«Судимость – плохая реклама». Как воронежские осужденные выживают после выхода на свободу

Каждый год из колоний Воронежской области освобождаются 1,5-2 тыс. осужденных. Кого-то ждет и встречает семья, кто-то выходит практически в никуда и вынужден начинать все с нуля. Как живут бывшие заключенные и могут ли они устроиться на приличную работу – в материале РИА «Воронеж».

Ученье – свет?

В структуру федерального казенного профессионального образовательного учреждения № 94 ФСИН России входят пять филиалов – ПТУ в колониях региона. Обучение по 12 специальностям, которое в среднем длится от трех до десяти месяцев, за год здесь проходят 1,2-1,3 тыс. человек.

– Осужденные, у которых уже есть профессия, могут не учиться, но для этого они должны предоставить нам диплом установленного образца. Если его нет, то пожалуйте в наши ПТУ. Мы контактируем со службами занятости, стараемся отслеживать ситуацию на рынке труда. Понятно, что всегда будут востребованы токари, сварщики, операторы газовых котельных. Тут есть такой нюанс: если осужденный претендует на условно-досрочное освобождение (УДО), то на заседании комиссии он обязан представить справку о своем трудоустройстве по выходе на свободу. Будущий работодатель должен гарантировать это, иначе никакого УДО не будет, – поясняет директор ФКП ОУ № 94 Александр Бражина.

– Понятно, что учиться в ПТУ интересно далеко не всем осужденным. Вряд ли более 30-40 % наших подопечных думают о другой жизни после освобождения и прилагают какие-то усилия – получают здесь профессию, пытаются уйти на УДО. Не секрет, что некоторых мы гоняем на занятия чуть ли не из-под палки, они зевают, скучают. Мы даем людям не готовую рыбу, а удочку. В колониях области уже несколько лет стоят терминалы с рабочими вакансиями, где любой осужденный может узнать, какие специальности требуются на предприятиях региона. Этот список регулярно обновляется, – рассказывает руководитель семилукского филиала ПТУ в ИК-1 Олег Плотников.

Даниил Семелькин, 29 лет, в ИК-1 осталось находиться 3 года

– Окончил ПТУ и получил специальности столяра и электромонтажника, а в зоне выучился на сварщика. Освобожусь, пойду работать к брату, у которого небольшая строительная фирма, сварщиком либо стропальщиком. Эти специальности сейчас востребованы, думаю, что проблема трудоустройства передо мной остро не встанет.

Владимир Величко, 31 год

– Раньше я работал электриком, а в колонии получил специальность оператора газовой котельной. Должен выйти на свободу в 2023 году. Думаю, что с работой проблем быть не должно, я ведь еще сварщик и токарь. Дипломы у меня все имеются, и это главное, ведь без них на слово никто не поверит.

Трудотерапия

Каждый день в 7:00 несколько заключенных, которые отбывают остаток срока на участке колонии-поселения в ИК-1 в Семилуках, садятся в микроавтобус и едут на Воронежский вагоноремонтный завод. Отработав смену, они возвращаются в общежитие. В колонии-поселении осужденные могут пользоваться телефоном и иногда выходить в город в магазин. Но что самое важное – эти люди точно знают, куда пойдут работать после освобождения.

С марта 2017 года в регионе проводится эксперимент по реабилитации и ресоциализации осужденных. В рамках программы воронежским предприятиям предложили временно трудоустраивать людей, готовящихся к условно-досрочному освобождению, и давать им шанс после выхода на свободу получить уже постоянную работу. Воронежский вагоноремонтный завод – единственная организация, которая решилась на этот эксперимент.

– Сегодня в наши цеха каждый день приезжают на работу восемь человек из ИК-1 Семилук и 22 человека из колонии-поселения в Перелешино. Эти 30 рабочих мест мы, особо не опасаясь, решили отдать осужденным, которые видят свою дальнейшую жизнь вне заборов и «колючки». Люди работают в разных цехах: кто-то занимается электричеством, кто-то сваркой, кто-то монтажом отопления пассажирских вагонов и их шумоизоляцией, кто-то водоотведением, – рассказывает начальник отдела сбыта и маркетинга Воронежского вагоноремонтного завода Олег Черемушкин.

«Вольные» рабочие получают в этих цехах 35-45 тыс. рублей, осужденным на руки выдают 10-14 тыс. из-за вычетов по судебным искам и средств на питание.

Руководство ИК-1 тщательно отбирало кандидатов для работы на предприятии, учитывая тяжесть совершенного преступления, наличие профессии, а также поощрений и взысканий во время отбывания срока и другие факторы.

– Никаких проблем с рабочими из колоний у нас нет. Мы и дальше готовы не только открывать для них новые рабочие места, но и переносить некоторые производства в колонии области. Например, в ИК-3 в Перелешино уже размещено производство багажной сетки для вагонов, с ИК-2 подписан договор по пошиву утеплителей для вагонов, – продолжает Олег Черемушкин.

Геннадий Козловский, 45 лет, отбывает 8 лет за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью

– В колонии я получил специальность электромонтера. Если все будет нормально, то в 2019 году могу претендовать на УДО, а пока я, как и многие мои товарищи, работаю на вагоноремонтном заводе. Там я уже три месяца, для меня поездка на работу – это всегда кусочек свободы, и я думаю о своих перспективах.

Юрий Кондусов, 30 лет, отбывает 2 года за кражу

– Я получил специальность газосварщика в ПТУ в Новой Усмани. По ней я работаю на вагоноремонтном заводе, зарабатываю чистыми до 15 тыс. в месяц. У меня дома жена и дочь, они ждут меня, потому что точно знают: больше в жизни оступиться себе не позволю. На завод, в принципе, после освобождения могу и не устраиваться, так как дома у меня есть собственное сварочное оборудование, и найти шабашку по этой теме не проблема. Главное – не делать больше глупостей в жизни.

Евгений Алфердьев, 43 года, отбывает 18,5 года за убийство и разбой 

– Семьи у меня нет, только старенькая мама. До посадки я был автослесарем и водителем. В колонии окончил ПТУ и получил еще дипломы сварщика и слесаря-инструментальщика. На вагоноремонтном заводе работаю полтора года, на руки чистыми выходит около 14,5 тыс. рублей. Если все сложится с УДО, обязательно пойду на завод.

Те, кто работал на заводе еще в статусе осужденных, действительно остаются и после освобождения. Среди них – недавний «выпускник» ИК-1, 56-летний Юрий Жабыко. Еще отбывая наказание, он внес несколько рационализаторских предложений по усовершенствованию технологии изготовления зернометателей. 

– До того, как я сел на 18 лет за убийство и разбой, около 15 лет ходил по морям-океанам. Сначала в качестве штурмана-подводника на одной из субмарин Северного флота, где служил командиром БЧ-1. Потом ушел на «гражданку» и связал свою жизнь с торговым флотом. Ходил третьим штурманом на сухогрузах Ленинградского морского пароходства, возивших по Атлантике зерно из Канады и Мексики, – рассказывает Юрий. – А сейчас вот монтирую на капитально отремонтированных вагонах систему отопления. Чистыми в месяц выходит до 50 тыс. рублей. Я даже квартиру снял себе здесь же, в Отрожке, на берегу водохранилища, чтобы из окна видеть море, хотя бы воронежское. Как начал работу здесь, ребята помогли, подсказали, никто из них ни разу меня моим прошлым не попрекнул. Здесь началась моя новая жизнь.

Руки помощи

Адаптацией бывших осужденных в Воронежской области занимаются несколько организаций. В «Содействие социальной реабилитации осужденных» за семь лет обратились около 500 человек, освободившихся из мест лишения свободы, каждому десятому из них помогли с работой. Своего общежития у организации нет, но в 2015 году ее руководитель Владимир Богушев купил домик в поселке Федоровка Панинского района, где пытался дать кров бывшим зэкам, которым было некуда идти.

По словам Владимира Павловича, здоровье не позволило ему в полной мере контролировать подопечных, которые занимались сельским хозяйством, и эксперимент провалился. Но в планах общественников – покупка дома в Воронеже, создание небольшого общежития для бывших осужденных и трудоустройство их в городе.

Знакомые Богушева, двое недавних заключенных Олег Балаев и Сергей Ерохин, нашли себя в том, чтобы помогать другим вышедшим на свободу. У Олега две ходки и 20 лет тюремного стажа, у Сергея – одна судимость и 13 лет тюрьмы. У обоих есть образование, а Сергей в россошанской ИК-8 дистанционно получил высшее и стал менеджером по управлению персоналом. Но это вовсе не гарантирует хоть какую-нибудь работу.

– Я сколько раз тыкался то в грузчики, то в дворники, но как начинаешь заполнять анкету, ставишь галочку в графе «судимость», и все. А как ее не ставить, если это проверить по базам данных легко, да и пальцы в наколках никуда не спрячешь? Ну а менеджером кто меня, вчерашнего зэка, возьмет? У меня старики-родители, сколько можно сидеть на их шее? Я ведь честно пытаюсь найти работу, но ничего не выходит. Что ж мне, снова на большую дорогу идти и к «хозяину» заезжать? Хватит, 13 лет от звонка до звонка отбыл там, хочу вернуться к нормальной жизни, – рассуждает Сергей.

– Я тоже помыкался прилично без работы. Благо семья поддерживает меня – жена и сын. У супруги есть небольшое фотоателье с ксерокопией, тем пока и перебиваемся. Зато теперь мы нашли себе с Серегой интересное дело: в Воронеже открывается региональное представительство «Руси сидящей» (проекта помощи осужденным и их семьям. – Прим. РИА «Воронеж»), где мы собираемся работать. Будем взаимодействовать с ФСИН, различными общественными организациями и властью, чтобы помогать социальной реабилитации и адаптации вчерашних осужденных. И с трудоустройством, и с жильем. Мы только в самом начале пути, но дело это интересное и перспективное, – добавляет Олег.

Другая организация, которая занимается реабилитацией и трудоустройством бывших осужденных, – «Назорей». С 2001 года через нее прошли около 8 тыс. человек, многие из них смогли найти работу.

– У нас есть собственное общежитие на 30 коек. Кто-то задерживается на сутки, кто-то на месяцы, кто-то на годы. Мы восстанавливаем людям документы и помогаем найти работу. Стоимость проживания – 200 рублей в день, трехразовое питание включено. У нас давние контакты с комбинатами по благоустройству Коминтерновского и Советского районов Воронежа, куда наших людей берут дворниками, укладчиками плитки и на другие работы. Деньги на руки постояльцы не получают, они лежат в сейфе, свое каждый может взять на конкретные цели. Если дать на руки все сразу, половина тут же пропьет их, – рассказывает руководитель «Назорея» Анатолий Малахов.

Сотрудница «Назорея» Инна Шишкина показала корреспондентам РИА «Воронеж» сопроводительные письма из разных колоний России, руководство которых просит организацию приютить и устроить освобождающихся заключенных. Каждый кандидат, по ее словам, обязательно проходит медосмотр и делает флюорограмму, только после этого «Назорей» может его принять.

Вера Трубникова, 75 лет, готовит еду в общежитии

– Мои корни в Воронеже, но я долго жила на Украине, там была осуждена, а сюда попала из Москвы, где долго жила в социальном центре «Люблино». Так получилось, что на старости лет вернулась в родные края, оказалась в «Назорее». Теперь живу тут, работаю поваром. У меня проблемы с документами – нет паспорта, потому, скорее всего, если не прогонят, останусь тут до конца жизни. Мне такое «трудоустройство» вполне по душе.

Геннадий Алексеев, 60 лет, работает на осетровой ферме

– Когда освободился в последний раз, идти было некуда: жена квартиру продала, выписала меня. Считай, стал бомжом. Услышал о «Назорее», здесь помогли, дали крышу над головой, работу. Когда бываю на ферме – хорошо, а приезжаю в город, стараюсь по улицам особо не шастать. Встречу дружков, выпьем – и опять за решетку по новой, а я не хочу этого больше! На осетровой ферме у меня в месяц выходит до 25 тыс. рублей, часть денег я откладываю, часть отдаю детям и внукам – всю жизнь по зонам мотался, росли они без меня.

Еще один социально-реабилитационный центр, в котором побывали журналисты РИА «Воронеж», находится в ведении Воронежской епархии и называется «Костенки». О том, как строится работа центра, рассказал священник Роман Стрелкин:

– Мы выиграли несколько президентских и областных грантов, средства которых идут на развитие нашего центра. Здесь будут работать два отделения на 10-12 человек каждое: первое – для инвалидов, и второе – для алко- и наркозависимых, которые освободились из заключения или получили условный срок. Сейчас у нас живут всего семь человек, двое из них несут что-то вроде монастырского служения: утром и вечером они самостоятельно открывают наш храм Св. великомученицы Анастасии Узорешительницы, молятся, потом по расписанию начинают работу. Кто-то строит одно из общежитий, кто-то работает на подсобном хозяйстве, кто-то готовит еду, потом снова молитвы. Это немного похоже на жизнь трудников, но при этом у человека есть свобода выбора: не нравится что-то – возвращайся туда, откуда пришел. Никакого зарабатывания денег у нас быть не может, живем только за счет благотворительности, хотя родственники наших проживающих могут давать им небольшие суммы на карманные расходы.

Павел Галицын, 43 года, отбыл за решеткой 13 лет

– После отсидки я пытался устроиться на работу, но куда там! Такие заработки предлагали, что я понял: лучше уж получать пособие по безработице, чем идти на копейки. Тогда минималка была 700 рублей в месяц, я приходил в центр занятости и сразу объявлял, что сидел. Так и жили на заработки жены. К тому же я наркоман с 1997 года – бывало, куда-то из дома выйдешь, дружка встретишь, и понеслась. А я какой-никакой отец и муж, решил завязывать с такой жизнью, услышал об этом центре и приехал в Костенки. Дома каждый день приходится лавировать между искушениями, а тут мой день расписан, работа не дает думать о всякой ерунде. Конечно, до конца не уверен, что все 9 месяцев срока реабилитации продержусь и не сорвусь. Но это, похоже, мой последний шанс. – У людей в неволе размываются понятия о жизни, они отстают от нее и не представляют себе, какие трудности их ждут на свободе. Могут ли отсидевшие вернуться в нормальное общество? В этом огромную роль играют социальные связи: есть ли родные на воле – жена, дети, родители. Чем таких людей больше, тем выше шанс что-то поменять, иначе снова начнутся дружки, пьянки, и опять колония. Может быть, государство должно задумываться о квотировании рабочих мест (речь идет о неквалифицированном труде. – Прим. РИА «Воронеж») для бывших осужденных.

Игорь Бобров

психолог ИК-2

Жизнь после наказания

Константин Громов, 55 лет, отсидел 15. Высшее образование, инженер-электрик

– Перед освобождением к нам приезжали какие-то сотрудники, объясняли, как мы можем встать на биржу труда. Я освободился 2,5 года назад и сразу пошел туда. Меня там зарегистрировали в качестве безработного, платили 850 рублей в месяц. Половину из этих денег я тратил на проезд, потому что раз в две недели нужно было приходить, отмечаться и получать направление.

Перерыв в моей работе был большой, и никто бы меня ни инженером, ни даже электриком не взял. Предложили вакансии грузчика, подсобного рабочего и разнорабочего. На каждую откликался, шел по указанному адресу, а там разводили руками: «Взяли уже». За два года нашлось только одно подходящее место – с окладом 11-12 тыс. рублей в месяц.

Меня никуда не брали, даже когда я еще и не заикался о своей судимости. Достаточно было моего возраста – больше 50 лет. Пришел как-то по одной вакансии, в отделе кадров сердобольная женщина, выслушав мою историю, чуть не разрыдалась, но сказала, что с судимостью у меня нет шансов. Так и вышло. Но мне повезло: одноклассник шабашил, ремонтируя квартиры, и взял меня с собой на подсобные работы.

Я выжил благодаря семье – маме, брату, жене. Они меня поддерживали все 15 лет, пока я сидел, и тащат меня сейчас. Нашлась женщина, которая в меня поверила. Она ни в чем не упрекает, терпит и бесконечно поддерживает. Но так везет далеко не всем. У тех, у кого семьи нет, на мой взгляд, шансов нет. Знакомый освободился в прошлом году, отсидев 17 лет. Вышел, а вокруг никого. Ни семьи, ни жилья. Умудрился устроиться в автосервис – 500 рублей в день, но работа была не всегда. Через полгода снова сел. Насколько я знаю, из-за драки.

Перспективы бывших зэков по большей части печальны. Либо спиваются и помирают под забором, либо снова что-то творят и идут по этапу. Остаются на воле единицы. Да еще и полиция все время держит тебя на прицеле. Любое происшествие в районе – ты главный подозреваемый. Будут тебя таскать, проверять и все такое. Ты всегда будешь первым кандидатом на вакансию «преступник».

Среди знакомых, освободившихся со мной параллельно, только три-четыре человека устроились на работу. И о своем прошлом рассказал лишь один.

Я нашел работу только потому, что скрыл свою судимость. Это тяжелый монотонный труд по большей части в ночную смену при зарплате 13-15 тыс. рублей в месяц. Желающих пойти на такие условия было, мягко говоря, немного, уж слишком копаться в прошлом кандидата не стали. Работают в основном люди из деревень, кому деваться некуда. Считаю, что мне повезло. Мои 55 лет и судимость – очень плохая реклама для работодателя. У знакомых такая же история: они всеми путями скрывают свое прошлое. Есть товарищ, который чудом устроился на денежную работу, – получает около 50 тыс. рублей. Но молится Богу, чтобы не прознали про его прошлое.

На ту зарплату, что я получаю, можно заплатить за коммунальные услуги и не умереть с голода. Купить одежду в секонд-хенде – это почти роскошь. До пенсии мне еще десять лет, не уверен, что по здоровью протяну на той работе, что у меня есть сейчас. Не дай Бог заболеть. И на лекарства-то не хватит. Но у меня не было минут отчаяния. Я столько пережил, что переживу и это. У меня есть главное – семья и свобода.