Режиссер Римас Туминас в Воронеже: «Актер – корова, которая должна дать молоко»

Художественный руководитель театра имени Вахтангова Римас Туминас встретился с воронежскими зрителями в субботу, 3 июня. Известный режиссер пообщался с публикой перед показом постановки «Царь Эдип» в рамках седьмого Платоновского фестиваля искусств. Корреспондент РИА «Воронеж» записал самые яркие высказывания художника.

Об общении со зрителями

Я режиссер, практик. А к подобным встречам тяжело приспособиться. Беседы, воркшопы – я этого не умею. Сегодня беда еще и в том, что все, что ты скажешь, сразу становится доступным для всех. Помню первые гастроли за границей. Рассказываешь, показываешь, что-то добавляешь, немножко врешь, фантазируешь – а кто проверит? Воображение работало. А сегодня оглянуться не успеешь, как все знают, как тебя приняли, о чем говорили. 

Во всяком режиссере живет актер. И можно сказать, что у нас, актеров, отобрали возможность лицемерить. Из-за этого артисты закрываются и молчат. Они хотят вырваться из этого информационного поля.

Об эпизоде, повлиявшем на творческий метод

Раньше все испытывали страшные мучения от походов к стоматологу. Были такие кресла специальные, можно было вцепиться руками, упереться ногами и терпеть боль. Помню, как я однажды сидел в этом кресле и жалел себя. Весь мир обозлился на меня! Передо мной было овальное окно, и я увидел в нем пожилую женщину в плаще. Моросило. И вот у нее палочка, сетка в руке. И сетка явно перевешивала. Эта бабушка поднималась по улице, потом останавливалась, отдыхала и продолжала идти. Я смотрел на нее только ради того, чтобы отвлечься. А потом сосредоточился, и эта женщина своими движениями словно рассказала мне свою жизнь. 

Я подумал: «Кому сейчас больнее и тяжелее: мне или ей?» И боль ушла. Я не чувствовал, как меня сверлили. Эта нервная точка слово переместилась в нее. Тот эпизод сильно на меня подействовал психологически. Я стал искать боль не в себе, а в других. Через другого можно познать себя.

О главном в театре

Я довольно академический режиссер. В искусстве есть система. Ты можешь нарушать, искать, но все равно возвращаешься к ней, каким бы большим, знаменитым и модным ты ни был. Я два года провел у Эфроса, мы стали довольно близкими знакомыми. Он репетировал с труппой «Месяц в деревне» Тургенева. Знал весь текст уже наизусть, но все равно открывал книгу и читал, читал. А когда до премьеры оставался день, он отложил книжку и благодарно положил на нее ладонь. Словно сказал ей «спасибо». 

А сегодня режиссер разок прочитает пьесу, кладет ее в сторону и начинает думать: «Ну и где тут я?» И вот это «я» мне чуждо. Антон Павлович Чехов прочел рассказ брата Александра и написал ему в письме: «Хороший рассказ, интересный. Но истина дороже наших отношений – в нем слишком много тебя. Гони себя оттуда, чтоб духу твоего в нем не было! Пиши о других». Для меня это главное – ищи другого, выгоняй себя.

О конфликте в драматургии

Все знают, что конфликт – основа драматургии. Мы ищем его природу и так радуемся, когда находим, как будто открыли что-то новое в театре. А конфликтов-то всего 26, они все давно известны. Кто придумает еще один – сразу Нобелевскую премию получит. И поэтому я конфликтов не ищу и другим не советую. 

Вот мы репетируем, а конфликт я не пускаю, держу за дверью. Возникают характеры, а я и им дороги не даю. Вы скажете: «Как это? А с чего тогда начинать?» И будете отчасти правы. Но когда актер спрашивает, в чем конфликт, потом узнает и успокаивается – так жить скучно. Человека надо искать! И трактовать его самого без всяких конфликтов. Именно так нужно раскрывать саму жизнь. Без конфликта жить интереснее. Откажитесь от борьбы. Я перестал бороться и сразу заметил, что люди стали добрее.

О театральных вузах

Театральные вузы совершают настоящее преступление. Я часто об этом высказываюсь. Набирают курс за курсом, на каждом – по 30 человек. Уже 20 тыс. безработных актеров! Вузы плодят безработицу! И никакой ответственности не несут. И продолжают набирать студентов, расширяются, выбивают финансирование. А об этих молодых людях никто не думает. Они рвутся, мечтают. 

Да, талантливых действительно много. Но как-то все это надо ограничить. Нужно проводить более строгий отбор. Не так, чтобы набрать курс, а потом смотреть, кто останется. Нужно взять семь-девять человек, закрыть двери и работать с ними день и ночь. Вот тогда будет смысл. А сейчас каждый хочет открыть театр или студию, чтоб потом кто-нибудь в телевизоре назвал его своим учителем. Вот что с людьми эгоизм делает – это страшно.

Фото – vakhtangov.ru

О молодых артистах

Хор греков в «Царе Эдипе» – это не прихоть. Вы увидите, каковы они на сцене. Поэтому я спорю с дирекцией, заставляю их находить финансирование для прилета и выступления греческих артистов. У них ведь нет понятия «массовка». Как бы я ни уговаривал актеров, как бы я ни убеждал их, что они нужны и важны – толку нет. Они постоят в этой «массовке», а потом подходят и говорят, что найдут на эту роль подружку вместо себя. Потому что приглашают в театр знакомых, а те потом в кафе спрашивают: «Это ты был третьим слева в массовке?» 

Молодые сейчас отказываются от ролей. Следят за Сергеем Маковецким – как он воспринимает роли, как он их выбирает. Но Маковецкий-то еще на что-то имеет право. Подчеркну – на что-то. Забавно: как-то подходит ко мне, говорит: «Римас, я что, с дядей Ваней и умру?» Я отвечаю: «Помилуй, “Евгений Онегин” вышел». А Маковецкий: «Ну какая это роль? Я всего 25 минут на сцене!» Как в кино уже минуты считает. 

Для молодых это заразительно. Актер – это корова, которая должна дать молоко. Вот приходит молодой артист, говорит: «Я буду по десять литров утром и вечером давать, на все согласен!» Проходит год-два, и он дает только литр. Потом вообще ничего не дает. А на третий год вырастают рога, и он становится оленем, украшением природы. 

Можно вспомнить Галину Коновалову, которая стала знаменита в 95 лет. Лежа в больнице, обложила себя рецензиями и таким образом выздоравливала. Никак не могла умереть! Как-то сказала: «Ох уж эти молодые. В 30 начинают пить, говорят, что карьера не сложилась, жизнь впустую прошла». Как Коновалова работала, с каким преодолением! Соглашалась на любые эпизоды, зная, что способна на большее. Она именно служила в театре.

О разочаровании от театра

Я чувствую разочарование в театре. Это пришло с возрастом. Не хочу умереть в Москве – на Новодевичьем кладбище уже мест нет. Уходить надо, пока цветешь. Цветок же срезают не тогда, когда он вянет. Я уже не удерживаю артистов, которые не согласны на массовку. Не рассказываю им о дисциплине, о долге перед публикой, об ответственности. Говорю: «Конечно, зачем вам терпеть, вы же талантливый человек! Идите и ждите большую роль, пусть пять-семь лет, но ждите!» 

Еще сегодня так много безвкусицы, отсутствия стиля. Это страшно – мы ведь так на это поддаемся. Хамство, невежество и грубость предлагают нам свои услуги. И мы их принимаем.