Прощание с СССР. Как воронежцы пережили Павловскую денежную реформу 91-го года

«Конец эпохи» – так называется новый проект РИА «Воронеж», в котором мы вспоминаем о развале СССР и событиях, которые ему предшествовали. Попробуем понять, почему многие наши земляки даже тридцать лет спустя считают эти годы самым трудным временем своей жизни.

Сегодня мы рассказываем о денежной реформе 1991 года. Разобраться в причинах и последствиях реформы корреспондентам РИА «Воронеж» помогли воронежские ученые-экономисты Дмитрий Ломсадзе и Юрий Трещевский.

Кризис системы

Зачем провели реформу и можно ли было обойтись без нее?

В экономике Советского Союза к середине 80-х годов назрели кризисные явления, обусловленные как внешними факторами (холодная война, гонка вооружений, падение цен на нефть), так и внутренними – содержание огромной армии и военно-промышленного комплекса, постоянная экономическая помощь странам социалистического содружества, выпуск товаров, не востребованных в народном хозяйстве.

Дмитрий Ломсадзе, директор центра межрегиональных исследований ВГУ

- Но было бы заблуждением считать, что все проблемы советской экономики заключались в том, что она была плановой, нерыночной и вследствие этого неконкурентоспособной. Экономика Советского Союза была второй в мире по объему валового продукта, в единую экономическую систему входили все социалистические страны. Национальная валюта – рубль – не подвергалась шокам и рискам изменения валютных курсов. При этом нельзя сказать, что страна сидела на нефтяной игле – доля нефтегазовых доходов в бюджете Советского Союза составляла менее 20%

Однако денежная масса в этой системе никак не соотносилась с реальными экономическими благами. Повсеместно существовал дефицит товаров первой необходимости: одежды, обуви, продуктов, бытовой техники. Зато был переизбыток продукции тяжелой промышленности, машиностроения, станкостроения, металлургии. Как следствие – структурные перекосы в экономике.

Юрий Трещевский, завкафедрой экономики и управления организациями экономического факультета ВГУ

- К концу 80-х упали цены на нефть, и к тому же в стране велась неграмотная политика сбора налогов: в результате антиалкогольной кампании резко уменьшились продажи спиртных напитков и, соответственно, поступления в бюджет. Многие предметы первой необходимости дотировались государством: хлеб, молоко, мясо. Но, потеряв поступления от продажи нефтепродуктов и акцизы от алкоголя, государство больше не смогло их дотировать. Оставшись без господдержки, производитель не мог реализовать продукцию, не только наращивать, но даже сохранять производство. В результате полки в магазинах быстро опустели.

Дмитрий Ломсадзе обратил внимание, что в Советском Союзе были разные наличные деньги. Купюры от 1 рубля до 5 назывались казначейскими билетами, а от 10 до 100 – банковскими билетами Государственного банка СССР. Главное отличие их заключалось в том, что эмиссию казначейских билетов контролировало министерство финансов СССР, а эмиссию банковских билетов – Госбанк СССР.  Крупные банковские билеты, в отличие от казначейских, были обеспечены золотом, драгметаллами и прочими валютными активами, обеспечивая устойчивость валютного курса советского рубля, который составлял в те времена 60–70 коп. за доллар и учитывался по данному курсу исключительно при внешнеэкономических операциях.

Купюры от 1 рубля до 5 с 1985 года активно начали печатать для покрытия дефицита бюджета, ими в основном давали зарплату, что и привело к возникновению избыточной массы необеспеченных наличных денег. При этом необходимая товарная масса для их покрытия отсутствовала, процветал черный рынок, когда из-под прилавка у спекулянтов люди покупали товары по двойной-тройной цене.

Юрий Трещевский, завкафедрой экономики и управления организациями экономического факультета ВГУ

– Деньги печатали, они копились, и становилось ясно, что люди выбросят на рынок эти деньги и начнется инфляция. Поэтому деньги у населения начали изымать – боялись всплеска инфляции.

«В магазинах карамельки не найдешь»

В начале 90-х дефицит достиг крайней степени.

Вот какие письма писали в «Воронежский курьер» читатели в начале 1991 года:

«Я пенсионер и жена моя пенсионерка, инвалид II группы. Вот уже второй год мы не можем купить себе самого необходимого: носков, чулок, трусов, не говоря уже о постельном белье… Обувь изнашивается, а новой нет. Я курящий, а курить нечего. Не могу я на свою пенсию покупать «Астру» у спекулянтов.
И вот в этой связи у меня вопросы к горсовету. Почему в нашем обществе на произвол судьбы брошены пенсионеры, инвалиды, ветераны труда? Если инвалиды и участники Великой Отечественной войны хоть что-то получают из промтоваров, то для нас нет ничего. Почему же не организовать через собес талоны на жизненно необходимые товары, которые даже в лагерях ГУЛАГа выдавались заключенным? Разве мы, пенсионеры, виноваты, что за 73 года общество довели до средневекового состояния?»

«Я живу недалеко от Воронежской кондитерской фабрики и не могу не заметить, что работает она в полную мощь с утра до ночи. И запах на улице – голова кружится. Где же все то, что производит фабрика? Ведь в магазинах карамельки не найдешь, печенье обычное – это дефицит. Я думала об этом, шагая на работу и вдыхая карамельно-шоколадный аромат. И вот вышла на пенсию, но так и не нашла ответа на вопрос: куда же девается продукция нашей славной кондитерской фабрики?»

«Хочу рассказать, как проходит распродажа женских пальто в универмаге «Россия». Еще перед открытием собирается огромная толпа, ровно в 9:00 она устремляется на третий этаж. Здесь милиция, пропустив в отдел 10–15 человек, останавливает остальных… Далее некоторые покупатели набирают по два-три пальто, наиболее приличных, дефицитных, и, прижав их к груди, чего-то ждут и в кассу не торопятся. Понятное дело, из отдела с тремя пальто их никто не выпустит. А ждут они другую партию покупателей, которая является уже к шапочному разбору. Размеры и цвета остались «не те», нет уже ни норки, ни песца. И вот тут-то самые предприимчивые из первой группы покупателей начинают за определенную сумму «сдавать» захваченные «излишки»: 50 рублей – и пальто твое, иди к кассе и оплачивай».

Рынок для плановой экономики

Дмитрий Ломсадзе, директор центра межрегиональных исследований ВГУ

– У нового политического руководства СССР – команды Горбачева – не было четкого плана модернизации экономики. В итоге в перестроечные 80-е годы правительство СССР пошло по пути рыночного популизма и решило «ускорить» развитие экономики за счет введения полумер – псевдорыночных реформ.

Так, например, эксперимент с хозрасчетом заключался в том, что предприятиям снижали объем государственного заказа и, соответственно, государственного снабжения и финансирования. Теперь государственные предприятия самостоятельно должны были расширять номенклатуру выпускаемой продукции, сами обеспечивать и снабжение сырьем, и сбыт. В итоге оборонные заводы переходили на выпуск ширпотреба – кастрюль и миксеров, при том что по-прежнему необходимо было выпускать и основную высокотехнологичную продукцию.

Дмитрий Ломсадзе, директор центра межрегиональных исследований ВГУ

– Подобные эксперименты привели к росту дефицита государственного бюджета, начиная с 1985 года. Предприятия в условиях снижения госзаказов производили никому не нужную продукцию, которая шла на склад и не находила сбыта

Пошла цепная реакция: деньги у населения есть, а воспользоваться ими нельзя, так как нет товаров.

Юрий Трещевский, завкафедрой экономики и управления организациями экономического факультета ВГУ

- Возникла опасность всплеска цен в десятки раз. Зная, в каких купюрах люди хранят деньги, придумали трюк с обменом: неприлично же просто отбирать. Но следует отметить, что деньги у населения пропали бы в любом случае, вылились бы на рынок и погибли в инфляции, которая все равно вскоре началась, реформа лишь ненадолго ее задержала.

Жест отчаяния

Штамп сберкассы в паспорте

Реформу, заключавшуюся в изъятии «лишней» денежной массы у населения, называли Павловской – по имени премьер-министра Валентина Павлова, который ее проводил. Карикатуры на Павлова появились в газетах, в том числе и в «Воронежском курьере», сразу после объявления о реформе, но провести ее это не помешало.

С 23 по 25 января 1991 года населению предлагалось обменять самые крупные – 50 и 100-рублевые банкноты на купюры нового образца.  При этом свободно обменять деньги можно было лишь в пределах среднемесячного заработка, а это всего 150–300 рублей. Пенсионерам, например, разрешалось обменять только 200 рублей. Для обмена накоплений сверх этой суммы требовалось обосновать, что это «трудовые доходы». Решение принимали комиссии на предприятиях (на сумму до тысячи рублей) и при райисполкомах.

Судя по публикации «Индульгенции – безгрешным?» за январь 1991 года в «Воронежском курьере», комиссия по обмену купюр Коминтерновского райисполкома была весьма представительной. В нее входили не только работники райисполкома, но и помощник прокурора, сотрудник ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности), замначальника МВД, бухгалтер, сотрудник налоговой инспекции, народный депутат и другие официальные лица. Комиссия рассмотрела 357 заявлений и дала добро на обмен почти 470 тысяч рублей. К инвалидам и пенсионерам, ограниченным в передвижении, комиссия являлась прямо на дом.

Отказ в обмене получили семь граждан, и принадлежавшие им 15 тысяч 750 рублей просто пропали. Например, у жены начальника отдела сбыта предприятия «сгорели» 10 тысяч – обменять ей разрешили только 2,5 тысячи. Члены комиссии жаловались, что некоторые бабушки начали обменивать деньги по второму разу – «видимо, кто-то их подкупил», и обещали разобраться с нарушительницами.

Пытаясь спасти свои сбережения, люди покупали дорогие билеты на самолет до Владивостока, а потом сдавали их в кассу и получали возврат уже новыми деньгами. Также посылали самим себе до востребования или родственникам денежные переводы, меняли крупные купюры у таксистов или по знакомству в магазинах. Но это были точечные попытки.

Второй частью «реформы» стала заморозка вкладов в сберкассах. Деньги, находящиеся на счетах, выдавались в небольшом объеме. Уже после 25 января нельзя было снять со счета больше 500 рублей в течение месяца. А что такое 500 рублей? Это цветной телевизор, например воронежский «Рекорд», а вот московский «Рубин» уже стоил 700 рублей. Воронежский видеомагнитофон ВМ-12 стоил 1,1 тыс. рублей, стенка «Ивница» - тоже больше тысячи. А ведь многие копили на машины, кооперативные квартиры, и эти люди потеряли больше всего. Толпы стояли у сберегательных касс.

При этом работники сберкассы ставили штамп в паспорте о том, что гражданин снял со счета тогда-то такую-то сумму. Фактически документ после этого был испорчен, как будто это было предзнаменованием того, что паспорта СССР скоро все равно будут недействительны.

Юрий Трещевский, завкафедрой экономики и управления организациями экономического факультета ВГУ

– У меня в паспорте была такая отметка. Говорили, что вклады заморозили на время, но никто не обещал, что их будут индексировать в соответствии с инфляцией. Через несколько лет деньги со счетов выдали, но можно ли сравнить постперестроечные 10 тысяч с советскими 10 тысячами, за которые можно было купить квартиру и машину.

«Зарплату платили бартером»

Однако пострадали от денежной реформы не все. Например, многодетные семьи тогда думали не о том, как спасти сбережения, которых у них не было, а о том, как хотя бы просто накормить детей.

– В 1989 году у меня было пятеро детей. В то время многодетной считалась семья с пятью и более детьми. Такие семьи прикрепляли к магазинам, где можно было отоварить продуктовые талоны на каждого ребенка. По талонам раз в две недели выдавали мясо, масло, сахар, крупы, макароны. А за молоком, например, приходилось вставать в очередь в пять утра, иначе не достанется. Брали разливное – две-три банки, чтобы хватило на несколько дней, – вспоминает председатель Воронежской областной благотворительной организации «Многодетная семья» Валентина Атанова. – Но специальная талонная система для многодетных существовала всего около года. Когда все рухнуло, мы поняли, что нужно как-то выживать. Многодетные семьи объединились и создали в 1991 году общественную организацию, обращались за помощью к областным и городским властям. Мы попросили выделить нам земельные участки и получили на все многодетные семьи Воронежа 150 участков за городом, каждый по 15 соток. Сажали там овощи, делали заготовки. Но так как все жили в городских квартирах, собранный урожай нам негде было хранить. Поэтому для многодетных семей Коминтерновского района выделили землю под кооператив, и мы построили 170 подвалов-овощехранилищ.

Зарабатывали как могли: заключали договора с колхозами и целыми семьями выезжали на прополку, на сбор ягод, овощей и фруктов. Плату получали в основном натуральными продуктами до середины 90-х.  

Руководитель областного «Объединения предпринимателей» Татьяна Гончарова вспоминает, как реформы 90-х буквально выталкивали людей в бизнес:

– В 1991 году я еще работала на заводе. Мы жили как все: ездили отдыхать, что-то покупали, но особо крупных накоплений у нас не было. Когда начался обмен денег, люди выручали друг друга. Ведь был определенный лимит, и тот, у кого были деньги сверх лимита, обращался к тем, у кого их было меньше, чтобы помогли обменять. Для меня 1991 год был очень тяжелым. К тому времени заводы ушли в кризис, их продукция была никому не нужна, даже военно-промышленному комплексу заказчики месяцами не перечисляли деньги. Соответственно, и зарплату не платили кому по три месяца, а кому и по полгода. Расплачивались бартером – мне, например, инженеру-технологу на радиозаводе, дали зарплату тюком сатина. А потом я вообще попала под сокращение.

Проект закрыт

Павловская денежная реформа 1991 года стала последней, но крайне неудачной попыткой спасти разрушающуюся экономику СССР.

Дмитрий Ломсадзе, директор центра межрегиональных исследований ВГУ

– Советскому руководству казалось, что проблему можно решить чисто монетарными финансовыми средствами. Считалось, что очень много денег в обороте у теневиков-цеховиков и спекулянтов, что много банкнот крупного номинала вывозится за границу фарцовщиками. У премьер-министра СССР Валентина Павлова была задача изъять из обращения около 83 миллиардов рублей. По итогу же в 1991 году смогли вывести из оборота всего 14 млрд рублей – реформаторы явно переоценили свои технические возможности. Хотя накануне реформы во многих учреждениях и на предприятиях даже заработную плату начали выдавать крупными банкнотами 50 и 100 рублей, намереваясь тут же изъять у населения эти деньги.

В результате этой реформы доверие к Михаилу Горбачеву и его соратникам-реформаторам было подорвано, это был окончательный приговор Советскому Союзу. В результате провала Павловской реформы уже в апреле 1991 года государство подняло цены на товары первой необходимости в 3–7 раз. Это был еще один шок для населения.   

Для союзных республик это тоже был последний сигнал, что проект «Советский Союз» закрыт, и им придется теперь не только юридически декларировать свою независимость, но и переходить от советского рубля к своим суверенным денежным единицам.