Вокруг профессии судебно-медицинских экспертов существует немало мифов и заблуждений. Одним она кажется романтичной, другим – наоборот, слишком мрачной. Корреспонденты РИА «Воронеж» побывали в Воронежском областном бюро судебно-медицинской экспертизы и выяснили, что можно узнать по тканям человека, почему диагнозы судмедэксперта и лечащего врача иногда не совпадают и бывают ли «идеальные» преступления. 

Морг

Танатологи и патологоанатомы

Судебных медиков, исследующих трупы, называют танатологами. Они работают с телами тех, кто скончался после какого-либо внешнего воздействия: переохлаждения, пожара, избиения, дорожно-транспортного происшествия, в результате убийства или самоубийства. К судмедэкспертам поступают и неопознанные, скелетированные и расчлененные останки. 

Даже если человек после травмы попал в больницу и долго там лечился, а потом умер, исследовать его труп будет танатолог. И если задача патологоанатома – определить причину смерти человека, то танатолог, помимо этого, отвечает на множество вопросов, которые ставит перед ним следствие: какие повреждения и когда были причинены, когда наступила смерть, мог ли человек выжить с этими травмами и так далее. От полученных выводов во многом зависит, предъявят ли подозреваемому обвинение или нет.

Сергей Зверев, врач-судмедэксперт:

– Самое сложное с морально-этической точки зрения – исследовать трупы детей. Привыкнуть к этому невозможно. В таких случаях стараешься воспринимать тело как объект для исследования, сосредоточиться на сборе материала, но все равно это тяжело.

Рядом со столом танатолога стоит компьютер и лежит фотоаппарат. Во время вскрытия специалист диктует ассистенту всю информацию и делает снимки.

– Раньше протокол вскрытия состоял из одного листа, и родственники умершего ни о чем не спрашивали, доверяли и следствию, и экспертам. Теперь отчет может быть и на 15, и на 60 страницах. Эксперты готовы подтвердить свои выводы документально. Люди находят в интернете информацию, часто вырванную из контекста, пытаются применить к своим обстоятельствам, задают много вопросов. Мы разъясняем, как обстоит дело именно в их конкретном случае.

Алексей Борисов

заместитель начальника областного бюро судмедэкспертизы

Взять от смерти все

Воронежские танатологи исследуют два-три трупа в день, в редких случаях – до девяти, а иногда – ни одного. Специалист во время вскрытия должен предвидеть, что позже, через несколько месяцев или даже лет, у следствия могут возникнуть дополнительные вопросы и потребуются новые исследования. Поэтому нужно взять те образцы тканей, которые могут пригодиться в будущем. Но решение приходится принимать быстро, ведь у порога ждут родственники, которым пора отдавать тело. Если эксперт не возьмет нужный материал, тело придется эксгумировать. В практике Воронежского бюро судмедэкспертизы такого не случалось уже несколько лет, а вот на кладбище однажды пришлось догонять похоронную процессию и убеждать родственников, что нужно взять еще образцы тканей.

– Люди хотят получить тело в достойном виде, чтобы с ним попрощаться. Но на открытых его частях могут быть повреждения, позволяющие изобличить преступника. Поэтому приходится брать лоскуты кожи с лица, шеи, иногда даже голову целиком. Это травмирует близких покойного, но иначе убийство не будет раскрыто, – объяснил Алексей Борисов.

В Воронежском бюро судмедэкспертизы работают 139 человек, включая сотрудников десяти районных отделов. Специалисты проводят около 40 тысяч исследований в год.

После всех экспертиз части тела обеззараживают и хоронят на кладбище в специальных могилах. Образцы тканей могут храниться в бюро до трех лет.

Тело как свидетель

Обвиняемый рассказывает, как было дело, а судмедэксперт составляет свою картину случившегося. Вот молодая женщина попадает в морг, предположительно, после суицида. Но эксперт определил по характеру повреждений, что на самом деле ее сначала убили, а потом инсценировали самоубийство.

Скоропостижная смерть часто выглядит естественной и не вызывает вопросов даже у родственников. Иногда человек умирает через несколько дней после травмы от ее последствий. Например, мужчина был избит дважды – два и три дня назад, а умер во время купания в реке. Эксперт определяет, что он не утонул, а скончался в результате внутреннего кровотечения, и выясняет, какое избиение стало для него смертельным. Задача же следствия – найти тех, с кем погибший контактировал в это время.

Или наоборот – все очевидно: произошла драка, после удара человек падает, его везут в больницу, по пути он умирает. Свидетели уверены, что от удара, но экспертиза выявляет смерть от имевшегося заболевания сосудов. Сосуд мог разорваться в любую минуту: этому могла способствовать не только драка, но и алкогольное опьянение, физическая нагрузка. В данном случае обвиняемый хотя и понесет наказание, но менее строгое. Однако для родственников решение в пользу ударившего – настоящий шок.

Профессиональные риски

Танатолог контактирует с умершими в разной степени разложения. Человек при жизни мог болеть ВИЧ, гепатитом, туберкулезом, но эксперт этого не знает. И хотя есть меры защиты: перчатки, маски, вентиляция, обеззараживание воздуха, вероятность заражения все равно повышенная. Поэтому рабочий день у танатолога сокращенный – до 30 часов в неделю.

Существует стереотип, что судмедэксперты много пьют – мол, только так и можно снять стресс при их работе. Алексей Борисов уверяет, что это миф.

– Нельзя сказать, что эксперты – бесчувственные сухари. Как и все, они испытывают стресс при виде погибших людей. Но специалист настраивается на работу: если он сделает ее плохо, невнимательно, то только усилит горе. При каждом вскрытии судмедэксперт должен установить наличие алкогольного опьянения. Нелепые массовые смерти в тех же автокатастрофах обычно происходят по вине нетрезвых участников. И когда видишь, что опьянение кого-то толкает на убийство, кто-то утонул, отравился угарным газом, замерз, разбился, – это не способствует тяге к алкоголю.

Алексей Борисов

заместитель начальника областного бюро судмедэкспертизы

В отделе судебно-медицинской экспертизы трупов Воронежского бюро работают три женщины, мужчин – в два раза больше.

Наталья Ермакова, врач-судмедэксперт:

– Я работаю по специальности 12 лет и не считаю свою работу тяжелой. То, что другим кажется шокирующим, наверное, вошло в привычку. Тот, кто падает в обморок при виде мертвого тела, не будет работать в морге – это выясняется еще в студенчестве. 

Лаборатории

О чем расскажет ткань

Рабочий инструмент гистологов – микроскоп. Одни сотрудники судебно-гистологического отделения занимаются изготовлением препаратов, то есть тончайших срезов тканей в стеклах и парафиновых блоках, а другие их изучают и готовят экспертное заключение. На одном стекле может быть весь портрет органов человека: ткань головного мозга, почек, печени, легких, поджелудочной железы. Если случай сложный, с криминальной подоплекой, то стекол может быть и 10, и 25.

Фото – Галина Саубанова

Гистологи могут по характеру повреждений на тканевом уровне определить, от какого именно удара человек умер: это важно, если били несколько обвиняемых. Тот, кто нанес смертельный удар, пойдет по более тяжкой статье. Если найдено тело младенца, гистологи могут сказать, живым он родился или мертвым. Если ребенок был мертворожденным, то мать, выбросившая тело, также несет ответственность, но уже не за убийство.

– По тканям внутренних органов определяют время наступления смерти, давность повреждений, прижизненные они или посмертные и многое другое. Например, человек умер от инфаркта через три часа после сердечного приступа. Под микроскопом можно определить точное время повреждения сердечной мышцы. А значит, доказать, что, когда приезжала скорая, патологического процесса еще не было, поэтому человека не забрали в больницу. Или, наоборот, инфаркт уже был выражен, и врач должен был госпитализировать больного, а он этого не сделал. Очень часто в такой ситуации эксперта обвиняют в предвзятости то врачи, то родственники пациента.

Марина Чернышова

заведующая судебно-гистологическим отделением

Этиловый яд

В судебно-химическом отделении определяют содержание в организме отравляющих веществ: алкоголя, наркотических веществ, лекарственных препаратов, технических жидкостей, угарного газа. Каждый новый наркотик, обнаруженный специалистами, исследуют и вносят в приборную базу – библиотеку наркотиков.

– Чаще всего «убийцей» становится алкоголь. Смерть наступает как непосредственно от отравления, то есть избыточного количества этилового спирта в организме, так и от осложнений: например, алкоголь увеличивает нагрузку на сердечную мышцу, и она не выдерживает, – объяснила заведующая отделением Елена Сула.

Значительно реже регистрируются отравления медикаментами. Некоторые вещества распадаются в считанные минуты, так что многое зависит от опыта эксперта.

Генетический портрет

Сегодня очень трудно совершить «идеальное» преступление, так как при любом мимолетном контакте остаются частицы биологического материала: кровь, слюна, сперма, волосы. В отделе вещественных доказательств ищут их присутствие на уликах и устанавливают, кому они принадлежат, изучая ДНК.

Ирина Кныш, заведующая отделом вещественных доказательств:

– Не оставить следов практически невозможно. Даже если вещи стирают, что-то все равно остается, а нам достаточно пяти-десяти клеток. Непосредственно из образца, минуя выделение ДНК, можно получить генетический профиль за четыре часа. Если ДНК мало, мы можем ее размножить методом цепной реакции в специальных приборах, это занимает больше времени. Так бывает, когда исследуют трупы с гнилостными изменениями или скелетированные останки.

Все неопознанные трупы подлежат генотипированию, их помещают в базу данных с 2008 года. В год обнаруживают около 60 таких останков на территории области. Родственники, заявляя об исчезновении человека, сдают генетический материал, и порой удается узнать хоть что-то о судьбе близкого человека даже через много лет.

– В прошлом году в одном из районов области выгорел камыш у пруда. Когда огонь погас, местные жители обнаружили на берегу костные останки. Они принадлежали ребенку лет восьми. Выяснилось, что в этой местности бесследно пропал мальчик в 1993 году. Хотя останки долго пролежали в воде, были опалены огнем, нам удалось выделить ДНК и сравнить его с генетическим материалом родителей того ребенка. Оказалось, что это действительно их сын, о судьбе которого они ничего не знали 24 года. К сожалению, причину смерти установить уже не удалось, – рассказала Ирина Кныш.

В базу вносят и биологический материал осужденных за половые преступления, находящихся в местах лишения свободы, а также неопознанных лиц на месте преступления. Таким образом раскрыли изнасилование, совершенное 15 лет назад: на месте преступления нашли окурок и образцы спермы. Подозреваемый много лет был в бегах, в федеральном розыске, но его задержали и отправили дело в суд.

Отцовство станет фактом

Генетики также занимаются установлением по ДНК спорного родства, в частности отцовства. В 2017 году было проведено 88 таких экспертиз. Чаще всего родство устанавливают, если кандидат в отцы отказывается платить алименты или он умер, не успев заявить отцовство и не оформив документы.

– Как сказал Оскар Уайльд, материнство – факт, отцовство – мнение. Чтобы отцовство стало фактом, мы и проводим экспертизу. Ее стоимость – 32,5 тысячи рублей, но со временем она становится дешевле и доступнее. Сейчас мы умеем определять родство по мужской линии – по ядру клетки. Но уже заказали реагенты, позволяющие извлекать ДНК из митохондрий. Это важно, если речь идет о плохо сохранившихся костных останках, ядер в них сохранилось мало, а митохондрий много, – рассказала Ирина Кныш.

Также криминалисты работают со следами крови и с орудиями преступления. По следам крови можно понять, как располагались и двигались преступники и их жертвы. Орудие преступления должно быть описано во всех подробностях: вид, форма, индивидуальные особенности, материал, из которого оно сделано.

– С 2014 года мы начали проводить спектральный анализ орудий преступления. Исследуем следы металла, которые привнесены в рану. Один из примеров: убийство совершено двумя топорами. Следствие ставило вопрос, каким из них были нанесены смертельные раны. Внешне топоры похожи, следы оставляют одинаковые, а вот состав металла разный. С помощью спектроскопа мы дали достоверный ответ на вопрос. Следователи были довольны, но еще больше довольны мы сами, потому что удалось установить истину, – рассказала заведующая медико-криминалистическим отделением Наталья Бучнева.

Криминалисты могут ответить на вопрос, утонул ли человек в той воде, где был найден, или его принесло течением из другого водоема, или вообще его предварительно утопили в ванне? Об этом расскажут створки диатомового планктона – эти микроорганизмы различаются в зависимости от состава воды в разных водоемах и в разное время года.

Обследование живых

Ни тени сомнения

В отделе судебно-медицинской экспертизы потерпевших, обвиняемых и других лиц устанавливают степень тяжести вреда, причиненного здоровью. Люди попадают туда после бытовых и производственных травм, ДТП, избиений, половых преступлений. Иногда возникает необходимость определить возраст человека без документов. По антропометрическим данным и рентгеновским снимкам сделать это удается с точностью до 3-5 лет.

– Описаниям рентгеновских снимков мы не доверяем, просим принести сами снимки, иногда делаем их повторно или даже предлагаем человеку пройти МРТ. Ведь если причинен тяжкий вред здоровью, обвиняемый получит срок в два раза больше – допустим, 10 лет, а не 5. На нас лежит большая ответственность, поэтому сомнений быть не должно, мы проводим исследования до тех пор, пока не получим однозначный ответ, – рассказала заведующая отделом Ирина Фазылова.

Врачи вспоминают, как на экспертизу привезли мальчика с ДЦП. Медсестра делала ему массаж, бабушка помогала, и нога мальчика, которую держала родственница, сломалась. У ребенка было заболевание костей, из-за которого они стали очень хрупкими. А потом из соседней области привезли снимки трехмесячной девочки: ее ножка тоже сломалась во время массажа, и медсестре, которая его делала, грозило серьезное обвинение. Но воронежские врачи доказали, что она не превысила допустимую силу воздействия, просто костная ткань была патологически изменена.

Конфликт презумпций

Когда человек попадает в больницу из-за побоев, ДТП, производственной травмы, следователь после выписки отправляет его на экспертизу. К этому моменту многие повреждения уже зажили, но они описаны в медицинской документации. Эксперт ее исследует и приходит к выводу, что… повреждений нет. У человека шок – он не может поверить, что травмы не было.

– Проблема в том, что в медицине и уголовном судопроизводстве разные принципы. В медицине – принцип презумпции патологии: если человек обратился в больницу, то все жалобы, симптомы толкуются в интересах больного. Врач обследует и лечит, перестраховываясь. Болит голова после травмы – ставят сотрясение мозга, а когда пациент прошел курс лечения и ему стало лучше, не так важно, было сотрясение на самом деле или это гипердиагностика. Такая позиция медицины правильная. Но судмедэксперт руководствуется принципом прямо противоположным – презумпцией невиновности. Все факты, имеющие неоднозначное толкование, трактуются в интересах обвиняемого. Если сотрясение головного мозга клинически доказано – это одно. Если лишь предполагается – другое. Нельзя человека обвинить на основе предположения. Может, и было сотрясение, но врач не отразил это в документах, недостаточно описал, а сейчас повреждения все зажили.

Алексей Борисов

заместитель начальника областного бюро судмедэкспертизы

Чтобы не попасть в такую ситуацию, сотрудники бюро рекомендуют попросить лечащего врача отразить в истории болезни все точно. Еще один вариант – параллельно пойти в судмедэкспертизу платно, но только тогда, когда состояние стабилизируется и срочная медицинская помощь будет уже не нужна.

По словам Алексея Борисова, на качество медицинской помощи воронежцы жалуются часто. По врачебным делам в бюро проводят множество судебно-медицинских экспертиз. Но есть еще и экспертиза качества медицинской помощи – ее проводят страховые медицинские организации. Их задача – выявление дефектов медпомощи, но они не оценивают их юридическое значение и влияние на исход лечения. А задача судмедэкспертизы – решить для следователя, есть ли уголовная составляющая в действиях врача.