеи настолько вторичны, что за них держаться? Если вы в творчестве, они никуда не денутся.