Российские и голливудские звезды признательны воронежскому профессору за уникальные архивы о войне

Ему писали на домашний адрес по Пешестрелецкой Стивен Спилберг, Георгий Менглет, Василь Быков, дочь Ильи Эренбурга, советский генерал партизанского движения Алексей Федоров. И это были письма благодарности.

«…Вы дали поколениям возможность ощутить свою личную связь с историей. Ваши интервью будут тщательно сохранены как важная часть наиболее полной библиотеки воспоминаний, когда-либо собранных. В далеком будущем люди смогут увидеть лица, услышать голоса, узнать о судьбах… они смогут учиться и всегда помнить», – из письма в Воронеж трехкратного оскароносца Стивена Спилберга.

«Спасибо, дорогой! И особая признательность Вам – за сестер Лепинь», – написал известный актер Георгий Менглет, которого до войны в 11-й воронежской школе учила русскому языку Александра Ивановна Лепинь. Она стала первым режиссером школьника Менглета, разыграв с ним в лицах «Горе от ума» и создав школьный театр. Во время оккупации Воронежа Александру Ивановну и ее сестру Ольгу – преподавателя английского языка пединститута – вместе с другими горожанами фашисты погнали на запад. На Украине сестры стали помогать партизанам, были схвачены и казнены после жестоких пыток.

Отдельную благодарность за скрупулезно собранную информацию о сестрах Лепинь прислал в Воронеж на улицу Пешестрелецкую и самый крупный партизанский генерал советской Украины - Алексей Федоров. Даже в архивах киевского КГБ много лет не было всей информации о воронежских партизанках, которая до поры до времени хранилась в тесной воронежской «хрущевке».

Все эти письма адресованы в Воронеж одному человеку – профессору английской лингвистики Сергею Самуиловичу Беркнеру.

«Передай нашим, что мы держались, как подобает»

Общение с ним – захватывающее путешествие во времени в обход отвердевших исторических штампов. И еще это бесполезная попытка удержаться на предъявленной высоте – ну не каждому дано столько познать, проанализировать и сохранить в памяти, сколько 91-летнему Беркнеру! Тем более что он был не просто живым свидетелем истории, а делал ее сам.

Узник еврейского гетто в Белостоке, затем здесь же – активный подпольщик. В 1944 году тайно переправился к партизанам. Сражался в партизанском отряде вплоть до освобождения Белоруссии Красной Армией. После войны и окончания Гродненского пединститута начал преподавать английский в Ульяновске. Затем перебрался с семьей в Воронеж. Здесь начал собирать свои уникальные архивы, которыми заинтересовался даже Спилберг – живые свидетельства о войне, об оккупации, о концлагерях. А со временем, уже заведуя кафедрой, создал музей нынешнего Воронежского педуниверситета.

– Свою дальнейшую жизнь после партизанских лесов я посвятил борьбе с фашизмом. Человек с моей биографией не имеет права заниматься только английской лингвистикой, – рассказывает Сергей Беркнер. – А идея создания музея в педуниверситете началась именно с сестер Лепинь. Они латышки, оказались в Воронеже сразу после революции. Думаю, это было как-то связано с переводом в Воронеж Тартусского университета. По сути, я взял кафедру в пединституте, где раньше работала Ольга Ивановна Лепинь, и начал разыскивать по стране любые материалы о ее судьбе, а затем и о всех ветеранах института. Одной из последних свидетельниц мужества сестер Лепинь стало воспоминание жительницы украинского села Звонковое Анастасии Зарицкой.

«В камере ко мне подползла Ольга Лепинь. Ее лицо было черным от побоев, руки окровавлены, опухли. Ей Дмитренко (полицай)… закладывал руки в дверь. Я хочу передать ее предсмертные слова: “Нас расстреляют. Это ясно. А тебе, может, посчастливится. Передай нашим, что мы держались, как подобает. До оккупации мы жили в Воронеже. Я работала преподавателем английского языка. Сестра преподавала русский и литературу…”. По свидетельствам комбата партизанского соединения Мукоева, “воронежские учительницы оказывали помощь партизанам продовольствием, сообщали о продвижении немецких войск… распространяли листовки, которые печатали в лесу на пишущей машинке”».

Приговор замедленного действия

– Сергей Самуилович, расскажите, как вы сами оказались в партизанском отряде. Ведь нацистское гетто – это смертный приговор замедленного действия.

– Меня переправил в лес подпольный комитет гетто, и огромную роль в этом сыграл мой отец. В гетто он был видным подпольщиком. Но происходило все это тайком от мамы, потому что свою обреченность понимали еще далеко не все узники. Многие считали, что как-нибудь переживут гетто и что немцы отправляют людей отсюда не в печи, а «на работы». Но отец уже видел, чем все скоро закончится. Сам он погиб в концлагере, куда вывезли с товарной станции Белостока всех жителей гетто – детей, стариков, женщин. Но сначала отец и другие подпольщики подняли в гетто восстание. Это был акт достойной смерти. Между прочим, подпольщикам тайно помогал кое-кто из немцев. У нас был друг, немецкий социал-демократ и антифашист Артур Вилле Шаде. В Белостоке он официально руководил текстильным комбинатом. Перед выходом из гетто в партизаны я встречался с Шаде. Он подарил мне бельгийский карабин. Уже будучи в партизанах, я оценил подарок – оружие у нас было на вес золота.

– Вилле Шаде, Оскар Шиндлер – это, на ваш взгляд, исключение или целое явление среди немцев Третьего Рейха?

– Я могу сказать, что среди немцев было много тайных сторонников социал-демократов и даже коммунистов. Меня, 20-летнего парня, охранники отправляли из гетто на электромонтерские работы в один из лагерей передислокации войсковых немецких частей. Нашими работами там руководил Пауль. Он знал, что меня сюда привозят из гетто. И перед работой всегда приглашал сначала к себе в финский домик. Сажал за стол, и мы вместе завтракали. Я был сильно голоден. Он много расспрашивал про мою семью, рассказывал о себе. Когда на фронте Пауль отказался расстреливать советских военнопленных, то сразу попал под трибунал. Его спас случайно оказавшийся рядом генерал Вермахта, хорошо знавший его еще по мирным временам. И как-то это дело сразу замяли. Генерал помог освободить Пауля и переправил на работу в тыл. Теперь я понимаю, что Пауль был антифашистом.

– Вы говорите, что все время были голодным. Чем вообще питались узники гетто?

– Пропитанием занимался юден-рат – такой совет, который руководил всей жизнью гетто. Распределял хлебные карточки – по 150-200 грамм на человека в день. В гетто работали две пекарни, одной из них, кстати, руководил мой отец-подпольщик. Были также юденратские огороды, где мы выращивали репу, брюкву. Само гетто – это отгороженная часть Белостока. На арийской стороне улицы в квартире могло жить три человека, а в квартирах на нашей стороне – по 23. Ну, это все мне надо вам месяц рассказывать…

«Переправив в партизаны, отец подарил мне судьбу»

– Чем вы занимались уже в партизанском отряде?

– Наш отряд состоял из ста человек в разное время. Ведь до соединения с Красной Армией больше половины погибло. Жили в землянках или прямо на земле в лесах. Продовольствие себе добывали в деревнях или брали немецкий обоз. В основном занимались диверсией в немецком тылу и помогали советским военнопленным. Неподалеку от нашей дислокации находился небольшой лагерь для советских военнопленных. Мы перебили немецкую охрану и 50 человек освободили. Ровно половина из них перешла к нам в партизаны, и мы поделились оружием. А другие 25 решили примкнуть к деревенским вдовам под Белостоком. Сам я со своей будущей женой Галиной познакомился здесь же – в партизанском отряде. Она оказалась в лесах немногим раньше меня – тоже подпольщица, пережившая три гетто. Так что, переправив меня в партизаны, мой отец не только заново подарил мне жизнь – он подарил мне судьбу. После войны не один десяток лет моя жена проработала в научной библиотеке ВГУ. Мы были неразлучны до самого ее последнего дня.

– Общение с вами - захватывающее. Поделитесь секретом молодости в 91 год.

– На протяжении всей жизни человек должен нагружать голову. Сорок лет я читал лекции на английском языке. Интеллектуальная деятельность сохраняет крепкое и ясное мышление на всю жизнь. Я никогда не курил. Каждый день, вплоть до самого преклонного возраста, в любую погоду вставал в половине пятого утра и выбегал на дворовый стадион. Однажды в 47 лет добежал без перерыва от своего дома до Дона – это больше восьми километров. Искупался и стал торопиться на кафедру. А ведь в раннем детстве у меня прослушивались шумы в сердце, потом здоровье было сильно подорвано в гетто и в лесах. А еще в Ульяновске мы близко дружили семьями с выдающимся ученым-биологом Александром Любищевым. Даниил Гранин потом написал о нем роман «Эта странная жизнь». У Любищева были свои особые взаимоотношения… со временем. Он хронометрировал все! Каждая минута в течение дня была на счету. Владел четырьмя иностранными языками, два из них выучил в общественном транспорте. На мой взгляд, такое скрупулезное отношение к подаренному тебе времени тоже продлевает жизнь.